© Пушной В. А., 2024

© Оформление. ООО «Издательско-Торговый Дом «СКИФИЯ», 2024

* * *

Часть первая

1

В комнате с красивой мебелью вдоль стен, выкрашенных в теплые тона, были двое: он и она. На ней надеты легкая фиолетовая блузка с кружевным воротничком и белая юбка-плиссе. Она сидела на красивом мягком стуле за маникюрным столиком перед большим зеркалом в резной оправе, висевшим на стене. Сидела прямо, как сидят настоящие дамы, хотя в своей жизни была обычной девушкой. Смотрела на свое отражение с восторгом и даже трепетом. У нее была гладкая молодая кожа на лице, выразительные глаза. Она откровенно любовалась собой, хотя говорила слова, которые никак не сочетались с ее восторженным видом. Он стоял сбоку, положив руки поверх спинки ее стула. В белой рубахе с коротким рукавом и светлых легких брюках. Тоже смотрел в зеркало на ее отражение. В его взоре была некоторая неопределенность: с одной стороны, ее отражение ему нравилось, но с другой, смотрел он без особой внутренней пылкости, скорее рационально, с явным раздумьем. По виду был он старше нее лет на десять. Но это не особенно и не сразу бросалось в глаза, потому что его лицо выглядело моложе и тоже имело выразительные глаза. Она выдохнула воздух и отвернулась от зеркала. Он перевел взгляд на ее профиль – кстати, довольно приятный с его точки зрения:

– Ты сказала, что тебя никто не любит?

– Сказала. – Она не изменила положения тела.

– Почему ты так решила?

– Я вижу, – вздохнула.

– Как ты можешь видеть, что чувствуют другие люди?

– У меня хорошо развита интуиция! – глубоко кивнула головой, как будто этим кивком поставила еще один восклицательный знак после сказанных слов.

– А если твоя интуиция ошибается? Допустим, я люблю тебя.

– Сомневаюсь! – В отрицательном жесте она подняла руку и насмешливо посмотрела ему в глаза.

– Почему ты отрицаешь то, в чем сомневаешься?

– Все очень просто, – в голосе была не наигранная грусть. – Даже если ты был бы влюблен, то не в меня, а в образ, который хочешь видеть. А я живой человек, и у меня нет ничего общего с образом, придуманным тобой. Ты представляешь меня капризной, но все-таки скромной, доброй и умной девушкой. Однако на самом деле я безмерно взбалмошная, строптивая, противная, злая, глупая, разочарованная в мужчинах, некрасивая во всех своих проявлениях!

– Ты наговариваешь на себя. – Он не отрывал от нее взгляда.

– Зачем? – пожала плечами.

– Не знаю.

– Видишь, ты ничего не знаешь обо мне, а говоришь, что любишь, – поморщилась.

– Чтобы любить, не надо знать, – возразил он, – нужно чувствовать.

– Глупость! Шаблон, которым мыслят все идиоты! – решительно отвергла она.

– Получается, я идиот? – качнулся он, причем было непонятно, хотел ли приблизиться или отстраниться. Ибо не произошло ни того, ни другого: остался на прежнем месте.

– Еще какой! – не сдержала она себя. – И не вздумай сказать, что влюбился в меня с первого взгляда! – отвернула лицо.

– Именно так я и хотел сказать.

– Ну вот, пожалуйста, я читаю твои мысли, – недовольно помолчала, рассматривая себя в зеркале. – Только мысли идиота можно читать и знать наперед.

– Зачем ты хочешь казаться хуже, чем есть?

– Я не кажусь! Я такая и есть!

– Ты уверена, что такую нельзя полюбить?

– Любить надо за что-то, а не просто так! – бросила на него косой, наполненный раздражением взор. – Меня любить не за что. Терпеть меня невозможно. Это я говорю тебе с полным знанием самой себя. Никто не знает меня лучше, чем я сама.

– Ты хочешь сказать, что сама не любишь себя? – Глядя в ее раскрасневшееся лицо, он отметил, что фиолетовая блузка идет ей.

– Не будь ты окончательным идиотом в моих глазах! – вспыхнула она. Пальцами поправила волосы. – Как я могу не любить себя? Я обожаю себя! – помолчала. – А вообще-то, любви нет! – поморщилась, ребром ладони провела по столешнице. – Я никого не люблю!

– И меня? – Он слегка наклонился к ее уху. – Но, может, я и есть тот самый рыцарь на белом коне, о котором мечтают все девушки?

– Рыцарь? Где же твои доспехи и белый конь? – затаила усмешку в уголках губ. – А ты знаешь, – вскинула голову, – любопытно вблизи увидеть донкихота! – в голосе отчетливо послышалась издевка. – Только я не Дульсинея и о донкихоте не мечтаю. Мечтают идиоты. Я не отношусь к оным.

– В таком случае ты сумасшедшая. Но ты мне нравишься.

– Тогда ты точно идиот! – отсекла девушка. – А зачем мне надобен идиот?

– Действительно, зачем тебе нужен идиот? Я пойду, – отступил он на шаг.

– Останься! – остановила она. – Без тебя мне отвратительно! – вздохнула. – А с тобою скучно, – покривила губы.

– Тогда выбери, что для тебя предпочтительнее: скучно или отвратительно, – попросил он.

– Все плохо! – сжала она губы. Однако в искренности ее слов можно было усомниться; впрочем, так же можно было усомниться в неискренности. Скорее кто-нибудь назвал бы ее человеком настроения, ну а кто-то – просто чокнутой. Между тем и тот и другой были бы неправы.

– Тогда выбери третье, – предложил он. – Останься наедине со своим отражением в зеркале.

Она сделала паузу, после которой последовало едва уловимое восхищение:

– А ты далеко не идиот! Ты правда любишь меня? – поймала его глаза.

– Относительно, – прозвучало в ответ. – С учетом твоей антипатии.

– Интересно. Разве так можно любить? – удивилась она.

– Можно. Так любят актрис, когда те выступают на сцене, – пояснил он.

– Понятно, – чуть напряглась. – Вышел из зрительного зала и забыл.

– Нет. Не забыл, – поправил он. – Но запомнил не саму актрису, а образ, который она играла в спектакле.

– Я и говорю, – напомнила девушка. – Ты придумал себе образ и решил, что влюбился в него. Но я не актриса. Я никого не играю.

– А себя разве не играешь? – усомнился он. – В известной мере все люди – актеры. Так сказал классик. А я бы добавил, что хорошие актеры. Люди каждый день убивают друг друга, но при этом внушают друг другу, что ничего особенного не происходит.

– Я никого не убивала! – возразила она.

– Заблуждение, – не согласился он. – Ты убивала в отместку за собственное убийство.

– Но я жива! Разве ты не видишь этого?

– Заблуждение, – повторил он. – Тебя много раз уже убивали. Жизнь твоя стала короче. Конец наступит там, где ты его не ждешь.

– Так происходит со всеми. Никто не ждет своего конца и не знает, где он. – Она посмотрела в зеркало, не увядает ли кожа.

– Только одни живут дольше, а другие меньше, – напомнил он. – Меньше живут те, кто сам не любит и кого другие не любят.

– Глупость! – отринула девушка.

– Давай поспорим, – предложил он. – Кто из нас проживет дольше.

– Тут и спорить не надо. Я моложе тебя! – отмахнулась. – Оставим это!

– Но почему? Ты суеверная?

Она притихла на минуту, набрала в легкие воздух, задержала его, затем разлепила губы:

– Мне почему-то страшно, – прошептала, но затем голос прорезался. – Хорошо! – стиснула небольшие кулаки. – Я согласна!

– Я так и подумал, – заключил он.

Повернув к нему лицо, она медленно протянула свою тонкую руку. Он оторвал свою от спинки стула и протянул ей. Она осторожно, с заметной нерешительностью в движениях вложила маленькую женскую ладонь в его большую мужскую. Пожатие было коротким, но крепким. После этого какое-то время оба молчали, точно, совершив этот шаг, теперь только начали обдумывать, что за соглашение между ними состоялось. Но отступать было некуда – соглашение заключено. Впрочем, он и не собирался отступать, это в ее голове все еще плавали сомнения. Но они постепенно растаяли, как снег под ярким весенним солнцем, и она улыбнулась. Мозг отчетливо выдал: какая ерунда, чем мы занимаемся! А вскоре и совсем забыла об этом смешном споре. Все несерьезно. Что из того, что кто-то из них выиграет спор? Ничего от этого не изменится. Будет то, что будет. А чему не быть, то не свершится. Тому, кто умрет раньше, и тому, кто останется жив, будет уже все равно. Победитель не сможет сказать побежденному, что он победил, а побежденный не сможет подтвердить это. Так к чему весь этот спор? Глупо, очень глупо.

Обычно каждое утро он звонил ей, спрашивал, как она выспалась и как ее настроение. Она до такой степени привыкла к его утренним звонкам, что, если звонок задерживался минут на тридцать, она начинала нервничать, впрочем, не признаваясь себе, что нервозность вызвана отсутствием звонка от него. Она убеждала себя, что совершенно равнодушна к нему, что в нем она не находит ничего интересного, а принимает его ухаживания из-за дурацкой привычки не чувствовать себя одинокой среди толпы. В его присутствии, ей казалось, она могла смотреть на толпу свысока. Но не потому, что он вселял в нее некую уверенность. А просто оттого, что при нем она имела возможность проявлять свои капризы и показывать всем свое безразличие к нему. Ей не было жаль его, ведь он сам избрал себе такую роль, без ее какой-либо просьбы. Иногда она вздыхала, что родилась в такое время, когда нет дворянских барышень, о каких писали Пушкин, Лермонтов, Толстой и другие классики. Ее почему-то тянуло туда, в прошлое. Точно связана была с ним прочными узами. Думалось: как бы было здорово, родись она лет на двести раньше в знатном дворянском роду! Вокруг нее роем вились бы офицеры, добиваясь ее руки, а она жеманно смотрела бы поверх их голов и с вежливым томлением в глазах принимала все их ухаживания. Впрочем, когда подобные мысли возникали в ее голове, она смеялась над ними и быстро возвращалась в реальную жизнь, будучи здраво уверенной, что никогда не родилась бы барышней-дворянкой, скорее дочерью работницы на мануфактуре либо в поле. Она ничего не знала о нем, кроме имени. Не знала, откуда появился и где живет. Несколько раз пыталась выяснить, но всякий раз заканчивалось ничем, и она прекратила попытки, перестала досаждать ему. Хорошо помнила, как произошло первое знакомство, и последующие две-три-четыре встречи, после которых завязалось нечто, похожее на его ухаживания. Началось все в тот день, когда она была без настроения. На работе начальник сделал довольно резкое замечание, заставив переделать работу, чем сразу испортил ей расположение духа. Еще больше разозлилась, когда переделанная работа опять была забракована. Готова была рвать и метать, переделывая все в третий раз. После окончания рабочего дня зашла в магазин, набрала корзину продуктов и возле кассы вдруг обнаружила, что в дамской сумочке нет банковской карты. Но ведь она точно помнила, что клала ее утром, когда собиралась на работу. Неужели потеряла? Но где? Целый день карта ей была не нужна, и она даже не прикасалась к сумочке. Чертовщина какая-то. Она торопливо переворошила ее содержимое, проверила карманы в своем светлом брючном костюме и досадливо, с некоторой растерянностью застыла на месте, сконфуженно глядя на ожидающее лицо кассира. В этот миг услыхала у себя над ухом:

– Бывает, – произнес мужской голос. – Со всяким может случиться. Я заплачу за вас. Мне нетрудно.

– Что? – машинально мельком глянула на мужчину в белом свитере. – Не надо. Мне это не нравится.

Но он уже достал свою карту и приложил к банковскому терминалу. Она выразила недовольство, но сложила продукты в корзину. Отошла от кассы к столику, начала из корзины перекладывать в пакет, ожидая внезапного благотворителя. Когда тот приблизился, пообещала:

– Я верну вам деньги. Дайте номер своего телефона, куда перевести.

– Меня зовут Михаил, – раздалось в ответ, как будто она поинтересовалась его именем. – А тебя?

– Меня? – оторопела девушка оттого, что он сразу обратился к ней по-свойски, как к давно знакомой, и не захотела называть себя. Но язык предательски опередил мысли и выдал: – Лилия.

– Я так и думал.

– Что ты думал? – ее язык опять опередил ее нежелание обращаться к нему на «ты», хотя по внешнему виду она решила, что он ненамного старше.

– Что тебя зовут Лилия, – улыбнулся Михаил.

– Не мог ты этого думать. Не сочиняй! – раздраженно отбрила она.

– А ты ершистая, – убрал улыбку с губ.

– А ты навязчивый! Дай телефон, и закончим на этом!

– Пустяки. Не ахти какие деньги.

– Не люблю оставаться должницей.

– Считай это моим подарком тебе.

– За какие грехи? – поморщилась Лилия. Препирательство явно затягивалось, и ее от этого начинало коробить.

– За грехи бывает наказание, – серьезно поправил Михаил.

– Как хочешь! – хмыкнула она. – Упрашивать не стану. Сам так решил, – отвернулась.

– Разумеется, сам. Я всегда все решаю сам.

– Тогда я пошла. У меня нет времени переливать из пустого в порожнее! – взяла за ручки пакет.

– Не задерживаю, – отступил он в сторону.

– Еще бы ты меня задерживал. Я могу глаза выцарапать! – пообещала насмешливо.

– Не стоит царапаться. Просто иди, и все, – показал рукой в сторону выхода.