Аггелом с зерцальною трубой —
в хоррор пыли? В сине-голубой
страх – птенцом, замерзшим на пару?
Нет, ни в то, ни в это не замру.
Буду инфракрасным дурачком
вздрагивать над суженным зрачком.
Буду в громкой раковине жечь
до дыханья стершуюся речь.
2012
Кто это, где это? В лунном сиянии
ездят на лодках, ходят пешком.
(Тучки небесные родом из Дании
сизым присыпаны порошком.)
Или скрипят по периметру скверика
восемь скамеек на ржавых цепях.
(Щелканье жестких лучей и истерика
ветра, который ничем не пропах).
Родом из Дании, родом из пения,
родом из Туле, из дали, со дна.
(В полночь заканчивается шипение
ветра – и схлопывается луна)
Но до утра выдыхают на столиках
блюдца, и звери волшебных кровей
Ходят на лодках, ездят на роликах
в люминисцентной пыли до бровей.
Фальшивых лучей о лучи залипание
и куст-птицеед из какого-то сна,
колючие земли (сплошная Испания!),
вертлявая дырка (луна не луна).
Бочар ввечеру у разобранной лошади
вчерашнюю воду поделит на две,
и вырастут травы в канаве у площади
и мелкие урки завоют в траве.
Кто на' воду воду поделит и не' воду,
останется точкой в парах наверху,
он будет командовать желтому неводу
ловить рыбоеду китов на уху.
И двинется безднами карла встревоженный
с холодным виском и белками как ртуть,
и луч воспаленный, а то отмороженный,
попавший в нору, озарит ему путь.
Когда же наверх по веревочной лестнице
топазы сменять на целебных червей
поднимется он – вдруг увидит, как бесится
луна не луна в полурамке своей.
Серых ветел оседающие талии.
Лес и ветер и так далее.
Постный ломоть новенькой луны.
К десяти тупеющее зрение.
Например, непонимание, презрение.
Цокот тишины.
С пустырей, еще пустеющих,
веет. Пожилые, те еще
цверги роются в траве.
Над махиной заржавелою,
над листвой зелено-белою
воет воздух, веет ве…
Веселы леса садовые,
то пивные, то медовые
там, за рвом.
Это птицы специальные
звуки издают спиральные
твердым ртом.
Прапорщики пузатые,
прапорщицы усатые,
дети их острозадые.
Эмбрионы эфирные,
тучи пепельно-жирные,
небеса волосатые.
Как-то воздух извивается,
словно где-нибудь взрывается
самолет.
А потом – удар, полученный
сквозь его излучины
в булькающий рот.
Магазин, стакан томатного,
матового, ароматного,
с солью или без.
Кровь простая, безуханная,
кровь без раны, кто-то с раною,
с болью или без.
С круглой Украйны, гулкой Kубани
С островорончатыми губами
Вестники сна.
Выблядки крона, черные краны,
Сплющенных крон болтливые раны,
Данники дня.
Осемьнадесять: ветвь оседлали,
Крикнули скрюченными телами
Все в унисон.
В синем под серым плавает стая.
Вестники сна – и весть их простая:
Это не сон.
Так – чтобы луч завился, играя,
В воздух забился волглый от грая
Винтиков дня,
Так – чтобы тучи выжать и выесть,
Но неотвесным ливнем не выпасть
К донникам дна.
В белом на белом, сером под синим
Хлещется стая: то керосином
Брызнет в канал,
То приостудит сполох горючий,
То, как моллюски, ляжет на тучи
Грязный коралл.
С крайних окраин, с дальнего тыла,
Где волколакам кровь их постыла,
Не солона —
Что же им? Богом свиться сторуким,
Или откроет звонкий свой люк им
Ненька-луна?
2012
Эта наша жизнь в тени большого сада,
С правой или с левой стороны пруда…
Что ей было надо? Мало было надо.
Что осталось? Полупамять, ерунда.
(Что останется от этих спор и споров?
Тень, скользящая по выгибу травы,
Блеск ночного пара, влажный у распоров,
Перебежка мыши сквозь дневные рвы.)
Только это? Да. И хорошо, что это.
Полузвук, вошедший в цокот городской.
Полусвет, что после выключенья света
Прогибается под чьей-нибудь рукой.
2012
Деревья эти больше не шумят
Ни здесь, ни там, во сне. Их и в раю не будет.
На плаце несколько сиреневых щенят
Сопят, и их никто не будит.
Машины томные плывут туда-сюда
По выгнутым хребтам ментов лежачих.
В бетонном кубе плещется вода —
В ней есть сирены, но не слышен плач их.
Болото умерло, осины не звенят,
Сухие соловьи умолкли —
И лес рассыпался. Распались на щенят
Его невидимые волки.
2012
Вот, остались считанные годы,
а потом – а что потом?
Там, на дальнем рубеже природы,
в свете потно-золотом
рыбья кожа и листва речная
будет, как и здесь, пышна,
маленькая музыка ночная
будет, как теперь, слышна.
Там у птиц невидимые уши
и звенящие хребты.
Только лес чуть реже и чуть суше,
сверху – больше пустоты.
2013
Снега точки, снега палочки
Топчут сгорбленные парочки,
И восходят в никуда
Хлопья пара ледовитого,
Сосланного без суда
Пара – пасынка Давидова.
Неба крестики и нолики
Греют желтые фонарики.
Им бы ветер разогреть —
В полутьме вертеться лень ему.
Подобреть ли, раздобреть
Ветру – выдоху оленьему?
Снега точки, снега палочки
Топчут сгорбленные парочки,
И восходят в никуда
Хлопья пара ледовитого,
Сосланного без суда
Пара – пасынка Давидова.
Неба крестики и нолики
Дразнят желтые фонарики.
Кто-то шмыгнул – кто? куда?
Вон, лови того, дави того!
Никого – журчит вода
Там, у стока ядовитого.
Снега точки, снега палочки
Топчут сгорбленные парочки,
И восходят в никуда
Хлопья пара ледовитого,
Сосланного без суда
Пара – пасынка давидова.
(К звездам? – Где его звезда?)
2012
Над слоями снега и песка —
Полуромб дворового леска.
Три снеговика стоят у края,
Натрое ночами умирая.
Воздух сед, и ледовит закат,
И мотора ядовит раскат:
Так буксуют длинные машины
Над слоями сна и красной глины.
Тихогром полночи, птичий бром.
Мы идем по ромбу вчетвером —
Спального двора сторожевые,
Все шарами, все как бы живые.
Твари из воздушного стекла,
Мы трещим, промерзнув догола,
Утром дети месят снег, как тесто,
Ставят голым головы на место.
Будет кому впитывать весной
Воздуха надмение и гной.
И, уже невидимые летом
Никому… (молчок, молчок об этом).
2012
Синий по центру, по краю сиреневый
Воздух без бесов и лес, где ни пса:
Все бы путем, кабы шкуркой шагреневой
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Рыбы и реки», автора Валерия Шубинского. Данная книга относится к жанрам: «Современная русская литература», «Cтихи и поэзия». Произведение затрагивает такие темы, как «сборники стихотворений», «современная русская поэзия». Книга «Рыбы и реки» была издана в 2018 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке