Отзывы на книгу «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру»

«Меня интересует только “чушь”; только то, что не имеет никакого практического смысла. Меня интересует жизнь только в своем нелепом проявлении. Геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, умиление и азарт – ненавистные для меня слова и чувства. Но я вполне понимаю и уважаю: восторг и восхищение, вдохновение и отчаяние, страсть и сдержанность, распутство и целомудрие, печаль и горе, радость и смех.»

Надо признать, что я – махровый консерватор и от произведений, к примеру, Ионеско, и вообще от всяческого абсурда, бегу, как от огня. Поэтому с Хармсом я познакомилась как раз благодаря его детским стихотворениям. Дети очаровываются – повторениями, ритмом, образами. Рациональное мышление взрослого парализовано, а ребенок просит прочитать еще раз. Мой, в то время четырехлетний, сын не был исключением.

... — А вы знаете, что НА?
А вы знаете, что НЕ?
А вы знаете, что БЕ?
Что на небе
Вместо солнца
Скоро будет колесо?
Скоро будет золотое —
Не тарелка,
Не лепешка,-
А большое колесо!

— Ну! Ну! Ну! Ну!
Врешь! Врешь! Врешь! Врешь!
Ну, тарелка,
Ну, лепешка,
Ну ещё туда-сюда,
А уж если колесо —
Это просто ерунда!...

И вдруг, и ты понимаешь, что «совы – не то, чем кажутся», и угол восприятия меняется, и тебе становится интересно. И ты готов к несерьезности, к тому самому «равновесию с небольшой погрешностью», о котором говорит Хармс. К тому внутреннему состоянию, в котором как раз только и возможны чудеса.

Биография Шубинского очень хороша. Судьбы, мировоззрения, перемены не только внешние, но и внутренние не одного лишь Хармса, но и всего его окружения составляют целостную картину. Я не люблю читать биографии, где не главные герои проходят по еле заметной касательной и превращаются в тени, наброски, теряя очертания живых людей. Как всякая хорошая биография, это в том числе общий срез времени. Как всякий рассказ о начале двадцатого века, он полон чудаков и сумасшедших, который Хармс целенаправленно «коллекционировал». И, как всякая история, о человеке начала века, это трагедия.

Хармс, кстати, неразделим с Петербургом, он почти его не покидал (не считая ссылки). И погиб в самое страшное для города время. Погиб, когда закончился, видимо, его персональный запас чудес, которых прежде так много было на жизненном пути. Потому что не быть случайно убитым на улице, не погибнуть от голода или тифа, не быть призванным на очередную войну, просочиться сквозь решето чисток и продолжать просачиваться раз за разом – на все это человеку в России начала двадцатого века требовался запас невероятного, девять кошачих жизней, неусыпной бдительности и силы ангел-хранитель.

«Он считал, что ожидание чуда составляет содержание и смысл человеческой жизни…
Чуда не было год назад и не было вчера. Оно не произошло и сегодня. Но, может быть, оно произойдёт завтра, или через год, или через двадцать лет. Пока человек так думает, он живёт.
Но чудо приходит не ко всем. Или, может быть, ни к кому не приходит. Наступает момент, когда человек убеждается, что чуда не будет. Тогда, собственно говоря, жизнь прекращается, и остаётся лишь физическое существование, лишённое духовного содержания и смысла.»

Самая подробная книга про жизнь Д. Х.
В своем роде собрала в себе весь опыт предыдущих исследователей. Большое количество фотографий, сканов документов и автографов. Подробно описывается жизнь не только Даниила Ивановича, но и всей обэриутской тусовки. Узнал очень много нового, хотя знал немало до этого. Приятно, что книга меня удивила.
Разумеется, по отдельным фактам жизни Хармса есть и более подробные исследования, но такая шикарная работа покрывает, в общем, все запросы любопытного читателя, глубже — только не обнародованные архивы.
Как кто-то мудро написал в одной из рецензий, что я видел в интернете, сама жизнь и творчество Д. Х. — это плевок в чекистскую рожу. Прочитав эту книгу, убеждаешься в этом лишний раз.

Шубинский опять порадовал (как и биографией Гумилёва). Всё по делу, без подтасовок и выдумок (я, по крайней мере, не заподозрил ничего такого), как надо. Жизнеописание Д. Х., исполненное Кобринским (в серии ЖЗЛ), помню, читать не мог (не помню только, из-за чего) и не дочитал, - потом думал, что о Хармсе вообще написать ничего нельзя - ногу сломишь, да и поди пойми, где там правда, где домыслы, где материалы следствия (достоверность которых сомнительна), где придумки Глоцера...
Но нет, оказалось, что можно написать вполне вменяемую и достоверную книжку - пусть и со всеми вышеозначенными оговорками.

Я все ищу Хармса – человека, а не только писателя. Шубинскому, на мой взгляд, более всего удалось приблизиться именно к личности, но книга читается тяжело, хотя и не лишена достоинств.

Плюсы:
– Автор собрал много личных свидетельств и воспоминаний современников
– Сопоставил реалии жизни Хармса с социально-политическим контекстом
– Интересно написал о появлении и развитии детской советской литературы
– Много фотографий и документов

Минусы:
– Описывая кого-нибудь из друзей-единомышленников Хармса, автор увлекается и может не вспоминать про главного героя 10-15 страниц подряд.
– Автор делает необоснованные выводы и интерпретации.
– Не литературный язык, написано сухо, обрывисто, с попытками украшательства.

Биография Даниила Хармса в книге Валерия Шубинского — попытка осмыслить личность поэта на фоне эпохи, которая не оставила шансов для тех, кто не хотел жить по ее законам.

Жизнь Даниила Хармса, как и его творчество, — это непрерывное сопротивление абсурду. В книге Валерия Шубинского «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру» автор предлагает уникальный взгляд на поэта, у которого было две жизни: внешняя — в мрачных реалиях советской эпохи, и внутренняя — в мире сюрреализма и мистификаций.

Две эпохи — два Даниила
Есть ли в истории русской литературы фигура более эксцентричная и парадоксальная, чем Даниил Хармс? На страницах книги Валерия Шубинского поэт и прозаик предстает во всей своей сложности. Это персонаж, который в своих действиях был то провокатором, то наивным ребенком, то циником, но всегда оставался бескомпромиссным в своей независимости от официальных норм. Это не просто биография, это глубокий анализ судьбы человека, чья жизнь стала символом крушения человеческой индивидуальности в тоталитарной системе.

Книга Шубинского полна деталей, которые не только оживляют Хармса, но и погружают читателя в эпоху, где для художников уже не было места. Шубинский бережно собирает факты, документы и дневники. Они не просто рассказывают о человеке, но и показывают, как он отражал время, в которое жил. Этой цели автор достигает без излишнего теоретизирования. Он предлагает читателю самому сопоставить фрагменты жизни Хармса и исторический контекст.

Ключевая особенность биографии Шубинского — то, что он не пытается свести фигуру Хармса к одному определению. Поэт и прозаик жил в двух совершенно разных эпохах. Это авангардные, бурлящие 1920-е, когда новые формы и идеи захлестывали культурную сцену. И одновременно с этим тяжелые 1930-е, которые стали временем затухания творческой свободы. Шубинский отмечает, что, хотя Хармс и пытался адаптироваться, его внутренний мир остался в той эпохе, где была возможна свобода выражения. В одном из писем поэт признается: «Я продолжаю жить так, как будто 1920-е не закончились». Эта внутренняя непримиримость стала роковой для Хармса.

Шубинский демонстрирует, как эта двойственность влияет на творчество и личность Хармса. С одной стороны, поэт остается неизменным абсурдистом, с другой — вынужден приспосабливаться к новым, жестким условиям советской действительности. Смешение стихийного творчества с репрессивной реальностью и делает эту биографию особенно интересной для понимания художника и его трагической судьбы.

Сломанная система — сломанный человек
Одно из главных достоинств книги — ее внимание к деталям, которые формируют яркий, живой образ Хармса. Шубинский подробно описывает эксцентричные выходки поэта, которые сегодня назвали бы акционизмом. Прогулки Хармса по Невскому с разрисованным лицом, публичные чтения с ножкой от стола в руках или же эпатажные поступки в повседневной жизни создают образ человека, который не боится быть иным. Хармс любил ходить по улице в шортах и огромных ботинках, что вызывало недоумение и осуждение прохожих. Его внешность была частью его перформанса. Все, что он делал, было осмысленно и направлено на разрушение обыденных норм.

Одна из историй, приведенных Шубинским, ярко иллюстрирует характер Хармса. Однажды он разбудил жену посреди ночи и предложил покрасить печку в розовый цвет. И они действительно сделали это. В этом эпизоде перед нами предстает Хармс, не знающий границ между жизнью и искусством. Это не просто бытовая ситуация, это символ его внутренней свободы, которая в итоге и стала причиной трагического конца.

Шубинский очень точно подмечает, что судьба Хармса была предопределена его несоответствием системе. Поэт, не желавший принимать правил советской жизни, стал изгоем в своем же обществе. В книге автор приводит фрагменты из протоколов допросов, ордер на арест и различные документы. Они показывают, как доносы знакомых стали основой для его обвинений в «антисоветской деятельности». Шубинский подчеркивает: Хармс не был антисоветчиком в прямом смысле этого слова. Он не участвовал в политических заговорах, не устраивал открытых акций протеста. Но его независимость, странности, яркий внешний облик и нежелание жить по стандартам сделали поэта мишенью для репрессивной машины.

Особенно пронзительными становятся последние страницы книги, посвященные аресту и заключению Хармса в психиатрической больнице. Шубинский использует реальные документы, чтобы показать: поэт не выжил в условиях блокадного Ленинграда. Хармс был слишком хрупок для тех реалий, в которых оказался. Здесь автор подчеркивает, что блокада, как и вся советская система, не оставила места для тех, кто отличался от серой массы.

«Жизнь человека на ветру» — метафора времени
Шубинский использует яркую метафору «жизнь на ветру», которая на сто процентов характеризует Хармса. Его жизнь была подобна ветру, который то подхватывал его, даря вдохновение и свободу, то безжалостно сбивал с ног, уничтожая все, что было дорого. Хармс, по мнению Шубинского, — это человек, который всю жизнь пытался сопротивляться, но оказался не в силах противостоять давлению внешних сил.

Эта метафора становится особенно значимой в контексте современной реальности. Шубинский поднимает важные общественные вопросы: что происходит с творческими личностями в репрессивных системах? Как независимое мышление сталкивается с тоталитаризмом? И как история может повторяться и повторяться, уничтожая тех, кто не вписывается в ее жесткие рамки?

Книга Шубинского — это не просто биография. Это попытка осмыслить творчество человека, который до сих пор остается загадкой для многих. Хармс — фигура, которая, несмотря на свою трагическую судьбу, продолжает вдохновлять художников, писателей и поэтов по всему миру. Шубинский задает вопрос: что осталось бы от Хармса, если бы его не сломала система? И находит ответ: именно эта борьба, это сопротивление сделали Хармса тем, кем мы его знаем — символом независимости, абсурда и трагедии. Книга «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру» — это ода тому, кто осмелился быть собой в мире, который не оставил для этого места.