Как известно, часто такие аффект эпилептики после припадка переживают какое-то своеобразное чувство облегчения и даже своеобразно повышенное состояние всего их психического тонуса, делающее их нередко экстатиками. В состоянии такой экстатичности, помимо своеобразного чувства счастья, они переживают ту необыкновенную «ясность мысли», ту необыкновенную легкость и обостренность восприятия внешнего мира, о которой каждый такой аффект-эпилептик хорошо знает.
Такие несомненно патологические переживания имел и Толстой. Имел он также, между прочим, и в тот день, когда с ним был тот выше описанный припадок падения с ведром в руках, По воспоминаниям Маковицкого,[28] в тот же день после того припадка об этом своеобразном переживании. Л. Толстой отмечает:
– «Мне сегодня так хорошо думалось.
В болезни, в страданиях (говорит он) отпадает суеверие материальной жизни, и появляется сознание реальной духовной жизни, чтоб здесь, сейчас исполнять волю Бога, а учение материалистов утверждает как раз противоположное; они суеверием считают духовную жизнь. Мне стало ясно, почему легко умирают и самые эгоистичные люди: потому что суеверие материальной жизни отпадает.
А. Л-не Л. Н. сказал:
– Хотел тебе диктовать: – мысли били необыкновенно ясны, ***) но боялся повредить себе завтра утром».
В этом отрывке сказался весь Толстой с его аффект-эпилептической психикой, когда он переживает то своеобразное post – эпилептическое переживание, когда мысли бывают «необыкновенно ясны». Тут он сам нам определенно указывает тот источник, откуда возникла его мистическая концепция его мистического ученая о духовной жизни, его «Толстовства» со всеми его логическими выводами и последствиями.