Плечо солдата уткнулось в широкий ствол «Огненного дерева». Выдалась пара минут наедине. Это была чужая страна, и ему очень хотелось вернуться домой целым, а не по кускам, человеческим обрубком, как отправляли некоторых его сослуживцев в закрытых холодных ящиках. Их группа выполняла специальные задания в тылу врага, работая с агентурой и подпольем, либо действовала сама по себе.
Зеленый бамбук качало ветром, провоцируя шумный треск. Листья пальм терлись об него острыми ветками, оставляя микроскопические засечки на яркой, желто-зеленой поверхности. Внезапно послышались чьи-то шаги. Из джунглей появился враг. Оба замерли. Молчаливая, тягостная сцена. Время как будто остановилось. Куда подевались остальные? Роджерс, Васкес, Горр?.. Отскочив резко в сторону и приземлившись на левый бок, солдат жмет спусковой крючок – автомат выдает короткую и точную очередь. Противник вскидывает оружие на долю секунды позже, успевая выстрелить лишь куда-то в сторону, после чего врезается коленями в листву и падает грудью на свой автомат Калашникова.
Солдат облегченно откидывается на спину и смотрит в небо сквозь нависающие ветки деревьев. За головой быстро проползла какая-то живность. Неконтролируемый смех перемешивается со встревоженными криками разлетающихся от испуга птиц. Что-то сильно бултыхнулось в водоеме поблизости. Крупная слеза стекает по лицу солдата и летит в сырую землю – издает при падении запредельно громкий стук…
Автоматная очередь!!! Истерику прерывают новые выстрелы. Становится невыносимо больно в груди. Небо застывает, облака перестают плыть, словно их поставили на паузу, нажатием кнопки пульта. Деревья и бамбук замолкают и больше не раскачиваются. Пальмы затихают, пристально наблюдая с высоты. Мир замер. Солдат с трудом отрывает голову от земли, упираясь подбородком в грудь. Мелкая ящерица любопытно смотрит на него, застыв у ног. Размытая фигура в нескольких шагах впереди сжимает в руках автомат, из дула которого тонкой змейкой струится свежий дымок.
Детектива встряхнуло резкое, как ему показалось, торможение, но «додж» остановился довольно плавно (помощник ездил всегда аккуратно, чего не скажешь по его немного разбитной внешности). Он открыл глаза – заспанные, припухшие, как будто не дремал пару десятков минут, а спал убитым сном до обеда после грандиозной попойки. Голова потяжелела, виски пульсировали. Ветровые стекла похлестывал моросящий дождь. За окном нарисовался полицейский департамент.
Флинн заглушил двигатель и бодро произнес:
– Приехали.
Зал оперативных совещаний подготовили в течение часа-двух после обнаружения трупа: установили экран с проектором, развесили фотографии, схемы, карты… принесли другие необходимые вещи.
Офицеры, психолог, криминалисты, судмедэксперт, начальник отдела и шеф полиции заняли свои места. В помещение вошли Даггерт и Флинн, сели в первом ряду с краю.
Первым начал выступление Ремс, коренастый мужчина пятидесяти семи лет, неунывающий оптимист с хрипотцой в голосе, начальник отдела серийных преступлений. Его густые усы и седые волосы ежиком гармонично сочетались с горизонтальным шрамом над левой бровью – последствие военной службы пехотинцем в молодости, на войне с проклятыми гитлеровцами; Ремс входил в ту часть Берлина со своей дивизией, которую в дальнейшем оккупировали американцы. Он подошел к большому экрану и заговорил, переключая слайды с фотографиями жертв, мест преступлений, улик и прочей информацией, которой следствие располагало на этот момент:
– Что мы имеем? – Перед ответом на свой же вопрос Ремс смешно поднял брови в затяжной паузе. – Два убийства за последние шесть месяцев! Белые женщины двадцати восьми и тридцати лет. Предположительно, трупы доставляют в кузове фургона, поместив тела в специальные анатомические мешки. Почерк в обоих случаях одинаковый. Выводы? – подходил он к заключению. – Мы имеем дело с серийным убийцей, маньяком, черт бы его побрал! По всей видимости, его интересуют белые женщины со схожим типом внешности. Возможно, диапазон возрастов также ограничен. Местá нахождения тел отличаются от места – или мест?! – совершения преступлений.
«Железная логика», – улыбнулся про себя Даггерт.
– Но не все так просто, коллеги, – начальник отдела снова задрал брови и подвис.
«Ну да. Конечно. Совсем не просто», – Даггерт наслаждался своими едкими внутренними комментариями.
– Передаю слово нашему психологу, – Ремс бросил важный взгляд на доктора и с деловитым видом уступил ей трибуну для вещания.
Элегантные очки в тонкой металлической оправе придавали ей особый шарм. Штатный полицейский психолог Элис Рид, красивая женщина тридцати двух лет, в строгом костюме, перехватила доклад:
– Судя по характеру преступлений и их оформлению, мне видится следующий портрет убийцы: это белый мужчина, примерно от тридцати до сорока лет. Может быть незначительная погрешность в год-два. Педантичный. Не женат.
– Откуда такая уверенность? – поинтересовался Ремс.
– Я могу ошибаться, но подобное обожествление своих «подопечных» говорит о невозможности делить с кем-либо еще любовь к некоему образу. Жив или мертв источник этого образа, реальный он человек или только плод его воображения, сказать нельзя, это должны будут установить детективы. Но я не закончила.
– Простите, мисс, не хотел вас перебить.
– Скорее всего, убийца подвергался в детстве насилию, пережил сильный шок, травмировавший психику эпизод или череду эпизодов. Я склоняюсь к последнему. Так или иначе, ключевым триггером послужим какой-то один яркий случай. Полагаю, преступник не испытывает неприязни к противоположному полу… – Элис смутилась, поймав на себе пристальный взгляд Даггерта. На секунду замолкла, почувствовав тепло в животе, но тут же прогнала это чувство и закончила мысль: – Такой вывод я делаю исходя из того, как он тщательно заботится о телах женщин после их смерти. Я бы сказала, он выполняет особый сакральный ритуал, который и является его ключевой целью, объектом созерцания. Наш убийца не садист и не сексуальный извращенец. А еще, он очень не типичный преступник.
«Ох уж эти психологи». – Даггерт сложил руки на груди и вытянул перед собой скрещенные ноги – правое колено щелкнуло, стрельнув точечной, колющей болью.
– Что ж ему надо, если насилия он не совершает, а секс его не интересует? – прервал психолога шеф полиции Богарт, ровесник Ремса, лысый под ноль толстяк с густыми бровями.
Его усы по форме были похожи на усы начальника отдела, единственная разница оставалась в цвете: у Ремса они практически белые, а у Богарта – черные. К расследованиям он имел весьма посредственное отношение. Больше занимался тем, что держал отчет перед мэром, попивая на выходных виски с власть предержащими. При этом шеф полиции любил помпезно объявить прессе об очередном раскрытии жуткого преступления, делая вид, будто сыграл в деле главную роль. Если расследование затягивалось и журналисты на него наседали, он избегал брифинги и скидывал все на Ремса.
«Засранец. Бессовестно прошелся глазами по ягодицам Элис, когда произнес слово ”секс“, – отметил про себя Даггерт. – Интересно, твоя пухлая набожная женушка одобрит подобные грязные помыслы?»
– Чтобы это узнать, необходимо найти ключ к пониманию мотива убийцы, мистер Богарт, – ровным голосом ответила Рид. – Очевидно, он не в состоянии остановиться. Подчеркну, не хочет остановиться, а именно не в состоянии, что делает его опасным и подталкивает к новым убийствам. У него так называемая зацикленность, навязчивая идея, если говорить простым языком. Его душа и сознание больны. Суть подобных преступлений заключается в повторении определенных манипуляций. Для преступника важным является проигрывание раз за разом самой конкретной процедуры. Как правило, маньяки издеваются над своими жертвами: насилуют, отрезают части тел и хранят их у себя дома с вещами убитых… Или совершают прочие жестокие действия, иногда прибегают к каннибализму – именно эти моменты для них наиболее важные. Не всегда сам факт просто умерщвления является конечной целью. Убийство для них – это возможность реализовать непреодолимые желания. Больному необходимо регулярно повторять специфические действия, что трудно понять здоровым людям и не специалистам в области криминальной психиатрии…
– Специфические действия с уже мертвым телом, – подчеркнул со своего места Даггерт.
– Так и есть, – ее голос прозвучал нежно, но затем обрел сухой рабочий тон: – В нашем случае это ритуальное обращение с телом после смерти. И в отличие от типичных маньяков, он не убивает для власти именно над жертвой, скорее над самой возможностью делать с трупом определенные вещи. В числе прочего я бы охарактеризовала его как «платонического некрофила», возможно, с «комплексом Эдипа» – зацикленностью на матери, – закончила Элис.
Все удивленно между собой переглянулись.
– «Платонический некрофил»? – переспросил Богарт.
– Он их любит, но не трогает. То есть трогает, конечно, но не издевается над ними, не насилует, а наоборот: с трепетом обхаживает. Я бы сказала, бережно «оформляет», как ни странно прозвучит моя формулировка, но она видится мне наиболее точной, – пояснила Элис. – Это как платоническая любовь, только к трупу, в котором убийца видит доминирующий образ. Рассматривать сексуальный аспект в привычном смысле физического влечения я бы не стала, а погружаться во Фрейдизм считаю лишним.
– Прошу вас, – Ремс пригласил детектива на место докладчика жестом руки, с трудом переваривая слова психолога.
Элис отошла в сторонку.
Даггерт вышел перед залом (ее запах остался – ему это понравилось, он понимал, что Элис будет сейчас за ним наблюдать, погрузившись в грезы, но сохраняя внимание к происходящему). Опустив приветствие, он сразу перешел к делу:
– Жертвы внешне отличаются, но грим и прочие манипуляции делают их лица практически схожими. Волосы перекрашиваются или накладывается парик, их облачают в одинаковые, специально сшитые для этого сарафаны. Даже оттенок цвета лака на ногтях в точности совпадает. Убийца обладает мастерским навыком по нанесению посмертного макияжа. Нанесение грима мертвым – это сложное ремесло, именуемое танатокосметологией. Необходимо выяснить, где, когда и у кого он этому обучился, если только не обрел навык сам. Обе женщины были оставлены на шпалах в двадцати милях друг от друга. Кэрри Уайт – в заброшенном тоннеле, Трейси Палмер – в давно нефункционирующем депо промышленной фабрики. Скорее всего, география не играет для него принципиальной роли, а такой разброс тел вызван опасением привлечь внимание потенциальных свидетелей к непосредственному месту совершения убийств: вполне вероятно, что это место – одна локация. Либо для него важны рельсы, а безлюдных мест с этими самыми рельсами, куда незамеченным можно доставить мертвых женщин, в округе не так много. На кой черт далась ему эта железная дорога? – задав этот вопрос, детектив обернулся и посмотрел на Элис, стоящую рядом, немного позади.
Она снова ощутила в своем животе приятное тепло.
– Это еще одна из ключевых загадок личности преступника, которая приведет вас к его поимке, – будучи по-женски мудрой, Элис не стала вступать в прямую схватку с детективом – бессмысленная затея из-за его врожденной убежденности в своей правоте в любых спорах, даже если это не так. К тому же, есть риск нарваться на грубость: Даггерт не отличается учтивостью к окружающим, и женщин не щадит в равной степени.
– Благодарю вас, мисс Рид, – громко произнес начальник отдела. – Уважаемый судмедэксперт, ваша очередь.
Детектив отошел к Элис, заслонив ее плечом. Его подмоченный плащ источал сырость дождя.
Следующий докладывал Фергюсон, судебный патолог, деликатный пожилой профессионал шестидесяти двух лет, седой мужчина небольшого роста, интеллигент-с-бровями-домиком, в старомодных прямоугольных очках с черной оправой:
– К сожалению, ничего нового сообщить не могу.
Ремс и Богарт почти синхронно кашлянули.
– Все повторяется аналогичным образом, как и в первом случае. Следов физического и сексуального насилия на телах и во внутренних органах не обнаружено. Сексуального контакта перед смертью и после нее у женщин не было. Возможно, содержимое желудка и кишечника дадут нам какую-нибудь значимую информацию, но потребуется время для анализа. Предположительно, убийца вводит наркоз, после чего делает вторую инъекцию, от которой жертва умирает, не приходя в сознание. Сопротивление не оказывалось. На точные химические анализы могут уйти недели и даже месяцы. Скорее всего, использовались сильнодействующие компоненты, входящие в состав растворов, применяющихся при эвтаназии. Обладая специальными знаниями и сырьем, такой препарат можно синтезировать в оснащенной или импровизированной лаборатории, либо преступник имеет доступ к препарату в специальных учреждениях. Напомню, у обеих жертв была неизлечимая стадия рака. Обследования подтвердили эту информацию, мы также получили их медицинские дела. Жить девушкам оставалось недолго. Тела после смерти подвергались тщательной обработке – тем самым убийца избавлялся от улик. Следов постороннего биоматериала не обнаружено. – Заканчивая, судебный медицинский эксперт сказал еще несколько слов о предположительном времени наступления смерти и отметил другие аспекты, от которых существенной ясности не прибавилось.
– Благодарю вас, мистер Фергюсон. Не густо, – приуныл начальник отдела.
– Простите, – ответил доктор с досадой.
– Это не ваша вина, старина. Не вы же их убили? – Ремсу почему-то казалось, что его специфический юмор нравится всем и всегда, но это далеко не так. – Что нам скажут криминалисты?
Докладывал Филип Лэнс, главный эксперт-криминалист, высокий мужчина тридцати восьми лет. Он имел строгий вид, хмурый лоб и острый взгляд. У Лэнса за плечами стоял богатый опыт участия в расследовании многих уже раскрытых преступлений. Благодаря своей умелой работе с уликами и высокому уровню познания в деле криминалистики, который он неустанно совершенствовал при любом удобном случае, будь то очередное дело, семинар, новая книга по экспертной тематике или передовые способы обработки добытого материала, Лэнс был одним из лучших профессионалов в Штате. А еще сдержанным и спокойным человеком. Всегда говорил монотонно и по существу.
– Поскольку убийца скрупулезно избавляется от улик перед тем, как помещает жертву в патологоанатомический мешок, – как мы понимаем, чтобы не повредить грим, одежду и не оставить зацепок, – выявить непосредственно на телах жертв следы, которые дали бы однозначные ответы, нам не удалось. За исключением следующего: на мешке, в котором оставили труп второй жертвы, мы обнаружили, как и в первом случае, элементы коврового покрытия. Анализ содержания в ворсинках эфирных примесей краски и клея, относящихся к автомобильным лакокрасочным продукциям, дает возможность предположить, что это – элементы обивки салона, чьи микроскопические частицы прилипли к мешку. В остальном, к сожалению, нам досталась всякая неинформативная мелочь. Внутри и снаружи периметра самого места преступления также не было найдено ничего, кроме следов обуви десятого размера и борозд каталки. Однако наши специалисты продолжают работать, и мы тесно взаимодействуем с мистером Фергюсоном. – Лэнс посмотрел на патолога, тот оценил поддержку и ответил учтивым кивком. – В случае появления новой информации, незамедлительно сообщим о своих находках следствию. По поводу косметики и прочего: обычные тени, пудра и парик, причем вымытый персиковым шампунем. Могло быть куплено в любом магазине. Сарафан такой же, какой был на первой жертве, и сшит вручную. Убийца не только танатопрактик – он еще и портной. Мастер на все руки. И тело, и одежда тщательно обработаны сильнодействующими средствами бытовой химии.
О проекте
О подписке