Блажен, кто мир сей посетил
В его минуты роковые!
 

Ф. Тютчев

* * *

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.

Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя.

Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

© В. Н. Ковалёв, 2021

© Художественное оформление серии «Центрполиграф», 2021

© «Центрполиграф», 2021

Пролог

Солнце еще не взошло, но уже были различимы все курганы и далекая, похожая на облако, Саур-Могила с покрытой легким туманом вершиной.

Если подняться на нее, то оттуда видна равнина, такая же волнующая и безграничная, как небо, просматриваются далекие города, поселки и хутора, а за ними – синеющее у кромки горизонта море.

Только здесь понятно, как много видела и знала древняя Могила на своем веку, олицетворяя собой время и пространство.

Она зрила племена скифов и сармат, сходившихся в ковыльных степях в жарких братоубийственных сечах, греческие когорты и железные римские легионы, пытавшиеся объять необъятное, тьмы и тумены так и не дошедших до «последнего моря» грозных монголов.

Слышала она пальбу запорожских мушкетов и вой ядер турецких пушек, звон шашек красной и белой конницы, рев танковых моторов группы армий «Центр» и праздничный салют Великой Победы, а потом все надолго стихло.

Каждую весну зеленый простор у подножия Могилы алел россыпями полевых маков, летом по нему гуляли серебряные волны ковыля, а осенью и зимой пел песни летящий вдаль ветер. И над всем этим, в мирном небе, величаво парил беркут. Сильная и гордая степная птица. Превыше всего ценящая свободу.

Часть первая
На рубеже веков

Глава 1
Дорога к дому

 
Прощай, не горюй,
Напрасно слез не лей,
Лишь крепче поцелуй,
Когда сойдем мы с кораблей!.. —
 

бодро орали магнитофоны в разных местах перрона, где шла посадка в омытые майским дождем блестящие вагоны скорого «Мурманск-Москва».

На Кольском шла демобилизация военных, отслуживших свой срок, и в их числе моряков Северного флота. Их черные группы в бескозырках с муаровыми лентами, щегольских бушлатах и широченных клешах виднелись тут и там.

В одной из таких, с золотистыми якорьками «штатов»^[1] на рукавах, радостно скалил белые зубы и юморил с проверявшей билеты молодой проводницей смуглый сержант, с гитарой на плече и небольшим чемоданом.

– Приходи к нам в гости, – подмигивал карим глазом. – Спою тебе песню про любовь.

– Да поднимайся уже, черт! – шутливо огрызалась та. – Обязательно приду, с веником, если начнете куролесить.

– Все будет тип-топ! – рассмеялся кто-то из моряков, и вся компания, исчезнув в проеме двери, бодро зацокала подковками по крашеному металлу пола.

Сержанта звали Сашка Шубин, родом он был из Донбасса и имел сербские корни.

Остальные пять сослуживцев были кто откуда, с необъятных просторов Советского Союза. Все отлично владели стрелковым и прочими видами оружия, знали вождение, топографию и рукопашный бой, могли десантироваться с воздуха и воды в любую точку мира.

В прохладных, пахнущих дальней дорогой купе плацкартного вагона уже шумно располагались группы демобилизованных. Каких тут родов войск, кроме моряков, не было! Ракетчики с аксельбантами на груди, пограничники в зеленых фуражках (один с собакой), танкисты, авиаторы, мотопехотинцы и стройбатовцы. Морпехи расположились в своем купе, сняв бушлаты, поместили всю хурду* на багажные полки и огляделись.

– М-да, – сказал рыжий старший матрос с жетоном «За дальний поход» на форменке. – Не вагон, а Ноев ковчег.

Многие рассмеялись.

Соседями впереди была десантура, а сзади – пограничники со своим «мухтаром», у которого на шее висела медаль, не иначе за службу.

Перед самим отправлением по вагону прошел патруль, старший которого, майор, громко объявил: в Петрозаводске будет второй, для профилактики пьянства и мордобоя.

– Кто подорвет престиж Вооруженных Сил, – сказал он, обозрев «дембельский» вагон, – тот будет снят с поезда и помещен на гарнизонную гауптвахту!

– Гафф! – басовито поддержал его, завиляв хвостом, серый друг пограничников.

– Ну, тогда счастливого вам пути, – качнул фуражкой начальник патруля и последовал дальше.

От головы состава донесся протяжный гудок, пронесся лязг сцепок, и перрон плавно покатил назад.

– Наконец-то, – оживились дембеля. – Давай, машинист, наяривай!

За окнами поплыли окраины столицы Заполярья, поезд сделал объемную дугу, открылась ширь Кольского залива.

Во многих купе моряки с солдатами опустили окна и, высунувшись наружу, замахали бескозырками, беретами и фуражками.

– Прощай, Флот! Прощай, Армия!

В лица бил ветер. Соленый, влажный, морской.

– Ну что, братишки? – вернул окно в исходное положение коренастый морпех. – Надо отметить такое дело!

– А то! – ответили сразу несколько голосов, и стал накрываться «военно-морской стол». В других купе происходило то же самое.

Многие ребята прибыли на вокзал из дальних гарнизонов полуострова и, как говорят, были с утра «не жрамши». Вскоре в вагоне запахло армейской тушенкой, копченой рыбой и колбасой, выданными на дорогу. Имелось в каждой группе и горячительное. Прихваченный с собой в плоских фляжках спирт-ректификат, а еще купленная во время ожидания в городе продукция ликеро-водочных заводов.

Спустя час настроение поднялось еще выше, в разных концах вагона грохал веселый смех – началось единение родов войск и многие группы перемешались. Двое морпехов оказались у соседей – десантников, с теми их единило небо, а два пограничника с братом меньшим (того звали Джек, и был он с теленка), прихватив с собой бутылку «Агдама», переместились на их место.

– Тебя чё, наградили им? – угостив овчарку бутербродом с паштетом, спросил Сашка у рябого ефрейтора.

– Не, – принял тот наполненный стакан. – Мы вместе призывались. Это мой напарник.

– Значит, он, как и мы, дембель?! – восхитились моряки.

– Р-р-р, – наморщил нос Джек, а ефрейтор рявкнул «за боевое содружество!», и все сдвинули стаканы.

К этому времени Марина – так звали проводницу – шустро разносила чай. Ей помогали два военных доброхота – авиатор с танкистом. Девушку наперебой просили «на минутку присесть» во всех без исключения купе, подводники угощали шоколадом, но та отказывалась, говоря «потом-потом, мальчики». Получили от ворот поворот и морпехи.

Когда Марина и один из ее подсобных брякнули на их столик шесть подстаканников с горячим чаем, Сашка, как и обещал, пригласил девушку на песню.

– Соглашайся, сестренка! – поддержали его друзья. – Он, черт, хорошо поет, даже африканкам нравилось!

– Приходи вечером в служебное купе, – улыбнулась девушка. – Споешь, а заодно расскажешь про африканок.

– Да, повезло тебе, брат, – пялясь вместе с другими на удаляющиеся стройные ножки, шмыгнул носом старший брат Джека.

– Ну дак! – тряхнул вороным чубом Сашка, потянув сверху гитару.

 
Кольский полуостров торчит из-под воды,
Корявые березки цепляются за сопки!
Гитара надрывается, звеня на все лады,
Что Кольский полуостров не для робких!.. —
 

полетела по вагону переиначенная на все лады лихая песня. Она будоражила, брала за душу и выжимала слезы гордости.

Домой, на родину, возвращались не вчерашние пацаны, а отслужившие по два-три года крепкие и уверенные в себе мужчины.

Во втором часу ночи, когда, сморенные первыми впечатлениями от «гражданки», уснули самые стойкие, Сашка прихватил гитару, сунул в рукав форменки бутылку портвейна и тенью заскользил к служебному купе.

Тук-тук-тук – постучал костяшками пальцев в наглухо задвинутую дверь с табличкой.

– Мариша?

– Открыто, – глухо ответили изнутри.

Он откатил ее в сторону. В приглушенном свете на диване сидела бабуля типа «божий одуванчик» и чего-то вязала, приспустив на нос очки.

– А где Маринка? – выпучил глаза Сашка.

– Я за нее. Чего, сынок, надо?

– Да так, ничего, – вздохнул гость, накатил дверь обратно и почапал назад несолоно хлебавши.

На вторые сутки военных в вагонах стало меньше, на их места садились гражданские.

В Москве, на Ленинградском вокзале, Сашка распрощался с последними из своей «шестерки» и направился к метро, рядом с которым прохаживался наряд милиции.

У старшего поинтересовался, как добраться до аэровокзала, спустился эскалатором под землю. Метро впечатляло красотой, массами народа и небывалым ритмом жизни.

Стиснутый со всех сторон, чуть обалдевший Сашка вышел на станции «Аэропорт», откуда троллейбусом добрался до аэровокзала, взял билет на ближайший рейс «Москва-Луганск» и перекусил в кафе бутербродом с колбасой, запивая кофе.

А поскольку времени до отлета у него было «воз и маленькая тележка», решил прошвырнуться по столице.

В Москве он никогда не был, хотелось взглянуть на Кремль с Красной площадью, а если повезет, то и побывать в Мавзолее.

Сдав чемодан с гитарой и бушлат в камеру хранения, морпех снова воспользовался услугами метро, домчавшего его до станции «Площадь революции». Восхищенно обозрев шедевр инженерии и пластики, Сашка с восторгом обнаружил у одного из пилонов увековеченного в бронзе матроса.

– Здорово, браток! – остановился рядом. А затем пощупал отполированный многими руками ствол его нагана.

Определившись с выходом, гость столицы вознесся наверх и через десять минут с трепетным чувством (сказались политзанятия) ступил на гранит брусчатки Главной площади Страны Советов.

Она оказалась меньше, чем казалось по документальным лентам, которые видел, но все остальное впечатляло.

Зубчатые стены древнего Кремля, Мавзолей с застывшими у входа часовыми и уходящие в небо увенчанные рубиновыми звездами Спасская и Никольская башни.

Народу на площади было немного – школьники да несколько групп туристов, а вот к Мавзолею тянулась очередь.

– М-да, – подойдя ближе, нахмурился Сашка. – Хрен попадешь к «дедушке». Тут рыл двести будет.

В это время его кто-то тронул сзади за локоть.

Обернувшись, увидел стоящего рядом мужчину средних лет, в сером костюме с галстуком, который с интересом его оглядел и довольно хмыкнул.

– Понравился? – спросил Сашка с иронией.

– Еще бы. Я когда-то служил в ВДВ, богато у тебя прыжков, сержант, – кивнул тот на форменку, где в числе других красовался жетон «Парашютист» с цифрой «15» на подвеске.

– Ясно, – понял его интерес морпех. – У нас, в десантно-штурмовом, у ребят было и побольше.

– В отпуск или запас?

– На дембель. Еду через Москву, хотел посетить Мавзолей, да, видно, не судьба. Народу много.

– Это не беда, – чуть улыбнулся незнакомец. – Щас решим. – И сделал знак прохаживающемуся вдоль очереди милицейскому капитану.

– Слушаю, товарищ майор, – подойдя, тихо сказал тот и покосился на Шубина, – нарушает?

– Наоборот, отдав стране воинский долг, возвращается домой и желает видеть Ильича. Проводи в начало очереди.

– Есть, – ответил капитан. И Сашке: – Пройдемте.

– Спасибо, товарищ майор, – поблагодарил тот незнакомца и поспешил за капитаном вперед. К революционной святыне.

«Интересный дядька», – промелькнуло в голове Шубина.

Они подошли к началу очереди.

– Прошу задержаться, – протянул руку капитан перед третьей от входа тройкой. А потом Шубину: – Пожалуйста.

Сашка монолитно стал впереди, подумав про себя «вот это пруха», и сделал приличествующее месту лицо, выражающее скорбь и отрешенность. Через несколько минут, в числе других, он ступил под гранитный свод, где в небольшом фойе стояли еще два милицейских стража и один гражданский, шарящие по процессии глазами. Лежащий в стеклянном освещенном приглушенным светом гробу вождь мирового пролетариата был похож на восковую куклу.

«В кино он совсем не такой», – мелькнула в голове мысль. Но Сашка ее тут же отогнал. Впечатляясь.

Миновав постамент с выставленным на обозрение телом, он вышел вслед за хлюпающей носом теткой на свежий воздух и проследовал вдоль Кремлевской стены с многочисленными на ней табличками.

Затем Сашка выяснил, где находится Старый Арбат, доехал туда и послушал песни бардов.

Когда же на столицу опустился вечер, автобус-экспресс помчал его в аэропорт Внуково.

Там морпех прогулялся по громадным залам, в бодром шуме прибывающих и улетавших граждан полюбовался электронной россыпью многочисленных рейсов на громадном табло, а также многочисленными красивыми девицами.

В связи с задержкой рейса посадку объявили в три ночи, сонные пассажиры погрузились в ЛиАЗ и стоя доехали до трапа самолета.

Спустя минут пятнадцать, вырулив на бетонку, Ту-154 взлетел, размеренно загудели турбины.

– Так-то лучше, – бормотнул сержант, посасывая взлетную карамельку.

Проснулся он от похлопывания по плечу и нежного девичьего «просыпайся, морячок».

Салон был пуст, в него вливалась утренняя прохлада, рядом стояла бортпроводница.

– Подъем! – открыл глаза Сашка, разом вскочил, чмокнул девушку в щечку (та рассмеялась) и, шмякнув на голову бескозырку, направился по ковру в сторону открытого люка.

Спустившись вниз по трапу и оказавшись на твердой земле, моряк, разведя руки в стороны, заорал:

– Здравствуй, Донбасс! Я вернулся!