От автора
Бывает ли фашизм «обыкновенным»?

Когда Михаил Ромм снимал свой знаменитый кинофильм, подобный вопрос возникнуть не мог. Воспоминания о Второй мировой войне оставались слишком свежими, и что такое фашизм, казалось очевидным. То самое зло, которое было побеждено. Гитлер, Муссолини, агрессия, зверства, концлагеря, моря крови. Но… почему возникло подобное явление? А ведь возникло-то оно довольно широко. И если оторваться от упрощенных схем, сформировавшихся в период войны, то вопрос, что такое фашизм, окажется далеко не очевидным. Например, государственные системы, строившиеся Гитлером и Муссолини, значительно различались. Еще более отличались от них румынские модели. Случалось и так, что различные фашистские течения схлестывались в смертельной борьбе. Что же касается концлагерей и прочих зверств, то демократические Англия или США могли бы в данном отношении успешно поспорить с гитлеровцами.

Советские общественные науки выработали следующее определение фашизма: «Политическое течение, возникшее в капиталистических странах в период общего кризиса капитализма и выражающее интересы наиболее реакционных и агрессивных сил империалистической буржуазии. Фашизм у власти – террористическая диктатура самых реакционных сил монополистического капитала, осуществляемая с целью сохранения капиталистического строя. Важнейшие отличительные черты фашизма – применение крайних форм насилия для подавления рабочего класса и всех трудящихся, воинствующий антикоммунизм, шовинизм, расизм, широкое использование государственно-монополистических методов регулирования экономики, максимальный контроль за всеми проявлениями общественной и личной жизни граждан, разветвленные связи с достаточно значительной частью населения, не относящейся к правящим классам, способность путем националистической и социальной демагогии мобилизовать и политически активизировать ее в интересах эксплуататорского строя (массовая база фашизма – по преимуществу средние слои капиталистического общества). Внешняя политика фашизма – политика империалистических захватов».

Во многих чертах это определение получается верным, но отнюдь не во всем. Наверное, фашизм не добился бы таких успехов, в том числе и военных, если бы он только подавлял и терроризировал трудящихся. Скорее, наоборот, он увлекал трудящихся за собой, обретал в их лице массовую опору. Некоторые фашистские группировки выступали противниками монополистического капитала. Необязательным оказывается и расизм – например, итальянскому фашизму он был чужд. Да и захватническая политика проявлялась не всегда.

Что же касается западной науки, то здесь однозначного определения фашизма вообще не утвердилось. Его применяли к различным ультраправым учениям, пытавшимся одновременно противостоять как коммунизму, так и либерализму. Однако само слово «фашизм» превратилось в ругательный ярлык, и зарубежные политики, журналисты, демагоги (а в постсоветские времена – и их российские последователи) применяют его к широкому спектру самых разнообразных явлений. Фашизм стало принято отождествлять с диктатурой. Либералы клеят этот ярлык к попыткам укрепления централизованной власти. Сепаратисты – к попыткам удержать государственное единство. Ну и наконец, в нынешнюю эпоху глобализации стало модным подгонять под фашизм любые националистические силы (даже либеральные).

В западном научном мире в настоящее время восторжествовала формулировка, выработанная британским философом и политологом Рождером Гриффином, определившим фашизм как «папиенгенетический ультранационализм». Доказывается, что фашистская идеология в своем «мифологическом ядре» нацелена не на «возрождение нации», а на ее «сотворение заново» – ив этом состоит ее коренное отличие от прочих националистических теорий. Отметим, что отличие довольно зыбкое. Попробуй-ка докажи, возрождать или заново конструировать нацию намерен тот или иной лидер? Если же учесть, что ярлык национализма на западе тоже оказался ругательным, вопиющим нарушением «толерантности», то грань, где начинается фашизм, получается еще более расплывчатой. Определение Гриффина отлично подходит к современному украинскому или прибалтийским националистическим режимам. Но во многих фашистских государствах никакого «ультранационализма» не просматривалось. В Италии, Румынии, Болгарии, Испании…

Остается признать, что исчерпывающего определения фашизма нет. Но явление-то было! Оно родилось в единственный исторический период, 1920—1930-е годы. Охватило страны, совершенно разные по уровню экономического развития, по национальным и культурным традициям: Италию, Германию, Австрию, Румынию, Испанию, Болгарию, Венгрию, Францию, Бельгию, Чехию, Словакию, Норвегию, Данию, Швецию, Финляндию, Грецию, Югославию. По сути, вся Европа была фашистской! В Англии, США, Латинской Америке обозначились влиятельные организации, близкие к фашизму. Откуда это взялось? И почему фашизм все-таки не восторжествовал? Почему его достижения, выглядевшие столь впечатляющими, пошли прахом?..

Часть первая
Бурные двадцатые

Пролог
Версальская система

Первая мировая война выплеснула в морях крови множество противоречий, накопившихся на земном шаре к началу XX в. Кайзеровская Германия нацеливалась на европейское, а в перспективе и на мировое господство. К этому добавились аппетиты Австро-Венгрии лидировать на Балканах, химеры Османской империи о создании «Великого Турана» – включая Кавказ, Крым, Поволжье, Урал, Среднюю Азию.

Италия раскатывала губы на владения в Африке, на Балканах, в Малой Азии. Франция мечтала смыть позор поражений в войне 1870–1871 г., вернуть Эльзас и Лотарингию. Сербские радикалы вынашивали проекты «Великой Сербии», румынские – «Великой Румынии». А американские олигархи начали готовиться к войне еще с 1912 г. Они провели на пост президента своего ставленника Вудро Вильсона. Из-за нехватки финансов в США действовал закон, запрещавший вывоз капиталов за рубеж. В 1913 г. Вильсон со своими советниками-банкирами Хаусом и Барухом добились отмены этого закона. Зато обеспечили принятие закона о создании Федеральной Резервной Системы (ФРС) – по функциям соответствующей нашему Центробанку, имеющей право печатать доллары; но ФРС является не государственной структурой, а «кольцом» частных банков и независима в своих решениях от правительства. В общем, американские воротилы готовились наживаться на займах, на поставках сражающимся сторонам.

В Европе наращивались армии, разогревалось общественное мнение. Заранее организовывались и подрывные операции. В 1912 г. крупнейший германский банкир (и одновременно один из руководителей немецкой разведки) Макс Варбург создал в Стокгольме дочерний «Ниа-банк» – тот самый, через который будут перекачиваться деньги в Россию, большевикам. Кстати, финансовые магнаты в разных странах были тесно переплетены между собой. У упомянутого Макса Варбурга в США ворочали делами два родных брата, Пол и Феликс. Один из них, Пол Варбург, стал вице-президентом Федеральной резервной системы. В разгар войны на разжигание революции потекут не германские, а американские деньги. Их будут только отмывать через Германию и Швецию…

Закулисные силы состряпали отличный предлог развязать бойню. Подтолкнули сербских масонов убить австрийского наследника престола Франца Фердинанда – кстати, противника войны. Подключились дипломаты, мгновенно раскрутили, и загромыхало. Сцепились в схватке Германия, Россия, Франция, Англия, Сербия, Австро-Венгрия, Османская империя, Япония. Некоторые колебались, взвешивали, чью сторону выгоднее принять. Италия и Румыния примкнули к державам Антанты, Болгария – к немцам…

Простые солдаты и офицеры во всех воюющих армиях верили, что правда на их стороне. Им это внушали, они жили грядущими победами. Но одновременно закручивались грязные интриги. Например, успехи России встревожили не только противников, но и западных союзников. Нашу страну шельмовали и подставляли. В самый напряженный период войны оставили без поддержки, без вооружения и боеприпасов.

А в американских правящих кругах вызрел «план Хауса» (по имени серого кардинала при президенте Вильсоне). После того как Америка пожала плоды нейтралитета и невиданно разбогатела на поставках враждующим коалициям, требовалось пожать и плоды победы. Для этого США должны были вступить в войну. Но вступить только после свержения русского царя – чтобы сама война приобрела характер борьбы «мировой демократии» против «мирового абсолютизма». Об этом Хаус писал Вильсону еще летом 1916 г.!

Но изменением политической системы в России ограничиваться не следовало. Она должна была пасть окончательно. В этом случае немцы и их союзники навалятся всеми силами на Запад. А французам, англичанам, итальянцам останется надеяться уже не на русских, а только на американцев. США получали возможность диктовать им любые условия. Хаус поучал, что после победы «надо построить новую мировую систему». С образованием «мирового правительства», где будет лидировать Америка. Он убеждал Вильсона: «Мы должны употребить все влияние нашей страны для выполнения этого плана».

Что же касается России, то она, выйдя из войны, выбывала из числа победителей. Мало того, ее саму можно было пустить в раздел вместе с побежденными. Задолго до Бжезинского Хаус писал: «Остальной мир будет жить более спокойно, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна – Сибирь, а остальные – поделенная Европейская часть страны». В реализации «плана Хауса» участвовали американские и европейские политики, дипломаты, спецслужбы. Участвовали и революционеры – хотя из них лишь немногие догадывались, на кого они, в конечном счете, работают и чей заказ исполняют.

Февральской, а потом и Октябрьской революциями Россию обрушили в полный хаос. Германия и ее союзники поначалу восприняли катастрофу нашей страны с колоссальным облегчением, считали чудом, спасшим их самих. Но и против них разворачивались аналогичные операции. Теперь революционные веяния поползли к ним из Советской России, засылались агитаторы, переправлялись деньги и оружие для оппозиции. С другой стороны, державы Антанты наводили контакты с либеральными и социалистическими партиями в странах противника. Вильсон делал заявления, что война ведется не с народами этих стран, а только с «агрессивными монархическими режимами». Прозрачно намекалось: когда эти режимы падут, вполне можно будет заключить почетный мир.

Осенью 1918 г. покатилась цепь революций в Болгарии, Турции, Австро-Венгрии. Наконец, забурлило в Германии. Кайзер сбежал в Голландию. В Берлине представители различных политических партий рассуждали, что демократам легче будет договориться с западными державами, они смогут найти общий язык чуть ли не полюбовно. Сформировалось социал-демократическое правительство и 11 ноября подписало соглашение о перемирии. Германия обязалась демобилизовать армию, выдавала победителям флот, уступала французам Эльзас и Лотарингию.

Для выработки мирных договоров в Париже и его пригороде Версале в январе 1919 г. открылась международная конференция. На нее съехались делегации 27 стран-победительниц и 5 доминионов Великобритании. Участвовали даже такие «победители», как Гаити, Гватемала, Гондурас. Зато Россия, внесшая самый весомый вклад в победу, вообще не была представлена. Президент Франции Клемансо красноречиво прокомментировал: «России больше нет».

Но и из тех государств, которые были допущены на конференцию, большинство скромненько подписывало бумаги, подготовленные для них «старшими». Из трех с лишним десятков стран выделился Совет Десяти. Однако ключевые решения принимала не «десятка», а «большая четверка» – США, Англия, Франция и Италия. А внутри «четверки» возникла «тройка». Интриговала против Италии. Ее претензии проваливали настолько откровенно, что итальянский премьер-министр Орландо вообще покинул заседания. Но внутри «тройки» существовала «двойка». США и Англия исподволь копали под интересы Франции. А внутри «двойки» лидировал Вильсон. Он чувствовал себя верховным арбитром, задавал тон. Основные решения конференции навязали американцы – они известны как «Четырнадцать пунктов» Вильсона.

Немцев, австрийцев, венгров, болгар, турок беспардонно обманули. При подписании перемирий как бы подразумевалось, что условия капитуляции уже названы, их предстоит только уточнить и юридически оформить. Но на Парижской конференции державы Антанты предъявили другие условия, гораздо более жесткие. Побежденные взвыли, но деваться им теперь было некуда – они распустили свои вооруженные силы, сдали пограничные крепости и флоты. К тому же они оказались настолько взбаламучены внутренними потрясениями, что об отказе и возобновлении войны даже думать не приходилось. Невзирая на заверения Вильсона, что война ведется с монархиями, а не с народами, пострадать предстояло именно народам.

Болгарию территориально обкорнали, обложили огромными репарациями, заставили распустить армию. На Турцию наложили «режим капитуляций», фактически лишили суверенитета. От нее отчленили страны Ближнего Востока, Аравию, Ирак, а остальные области поделили на зоны оккупации. Австро-Венгрию разобрали на части – Австрию, Венгрию, Чехословакию. Польские, балканские, украинские области раздали другим государствам. А Германию объявили главной виновницей войны. Она потеряла все колонии и восьмую часть собственной территории.

Ей запрещалось строить флот, создавать авиацию, химические войска, иметь военные академии и высшие училища. Армию разрешалось содержать не более 100 тыс. человек, причем профессиональную, чтобы немцы не смогли накопить обученных резервистов. Обязали выплатить репарации в 132 млрд золотых марок, что толкало ее в экономическую зависимость от Антанты. В качестве залога Саарская область была оккупирована французами. Область вдоль Рейна объявлялась демилитаризованной, там запрещалось располагать немецкие войска.

Наряду с побежденными государствами западные властители самозабвенно кроили и Россию! Решали судьбы Средней Азии, Дальнего Востока, Севера. Заявляли о поддержке отделившихся от России национальных новообразований: Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Грузии, Армении, Азербайджана, северокавказских сепаратистов, петлюровской Украины. Между прочим, именно в Версале по инициативе Вильсона было впервые принято предложение о передаче в состав Украины Крыма, раньше он никогда украинцам не принадлежал.

Что касается победителей, то плоды выигрыша распределились крайне неравномерно. Сербию, сильно пострадавшую и понесшую очень большие потери, вознаградили чрезвычайно щедро. Ей передали области хоть и славянские, но совершенно разные по своим историческим судьбам, традициям, культуре – Хорватию, Словению, Боснию, Герцеговину, Македонию, объединили с союзной Черногорией. В результате возникло Королевство сербов-хорватов-словенцев. А Бельгия тоже пострадала весьма серьезно, но для нее ограничились лишь микроскопическими территориальными прирезками.

Румыния проявила себя полным нулем в военном отношении, проституировала, перекидываясь на сторону то Антанты, то Германии. Невзирая на это, ее уважили (возможно, из-за того, что Румыния была неприкрытым оплотом масонства). Отдали ей и австро-венгерскую Трансильванию, и российскую Бессарабию. Была воссоздана Польша, ее скомпоновали из германских, австро-венгерских, российских областей. Италии за вступление в войну наобещали очень много, но не дали почти ничего. Франция вернула ранее утраченные Эльзас и Лотарингию, получила в подмандатное управление Сирию с Ливаном и часть Турции. Англия хапнула больше всех – германские колонии в Африке, Ирак, Трансиорданию, Палестину.

А вот Америку территориальные приобретения… совсем не интересовали. Вильсон рассчитывал на большее! По его настоянию в мирный договор был внесен пункт о «свободе торговли» и «снятии таможенных барьеров». Государства, ослабленные войной, конкурировать с США не могли. Этот пункт означал экономическое и торговое господство американцев. Оно должно было дополниться и политическим. Вильсон писал: «Америка призвана модернизировать политику Запада». «Экономическая мощь американцев столь велика, что союзники должны будут уступить американскому давлению и принять американскую программу мира. Англия и Франция не имеют тех же самых взглядов на мир, но мы сможем заставить их думать по-нашему».