© Екимов В., текст, 2021

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2021

© ИП Соседко М. В., издание, 2021

 
Дела, дела…
Дела – лишь пыль!
Слова? Слова
хранят нам быль,
а с нею – мысль
и нашу жизнь!..
 

Времени – восемнадцать ноль-ноль. Рабочий день закончен, пора домой, ждут другие, куда как более важные и занятные, чем дневные неотложные офисные, дела. Но до них ещё предстоит преодолеть часовую пробку – время нежданного затишья рабочего ритма, по пути сделав из машины по громкоговорящей связи ряд необязательных, но почему-то всегда таких нужных и приятных звонков своим… нашим домашним: детям, внукам, маме, находящимся теперь по различным житейским обстоятельствам не с нами.

Ах, сколько всего нового и интересного узнаёшь в этих необязательных разговорах с родными, сколько необычного для себя, удивительного и… даже забытого!

Что может быть лучше во взаимоотношениях людей, чем простой живой разговор, пусть даже и на расстоянии, но впрямую, без электронных посредников, мерзких буковок, рожиц и сленговых оборотов в электронных чатах?!

Мы как-то разучились говорить друг с другом – о чём? – предпочитая просто находиться в свободном доступе с миром в прямом, так называемом онлайн-контакте. Живые диалоги теперь всё больше пугают нас своим вторжением в наше замкнутое одинокое, сугубо личное пространство.

Это странно!

Люблю, бесконечно люблю эти наши неспешные живые беседы, разговоры в конце рабочего дня, особенно с мамой. Иногда, не заметив, мы можем проговорить с ней всё время, пока мой верный старенький джип-китаец – Ховер Маврович Кардиналов – тащится через все дорожные перипетии к дому на край города в районе Лахтинского разлива, чтобы заснуть там под окном многоэтажки до утра.

– Алло?! – обычно так, с лёгкой претензией и вопросом в голосе – мол, кто тут отрывает её от дум праведных? – мама поднимает трубку.

– Алло, – радуюсь, понимая, что всё-то у неё сегодня в полном порядке, хорошо, раз нет в голосе ни присущей старикам настороженности, ни предвзятого сомнения, ни даже какого-то ненужного испуга. – Мамуля, привет!

– Привет, мой хороший.

– Как ты там?

– Да всё нормально, – звенит родной голос, – всё хорошо.

– Что у тебя нового? – привычно втягиваю её в разговор.

– Да что у меня нового? – слышу в ответ её иронию, зная, что сейчас она перечислит все свои большие и малые дела за день, не забыв передать в мельчайших подробностях несущественные случайные диалоги с продавцами в магазине, соседями, подругами и прочими, прочими.

Они-то, эти простые случайные встречи, как выясняется со временем, и есть наша с вами жизнь, забирающаяся куда-то внутрь нас, в самую подкорку, что ли, головного мозга.

Маме всегда есть что вспомнить, а мне неспешно – из машины в пробке куда бежать? – выслушать её, удивиться в очередной раз и даже кое-что записать чуть позже для себя и… – кто знает? – может, и для кого ещё. Здесь, не мудрствуя лукаво, распределю по датам её повествования и, соответственно, появления «забытых диалогов» в моём блокноте, не пытаясь перераспределить их по степени важности или времени случившейся «подслушки». Итак…

Антонина
Первая подслушка-рассказ

Снег.

Лёгкий пушистый снег старательно укутывает мой старый – почти мне ровесник – двор.

– Валь! – слышу радостный голос. – Ты ли это?..

– Я-а-а, – тяну удивлённо, всматриваясь в совершенно незнакомое лицо.

– Не узнаёшь?.. – почему-то виновато улыбается. – Это же я, Тоня Щербакова из 58-й квартиры.

– Антонина?.. – дивлюсь. – Да неужто ты?.. Не может быть! Сколько ж лет-то прошло? Двадцать?.. Двадцать пять?

– Тридцать два… – обречённо машет рукой.

– Тридцать два?! – всплескиваю руками. – Полжизни…

– Мы ж тогда, в восемьдесят четвёртом, с мужем в Ленинград переехали. Дети настояли. Говорили, мол, им поближе к работе надо, к метро, – качает головой. – Цивилизацию им подавай! А вот видишь, вернулась обратно, к нам, в пригород, в Рамбов. Пришла проведать нашу солнечную пятиэтажку. Она мне там снилась… всё время, а приехать, хотя и недалеко, всё некогда было: де-ла-а! – тянет. – А вот теперь всё: нет дел… Кончились. Мужа в позапрошлом году похоронила… здесь, на Иликах! Ездила-ездила к нему на электричке, надоело мне, сказала, чтоб купили хотя бы угол в Ломоносове, рядом с ним… Никуда больше не хочу.

– О-ох, – выдыхаю, словно увидев прямо перед глазами его интеллигентную статную фигуру, выгуливающую на поводке их маленькую смешную комнатную собачонку – Тошку…

В нашем-то дворе сроду никто собак не выгуливает, особенно таких – маленьких, они сами во двор с ребятнёй бегать выходят. И все во дворе их знают: чьи, как зовут. А когда домой возвращаются, то сядут у подъезда и ждут, пока кто-нибудь из соседей им дверь не откроет да потом в квартиру не позвонит. Вообще, у нас собак да кошек все любят, не обижают – жалко, что ли, дверь-то открыть да до квартиры проводить! А тут – на тебе: на поводке, по-городскому, да ещё с пакетиком целлофановым и совочком.

– …Царство ему небесное, Тонечка, и мои соболезнования тебе, – с искренним чувством говорю ей. – Да ведь и мой в позапрошлом году умер…

– Знаю, Валечка, знаю, соболезную тебе тоже, – кивает она. – Видела памятник ему на кладбище в центре второго участка, моему-то в начале участка… У леса стоит, видно, чуть раньше хоронили. Я и себе там, рядом с ним, местечко приготовила. Вот и хожу теперь, говорю… с ним, с собой.

– А сколько? Сколько ему было?

– Да, почитай, как раз восемьдесят четыре… справили.

– У-ух, молодец какой, – смахиваю незваную слезу. – А моему-то и семидесяти семи ещё не было…

– А тебе? Тебе, Валечка, сколько? – уводит разговор Антонина.

– Под Новый год семьдесят пять… Юбилей, даст Бог, справлю, – отвлекаюсь, вспомнив, что как раз и вышла на мороз, чтоб пройтись по магазинам, купить что-нибудь к празднику.

– У-у-у, мо-ло-дая совсем, – доброжелательно смеётся. – Хорошо тебе, поздравляю, а мне-то уж восемьдесят три вышло, вот и заспешила сюда, домой… У парка в старой «кирпичке» трёхэтажной – знаешь? – квартирку дети мне сняли, сказали, выкупят её со временем, – увлекается. – Хитрят, видно!.. Да и правильно: зачем она им? А мне… и подавно: недолго уж.

– Пойдём ко мне, чаю попьём, – зову старую соседку, забыв о своих планах. – Я-то всё там же, в шестьдесят шестой… На пятом… Помнишь?

– Как не помнить, Валечка?! Ты же прямо над нами через этаж живёшь, – оживает, да вдруг, опомнившись, сникает: – жила… над нами…

Она поднимает глаза вверх – видно, на свои окна – смотрит, улыбается. А затем, вдруг как-то радостно-светло глянув на меня, быстро, словно боясь забыть, не успеть сказать что-то своё, важное, затараторила:

– Вот хотела в свою бывшую… заглянуть, да не смогла. Домофон на подъезде, а как набрать – не знаю, да и что скажу?.. А мне-то до сих пор – представляешь, Валечка? – почему-то казалось, что здесь, у нас, всё как раньше, по-прежнему: у подъезда сидят три неразлучные подружки-вдовушки: баба Зина, баба Тоня и баба Вера. Помнишь? А вот смотрю – и нет никакой скамейки, прямо как в городе. Там, – машет пренебрежительно куда-то в сторону, – как только лавку какую у подъезда поставят, жильцы тут же её прячут, уносят, лишь бы никаких сомнительных компаний, хулиганов под окна не пустить. Прорва их там теперь развелось, деваться некуда: галдят, безобразничают, дурью маются.

– Нет-нет, Тоня, у нас никто не прятал и не ломал. Наша скамейка сама от старости развалилась, давно уж, как не стало наших вдовушек войны да и детей их… постаревших. Некому стало сидеть здесь, не принято… вроде.

– А скажи, пожалуйста, кто из наших… тех, что в доме с самого начала, – с испугом и надеждой смотрит на меня, – с семьдесят второго, ещё живёт… здесь.

– Из на-аших-то, – тяну, прикидывая и загибая пальцы, – да, почитай, только я, Лёшка из шестидесятой да Катюха, твоя ж, кажется, подружка с первого этажа.

– Ка-а-атя, – радуется, смахивая набежавшие слёзы. – Надо же, как хорошо!

– Хорошо, Тонечка, что ты к нам вернулась, – радуюсь и я.

Лёгкий пушистый снег укутывает наш старый двор…

Тот самый двор – из книги «Секреты нашего двора». Она, правда, во время этой случайной встречи ещё не вышла в свет из недр замечательной редакции «Союз писателей» города Новокузнецка, но уже точно была написана. И – кто знает? – может быть, благодаря ей этот некогда подслушанный диалог не канул в бездну, как большинство из случающихся вокруг нас, а лёг в основу первого разговора в книге «Мамины рассказики».

…Солнце неуверенно скользит по окнам.

Нахохлившийся на старой вишне у подъезда воробей вдруг громко чирикнул, и в голове впервые пронеслась эта, ещё не понятая тогда, странная пронзительная мысль: «Ну, вот и всё!..»

30 ноября 2016 г.

День рождения
Вторая подслушка-рассказ

Зима.

Конец пятидесятых.

Где-то под Шимском в Новгородской области.

– …Ма-ам, а мам! Дай рубль… пожалуйста, – кричу с порога.

– Рубль?.. Возьми за иконкой, – слышу глухой голос матери откуда-то с заднего двора дома. – На что тебе?

– Да-а, на подарок, – отвечаю и, скинув валенки, иду в левый красный угол комнаты к иконам. – Должно хватить.

– По-да-рок? – удивлённо выдыхает она, входя из сеней в дом с полным до самых краёв ведром молока. Видно, только-только подоила нашу с ней любимицу – Февральку. – А кому, доченька, подарок-то?

– Зинке Бровкиной, – неохотно бросаю, отсчитывая мелочь. – Если что останется, верну до копеечки.

– До ко-пе-еч-ки, – по слогам тянет мать. – А что с ней стряслось-то?.. На что подарок?

– Как – что? – привычно бушую на её участие. – У Зинки же сегодня день рождения – первое совершеннолетие в классе! С района приедут паспорт вручать. Вот и меня пригласили на торжество.

– При-гла-си-ли, – снова тянет она, задумавшись. – Не ходи, доченька, не ходи, Валенька! – вдруг вскидывает на меня глаза, полные какой-то неведомой мне прежде у неё печали, горя…

– Как это – «не ходи»?! – возмущаюсь. – Ты что придумала?.. Это ж первый день рождения, на который меня… нас всех позвали. Понимаешь? Весь класс… первый раз.

– То-то и исть, что первый, – причитает мама. – И что весь класс – тоже.

– Не понимаю тебя, – почти кричу в сердцах. – И не хочу понимать!

– Глупенькая… У Зинки-то твоей отец – кто?

– Кто?

– Председатель!

– И что?

– А у тебя – кто?

– Кто?

– Ох, тошнёшеньки! – вздыхает. – Пропавший… без вести на бескрайних полях этой проклятущей войны. Ни письма, ни полвесточки, ни креста, ни могилы…

– И что? – упрямлюсь по инерции.

– А то!.. – говорит теперь не столько с грустью, сколько с бесконечной жалостью ко мне, моему максимализму. – У неё-то вернулся, выжил – ему почёт, уважение, а наш – нет! – обречённо отворачивается. – У Зойки на столе и угощение из города будет, и паспорт, сама говоришь, вручать приедут, и гармонист из клуба явится.

– Ну и что тут плохого? – говорю уже спокойно, без надрыва.

– Пойдёшь на праздник – должна будешь сама позвать, на свой… день, – виновато улыбается мать. – А что мы с тобой, окромя молока и картошки, на стол поставим? Да и паспорт никто нам не даст, я – вона! – до сих пор свой ни разу в руках не держала, говорят, где надо – там и исть. Вдова, мол, солдатка, что с тобой говорить?..

– Ну-у,