Этот междугородний автобус в Грязях был полон народу, а потом он все ехал и ехал, и люди выходили по пути в каких-то городах и поселках. И на последнем перегоне до деревни Княжья Байгора Илья остался в автобусе один. Проехать надо было еще километров семьдесят, но, проехав сорок, водитель вдруг остановил машину и сказал Илье:
– Выходи!
Илья вышел. Он думал, в автобусе что-то сломалось и водитель просит его выйти помочь с починкой. Но водитель закрыл дверь, развернулся в четыре приема на узкой дороге и уехал. А Илья остался. Посреди поля, в снегу, под вечер. Все еще не веря, что водитель высадил его из автобуса и уехал, не задумываясь о том, каково Илье тут теперь на морозе, без шапки, в тоненьком московском пальто.
Вокруг до самого горизонта не было ни души. Ни жилья, ни дыма. Мобильный телефон, разумеется, не работал: находился вне зоны действия сети. Илье ничего не оставалось, как только идти вперед по дороге, ибо, судя по верстовому столбу, до Княжьей Байгоры было ближе, чем до того поселка, в котором два часа назад вышли из автобуса последние пассажиры и названия которого Илья не запомнил.
Он шел по щиколотку в снегу, стараясь согреться ходьбою. В ботинки набился снег. Ботинки промокли. Никакая ходьба не могла уже согреть ноги. Илья продолжал надеяться, что рано или поздно какой-нибудь автомобиль проедет же мимо или навстречу и заберет же его. Но он шел уже битый час. Ни в сторону Княжьей Байгоры, ни навстречу не проехал за это время никто.
Еще минут через двадцать Илья совсем перестал чувствовать ноги, но зато плечи его стали дрожать крупной дрожью. Он подумал, что, наверное, умрет здесь в чистом поле, а найдут его весной.