Как и всякое продолжение, «Код Кощея» потерял то ощущение новизны, которое складывалось после «Кода Горыныча» - прекрасного анализа русских народных сказок на основе ментальности действующих лиц.
Задачей первой книги было показать, что моральные принципы русского фольклора, по современным меркам, порой просто ужасны. Например, в сказке «Старая хлеб-соль забывается» мужик с качестве благодарности лисе за свое чудесное спасение от волка опускает ей на голову тяжелый цеп, лишая жизни. А в «Фоме-богатом» - русском аналоге «Кота в сапогах», нищий Фома, приобретя чудесным образом замок, разрывает собаками своего помощника и благодетеля. Вторая же книга сосредотачивается на юридических и процессуальных основаниях проводимых действий. Это, действительно, полноценная попытка взглянуть на русский фольклор глазами юриста.
И что же он там видит? В общем-то, то же самое. Процесс дознания абсурден, критерии истины – произвольны (например, кто больше весит – тот и прав), а следование букве договора – маниакально, но только, если это кому-то выгодно (вспомним мужика и незадачливого медведя).
***
В качестве примера приведу небольшой фрагмент из анализа сказок про хитрую Лису и глупого Волка.
Или взять хоть эпизод с медом, кочующий из сказки в сказку. Волк и Лиса живут вместе. У них есть бочонок меда. Однажды ночью Лиса сжирает мед, а остатками вымазывает спящему Волку живот. А наутро, когда Волк просыпается, она же Волка и обвиняет в том, что тот съел мед. В качестве доказательства своих обвинений Лиса указывает на волчий живот и говорит: «Вот же он, мед. Ты его съел ночью, а он проступил у тебя сквозь живот наружу».
И – о ужас! – Волк соглашается. Волк подтверждает абсурдные обвинения в свой адрес, легитимизируя чудовищную лисью ложь чистосердечным признанием. Волк добровольно берет на себя епитимью за преступление, которого не совершал. Вы спросите, зачем он это делает? За тем же самым, зачем подсудимые сталинских судебных процессов поддерживали чистосердечным признанием абсурдные обвинения против себя.
Смотрите. Волк точно знает, что не ел никакого меда. Но что, если он лунатик? Что, если он съел мед в припадке снохождения или помешательства? Что, если у него амнезия или болезнь Альцгеймера? Волк точно знает, что не ел никакого меда, но предпочитает не поверить самому себе, чем не поверить Лисе.
Почему это? Потому что Волк от Лисы зависим. Волк просит у нее советов по самым наипустяшным поводам. Волк – как ребенок и поэтому предпочитает посчитать себя идиотом, нежели Лису – обманщицей.
Представьте себе, что Волк настаивал бы на своей невиновности. Тогда пришлось бы признать, что мед съела Лиса – больше некому. Тогда пришлось бы разорвать с Лисой всякие отношения и охотиться самостоятельно. Не у кого было бы спросить, как ловить рыбу. Не у кого было бы спросить, как пробраться в курятник. Не на кого было бы переложить ответственность за свои поступки. Как выясняется, ответственности Волк боится больше, чем ложного обвинения.
….
Но если пытка и чистосердечное признание не устанавливают истины, тогда зачем они нужны и кому? Ответ парадоксален: пытка и свидетельство против себя нужны обвиняемому ради сохранения собственной веры в справедливость и мудрость того, от кого обвиняемый зависит.
Дальше...
***
На мой взгляд, Панюшкин делает великое дело. Фольклор – это не просто безобидные сказочки. Это еще мощный инструмент формирования ментальности народа. И если на западе он уже давно в сильно переработанном виде включен в высокую культуру, то у нас до сих пор печатают сказки в первоначальном виде, продолжая пропаганду порой диких моральных установок. Ласковым голосом известные артисты начитывают детям, что строптивых жен надо бить до полусмерти, дочерей отвозить в лес на погибель, а проигравшего в споре не осмеивать или наказывать рублем, а лишать жизни.
Хотим мы этого или нет, но литераторам придется браться за расхожие сказочные сюжеты, адаптируя их к современным реалиям. Как в свое время сделал К.Д.Ушинский, превратив «Курочку Рябу» из садюшника, коим и является оригинал, в безобидное повествование для начальных классов церковно-приходских школ.
Вердикт: читать после «Кода Горыныча».