Довоенная жизнь в селе Ярышивка не имела каких-то особых отличий от жизни других глубинных сел Украины. Это были самые тяжелые годы становления нового общественного порядка в украинских селах. Не без сожаления, расставаясь с политыми своим потом лоскутами земли, и из безысходности приписав их к хозяйству колхоза, некоторые крестьяне с боязнью ожидали резкого ухудшения своего положения. Следует заметить, что жизнь обычной украинской крестьянской семьи всегда проходила в постоянном страхе перед погодными условиями и перед вечным выбором земледельца – посеешь зерно в землю, то можешь остаться без хлеба на столе. А если не посеешь – то не будешь иметь, что кушать в следующем году. Теперь же, вступив в колхоз, не может произойти так, что вообще останешься без хлеба?
Однако именно эти опасения с течением времени оказались напрасными. Даже в 1932 году, первом году сплошной коллективизации, когда произошла жестокая засуха, в колхозе „Колос” собрали по 10 – 12 центнеров зерна из гектара. Тогда, как в единоличном секторе урожай был меньшим и не превышал восьми центнеров. Однако хлеба все же должно было бы хватить не только для выполнения плана, но и для распределения между колхозниками и обеспечения индивидуальных хозяйств.
Однако партия, и ее вождь товарищ Сталин, имели совсем другую точку зрения на хлебозаготовку в Украине. Планы хлебозаготовок за период 1932-1933 лет меняли трижды, чтобы обеспечить продовольствием большие города и выполнить задачу по продаже хлеба за границу государства. Шла большая индустриализация, и она жестко требовала от украинских крестьян беспрерывного финансирования своего величия.
Местное партийно-государственное руководство советской власти сделало ставку на сельских комсомольско-партийных активистов, которые должны были обеспечить этот нечеловеческий план хлебозаготовок за счет, прежде всего, хозяйств единоличников. Так в постановлении партийного собрания села Ярышивки от 2 августа 1932 года записали.
1. План хлебозаготовки обсудить на комсомольском собрании и на управах колхозов.
2. Созвать пленум сельсовета вместе с управами колхозов и активом.
3. Провести собрания колхозников.
4. Созвать общее собрание села, где закрепить план по единоличному сектору.
5. Организовать красную валку хлеба в Винницу, взяв в основу не меньше, как 500 пудов груза.
6. В связи с нехваткой тары обратиться к Ярышивскому совхозу с просьбой одолжить 100 мешков на несколько дней.
7. Поднять этот вопрос на общем собрании и добиться организации красной валки хлеба среди индивидуального сектора.
8. Все члены и кандидаты партии, комсомольцы объявляются мобилизованными по хлебозаготовке до 100-процентного ее выполнения, и отлучаться им из села без разрешения ячейи запрещается.
В результате такого плана и его тщательного выполнения отдельными активистами, в особенности по единоличному сектору, в селе возникла угроза голода. И хотя его костлявая рука только частично затронула жителей Ярышивки, все же полностью его не обошла, значительно увеличив количество постоянных жителей сельского кладбища. Вот что рассказывала о временах голодомора 1933 года жительница села Бабий Анна Павловна:
„Когда начался голод, мне шел всего шестой год, но я хорошо помню те беды. Помню, как рыскали в доме и на усадьбе сельские активисты, выискивая скрытое зерно. Не найдя, приходили еще и еще. Мама спрятала в кувшине просо, засунула его далеко в печь, то бригада несколько дней искала, но не нашла. И тогда наш сосед Захарчук, также заядлый активист, как-то подсмотрел, пришел и забрал. Мы собрали в 1932 году две фуры ржи, и Захарчук знал об этом. Поэтому приходил каждый день искать, но не находил, потому что отец спрятал его в овине за стеной. И тогда активисты вместе с Захарчуком как-то пришли с железными палками, начали тыкать в стену и вытянули оттуда несколько зерен. Очень обрадовались, разобрали стену и забрали всю рожь.
Активисты ходили по людским дворам каждый день, нередко и ночью. А в воскресенье ехали в Винницу пить и гулять. Однажды устроили попойку дома у нашего соседа. Понапивались, вышли из дома, оставив открытым окно. Я это увидела, залезла через то окно и украла со стола маленький кусочек хлеба. Но долго не отваживалась достать его из кармана, боялась, что заберут.
В нашей семье была неплохая одежда, и на всех один кожух. Активисты об этом знали и хотели эту одежду забрать. Но наша мама оказалась хитрее. Когда бригада, идя улицей, приближалась к нашему двору, мама надевала на моего старшего брата Гришу платки, юбки, а сверху кожух и выгоняла его на огород. Там он и сидел, пока бригада не шла дальше.
И все-таки они к нам добрались. У соседки Татьяны мама взяла с огорода несколько колосков и спрятала их в карман. Те колоски нашли и маму посадили в тюрьму на пять лет. А отец наш умер перед этим. Дед сидел на печи, опухший от голода. Баба также ходить не могла. Когда начали созревать вишни, она ползком добралась к соседке, и та помогла ей нарвать вишен. Те вишни, в какой-то мере, помогли нам выжить.
Тем, кто работал в колхозе, все же давали какую-то бурду, которую нормальному человеку не всегда можно было кушать. Для детей колхозников организовали ясли. Но как там кормили… Моя подруга Анися в тех яслях умерла от голода, а я убегала каждый раз. Потому что „на воле“ хоть чем-то можно было поживится. Но эта „воля“ была также опасной, потому что люди из соседнего села Пылявы, доведенные голодом до отчаяния, похищали Ярышивских детей, варили и ели их. А потому мама, идя на работу, закрывала нас в доме и просила, чтобы мы никому не отворяли.”
Действительно на то время действовало Постановление ЦК КПУ от 23 января 1930 года, согласно которому предполагалось раскулачить на Украине 150 тысяч крестьянских семей. Усилиями местных органов власти разнарядка этого Постановления была значительно перевыполнена. Большая часть раскулаченных крестьян сгинула в сибирских трущобах и на Соловках. За этим постановлением суды также имели право за пять украденных колосков посадить человека в тюрьму на долгие годы. Причем за такую же вину можно было посадить в тюрьму и детей старше двенадцати лет. За один лишь 1933 год за колоски по всей Украине было посажено в тюрьмы больше пяти тысяч человек. На Тывривщине особым усердием отличалась районная судья, „железная большевичка” Мара Паперман, которая даже за один подобранный в поле колосок, или свеклу, давала по несколько лет тюрьмы. Каждый год она осуждала к разным срокам заключения сотни человек.
Пережив годы тяжелых времен (раскулачивание, коллективизацию, голод 33-го года и репрессии 1937-38 лет) перед самой войной жизнь в селе стала понемногу возвращаться в спокойную и лучшую сторону. К тому времени членами колхоза, правдами и неправдами, стали почти все жители села. На помощь им пришла механизация в виде автомобилей, тракторов, и комбайнов. Вследствие этого значительно увеличились урожаи зерновых, надои молока, и поголовье свиней и скота. На трудодни колхозникам стали выдавать не только хлеб и прочее пожитки, но и карбованцы. В село провели электрическую энергию и радио.
Первый трактор появился в селе Ярышивка весной 1934 года и привез его уполномоченный райкома партии Пишман. На это чудо техники пришли посмотреть не только ярышивчаны, а также и крестьяне из окружающих сел Студеницы, Юрковец и Янкова. Люди боязливо обступали со всех боков того невиданого зверя, боязливо трогали руками его железные колеса, недоверчиво кивали косматыми головами.
– Ой, люди, – говорили одни, – а затопчет он теми огромными колесами всю нашу землю. Куда этому зерну там вылезти и вырасти!
Другие плакались, что отравит этот железный конь нашу землю керосином и нефтью. Поэтому больше хлеб на той земле расти не будет. Активу села приходилось прикладывать значительные усилия, чтобы убедить односельчан, что трактор это не зло, а наоборот. Он поможет им ускорить обработку земли и посевы, что увеличит урожаи хлеба. Однако все же некоторые, такие, например, как Марцин Людва, продолжали опасаться, что трактор оставит без работы многих крестьян и возникнет безработица.
Молодежь села училась в семилетней школе, работала в колхозе, а вечером шла на разные кружки в колбуде имени Постышева, помещение которого было приспособлено из-под бывшей церкви. Куратором работы колбуда от Винницкого городского отдела народного образования был товарищ Ильченко. Инициаторами культурно-массовых мероприятий в начале работы колбуда стали комсомольцы Александр Ксенич, Борис Завальнюк, Анатолий Буяновский, Антон Пуздрановский, Василий Завальнюк и прочие. На смену первым комсомольцам подрастала новая когорта – Мария Бойко, Анатолий Табачнюк, Петр Ткачук, Сергей Бура, Федор Кудрань и их друзья. Уже через три месяца после открытия колбуда представитель городского отдела народного образования Ильченко отмечал в своей информации:
„В клубе создано три кружка – драматический, певческий и военный, которыми руководят С.Й.Завальнюк, М.М.Саутина, Б.Й.Завальнюк. Библиотека насчитывает около 800 книг. Всю культмассовую работу в селе возглавил по поручению партячейки Б.П.Вугерничек”.
С характеристики партячейки: «Заведующий колбудом тов. Вугерничек Б.П., 1913 года рождения, член ЛКСМУ с 1929 года, образование – незаконченное среднее. Рабочий, учитель. Назначен гороно с 18 марта 1933 года».
Военным кружком руководил выпускник Харьковского агроинститута Борис Иосифович Завальнюк. Он с 1932-го по 1934-й год проходил службу в Красной армии, и имел соответствующую военную подготовку. Поэтому по мере своих способностей, передавал опыт молодежи села призывного возраста. В своей автобиографии Борис Завальнюк писал: «Отец до революции работал по найму в помещика. После революции отец получил земельный надел из помещичьего фонда и занялся хлебопашеством, однако умер в 1919 году, мать осталась с четырьмя детьми. Мать вступила в 1929 году в колхоз, а в 1933 году умерла. Братья Василий, Алексей и Семен работали в колхозе, я учился в 7 классе Сутисковской школы. После окончания школы в 1930 году поступил в Харьковский агроинститут, который закончил в 1932 году и получил звание агронома. С 1932 по 1934 год служил в Красной Армии, после службы вернулся в Ярышивку и работал бригадиром по защите растений».
Драматическим кружком колбуда руководил его брат Семен Иосифович Завальнюк, который отличался своим влечением ко всему прекрасному и длительное время обеспечивал село радиотрансляцией.
Певческим кружком руководила Мария Саутина, а помогал ей музыкальным сопровождением Иосиф Шеленчик. Он сам был родом из Галиции, когда-то служил в австрийской армии, потом попал в плен и после первой мировой войны остался в селе Ярышивка. Иосиф любил пошутить, однако его уважали за простоту, а больше всего за то, что был добрым музыкантом. Он очень хорошо играл на флейте в составе духового оркестра, и на скрипке в сопровождении гармошки.
В начале 1941-го года Анатолий Табачнюк имел уже почти 17 лет. Он недавно закончил Ярышевскую семилетнюю школу и стал до работы на разных участках в колхозе „Колос”. Комсомольцы села, за активность на работе и в общественной жизни, избрали его секретарем комсомольской организации. Анатолий сам активно принимал участие в работе почти всех кружков в колбуде и поощрял к такому участию других комсомольцев. Особенно он любил драматический кружок, в котором часто получал главные роли. В дальнейшем опыт переодевания и гримировка под определенное действующее лицо спектакля очень ему пригодилось совсем с неожиданной стороны.
В спектакле „Наталка Полтавка” Анатолий играл роль Петра жениха Наталки, а роль самой Наталки руководитель кружка поручил играть Стасе Гуменюк. Стася к тому времени была в последнем выпускном классе школы и имела 16 лет. Она проживала на центральной улице села, которая получила свое название в честь вождя пролетариата товарища Ленина. Часто после окончания репетиций Анатолий, в сопровождении компании молодежи, шел провожать Стасю до ее дома. А потом, перебежав плотиной через пруд, двигался в сторону своей улицы Коцюбинской.
Улица Коцюбинская находится недалеко от школы и центрального сельского пруда, названного когда-то Панским. Свое название эта улица получила совсем не в честь известного украинского писателя Михаила Михайловича Коцюбинского. Дело было в том, что в ряде ее домов на протяжении определенного времени расселилась семья крестьян, которые в силу сельских обычаев тех времен получили прозвище „коцюбы” («коцюба» по-русски переводится как «кочерга»). По легенде, это прозвище досталось им в наследство от очень злющей и ревнивой женщины, которая часто бегала за своим мужем, вооружившись железной кочергой от печки. Со временем эта история пришла в забвение, однако название улицы навсегда закрепилось в памяти жителей села.
Анатолий часто провожал Стасю до самой калитки ее двора, защищая от нападений соседских собак. Так они довольно близко подружились и длительное время спустя, с наступлением весны, просиживали вдвоем вечерними часами на лавочке возле одного из дворов по улице Ленина. На этой лавочке днем часто вели беседы-пересуды сельские бабушки, а вечером она переходила в пользование влюбленным. Сидя на этой лавочке, Стася и Анатолий подолгу разговаривали о спектакле, который готовился к майским праздникам в колбуде. Вспоминали свою школьную жизнь, строили планы на дальнейшее обучение, обсуждали дела и планы своих близких.
Анатолий часто рассказывал, как он посещал в городке Гнивань свою старшую сестру Марию. Она работала продавцом в магазине от Гниванского сахарного завода и жила вместе с мужем и дочерью Тамарой на территории завода. Со временем Анатолий планировал тоже перебраться у Гнивань и устроиться там на работу. Однако это не было так просто. Чтобы выехать из села нужно было получить паспорт, а его выдавали только тем, кто выезжал на обучение, или на работу по направлению на социалистические стройки. Стася в свою очередь делилась своими планами, рассказывала о своей сестре Марии, родителях и близких.
Одного майского вечера, возвращаясь из колбуда, Анатолий пригласил Стасю по привычке посидеть на лавочке, после чего обнял ее за плечи и крепко поцеловал в губы. Стася, не ожидая такого выпада от Анатолия, была им вначале ошарашена. Но вскоре, прытко вскочив на стройные ноги, спросила:
– Что это было, Толя?
– То было, что было, Стася. Нравишься ты мне очень, неужели не видишь?!
– А я думала – мы только друзья. А ты вот что взял себе в голову, может, и сватов будешь ко мне засылать?
– А может и зашлю, однако не в этом году. Мне еще только семнадцать в скором времени будет, а для законного оформления брака закон требует целых восемнадцать. То придется год подождать.
– То давай и со всем другим тоже подождем. А то любовь-морковь, а от нее и дети могут ненароком появиться.
Стася юлой крутнулась на своих красивых ножках в сторону улицы и быстро подалась домой. Не ожидавший такой реакции Анатолий только молча провел ее взглядом, а вскоре и себе двинулся к своему дому.
Следующего вечера, возвращаясь из колбуда домой, Анатолий так и не смог поговорить со Стасей, чтобы выяснить их взаимоотношения. Она неожиданно исчезла из колбуда без всякого предупреждения, сразу после окончания репетиции. Друзья рассказывали, что даже они не смогли ее задержать разговорами. Стася от тех разговоров нетерпеливо отмахнулась и почти стремглав побежала домой.
С того времени между Анатолием и Стасей словно бы пробежала черная кошка. Они, как и раньше, продолжали ходить на репетиции драматического кружка, играли там отведенные им роли, однако домой возвращались в разных компаниях. Так длилось почти месяц до самых майских праздников, да и после них ничего не изменилось. Возможно, их взаимоотношения и наладились бы со временем, если бы не произошло неожиданное – началась война, и было уже не до любви.
О проекте
О подписке