Памяти отца Александра Пантелеевича, матери Алефтины Андреевны и брата Александра Александровича. Мать и брат в силу обстоятельств никогда не выезжали за пределы СССР.

© Дудаков В. А., 2013

Из моих странствий

 
Так быстро пробегают годы,
Лишь память – огонёк в золе,
Я видел страны и народы
В их вечной жизни на земле.
 
 
Купался в море близ Итаки,
В горах абхазских снег искал,
И в храмах вымерших Карнака
На солнце жажду утолял.
 
 
В Стокгольме видел звёзд канкана,
В Киото звукам птиц внимал,
Под пляжный шум Капакабаны
Я в Рио нервно засыпал.
 
 
В Буэнос-Айресе в Ля Бока,
В Марбелье танго танцевал,
И Колизея видел око,
А в Ушуайе тосковал.
 
 
Не раз смотрел в Мадриде «Прадо»,
А в Лондоне бродил в «Курто»
С высот «Фамилии Саграда»
Севильи рассмотрел плато.
 
 
В Монако не играл в казино,
На Кипре в волейбол играл,
Глазел в Нью-Йорке на витрины,
В Берлине пиво попивал.
 
 
Париж описывал стихами,
А акварелью – Карадаг,
Читал в Афинах о Приаме,
Во фьордах мнился образ саг.
 
 
А в белых Новгорода храмах
Молился за Святую Русь,
К Сант Яго плыл по океану,
Венеции пленяла грусть.
 
 
На Дарданеллах плыл в проливе,
Спускался к Ронде по горам,
А в Ялте ел с деревьев сливы —
Да всех не перечислишь стран.
 
 
Встречал в Лонг Айленде восходы,
Закаты на Святой земле,
Я видел страны и народы,
Вселенский свет и свет во мгле.
 

Кефалония

Перед католической Пасхой

 
Падает в Лондоне снег,
Белая россыпь кружится,
И потревоженным птицам
Мнится, кто вторгся в ночлег.
 
 
Март чуть подкрасил рассвет
В цвет бело-розовой сливы,
В кронах пушинки игриво
Зимний им пишут сонет.
 
 
Снежный белёсый покров
Мягко на землю ложится,
Им призывая прикрыться
Зелень притихших садов.
 
 
Сквозь пелену иногда
Вспыхнут нарциссы в оконце
Лёгким посланием к солнцу,
Чтоб растопить холода.
 
 
Слышатся марту слова:
Что ж он метелью пугает,
Разве того он не знает,
Что за весною права!
 
 
С ветром несётся молва:
Праздники не за горами,
И развернётся пред нами
Скоро небес синева.
 

23/03/2013 Лондон

На годовщину со дня смерти Эдуарда Штейнберга

 
Эдик, знакомы мы лет тридцать были,
Но не могу сказать всё равно,
Что как-то особенно сходились, дружили,
Да при нашем различии было б смешно
Клясться в очередной поддаче,
Что мы друг для друга чего-то значим,
А уж тем паче призывать к склонению
Затёртого смысла слова «уважение»,
Только русский человек его поймёт,
Там где чёрт ногу сломает, не разберёт,
Эту фразу «Ты меня уважаешь», что ли?
В бесконечном беспутном русском застолье,
Да и в гости мы друг к другу не ходили,
Поэтому, наверное, так и не договорили,
Что кроме: «Старик, как дела?» скажешь
Встречаясь не часто на чужих вернисажах?
А вот уже тризна, и обнажённым нервом
Чувствую, куда спрятать вопросы странные,
И пугают вспыхивающие слова экранные
«Неправда это: «error, error».
Март занавесил снегами белыми
Тарусу, что сбылось, к несчастью, то сделано,
И прошло с твоего ухода около года
В сферы небесные из пространства земного,
Если сказать высокопарным слогом,
И это свершившееся стало прологом
К тем тостам, что не стареют вновь:
«За веру, искусство, Россию, любовь»,
Под оком луны поставим «Лунную сонату»,
Пусть небо Окою окраситься в дым,
Я обращусь к тебе как брат к собрату
И может, всё-таки, договорим.
 

27/03/2013 Москва

Подражание Маяковскому
(в память его посещения Парижа)

 
Подлетаем к Орли, самолёт нестройно
Гул меняет с высоты круженьем,
И шарахаются в сторону новостройки,
Утомляя однообразием зрение.
 
 
Старый, сколько ты вынес вокзал,
Прилетающих, отъезжающих встречи, расставанья,
Но кто же это умный нам подсказал,
Что в новом больше очарованья?
 
 
Выходят пассажирки – возгласы, смех,
Каждая сразу мнит себя парижанкой,
Задницы как расколотый орех
Выставляют напоказ, словно иностранки.
 
 
А Париж – ах, Париж – он праздник для всех,
В нём себя первым чувствует и последний,
Нет города лучше для веселий и утех,
И, как говорится, стоит обедни.
 
 
В саду Булонском поют соловьи;
Лувр, Нотр Дам, опять же Сена,
И пишут художники картинки свои,
Живопись смакуя, как лошадь сено.
 
 
Так вот залетишь на пару дней,
Окунёшься в суету в одеянии ярком,
И хмарь повседневная вроде светлей,
И жизнь покажется бесценным подарком.
 

05/04/2013 Самолёт в Париж

Полночный Париж

 
Заблудился в сиреневых тенях
Влажный ветер, свернувшись в клубок,
Затаилось пространство и время,
Жизнь земную прикрыв на замок.
 
 
Вереницы огней сиротливо
Отражаются в мелкой волне,
Вдоль бульваров, таясь боязливо,
Тень прохожих бредёт по стене.
 
 
Смотрят сонно погасшие стёкла
На застывшие в Сене мосты,
Старым золотом в патине блёкло
Чуть мерцают соборов кресты.
 
 
Гребни Лувра заброшены в просинь,
Треплют кудри седых облаков,
И воздушным движеньем доносит
Лёгкий запах зацветших садов.
 
 
Замирают беззвучно фонтаны,
Шум людской ресторанный затих,
Но легко, по-весеннему пьяно,
Где-то кружится вальса мотив.
 

06/04/2013 Париж

Путь в Бургундию

 
Выкатывало солнце красный шар
Сквозь зелень кипарисовой завесы
И в дымке голубой за ближним лесом
Уж занялся невидимый пожар.
 
 
Ещё светились травы вдоль дорог
Серебряною изморозью хрупкой,
И к первому теплу тянулся чутко
Цвет белых вишен, что слегка продрог.
 
 
Наш путь струился лентой сквозь поля,
Туман редел, очистив горизонты,
Под солнечным апрельским лёгким зонтом
Так нежилась и грелась вся земля.
 
 
Блестел асфальт дороги как стекло,
Плывущих туч вбирая отраженье,
И мерное бесшумное движенье
К заманчивой Бургундии вело.
 
 
Так в утреннем сиянье выплыл Бон,
Вознёсшийся упрямым дерзновеньем,
И символ всех надежд на возрожденье,
В «Отеле Дьё» как чудо был рождён.
 
 
Алтарный образ воплотил Рогир
Настойчивым желанием Руллена,
С души оковы дьявольского плена
Снять призывал, являясь в божий мир.
 
 
Парил в сиянье окон «Страшный суд»,
Живым в пример, болящим в утешенье,
И дивное художника творенье
Жить праведно земной сзывало люд.
 

08/04/2013 Бон

Монако – Монте-Карло

 
Сквозь вероломное стекло
Крадётся луч. На случай всякий
Отдерну штору у окна.
Вчера мы прибыли в Монако,
Но солнца нет, Оно могло
Запрятаться, но есть надежда
Что отойдёт ко дню от сна,
И выжидает побережье
Когда появится тепло.
Красуются вдоль казино
Роскошных марок всех машины,
Отполированы и чинны,
Как сторожащий их швейцар,
А дамы, редкостный товар
Свой выставляя напоказ,
Идут на ярмарку тщеславья,
Так умилительно и славно
Все прелести своих фигур
Начистили для камасутр,
Как бамперы у «Ломбардини».
Вкруг казино вчера и ныне,
Шум, поцелуи, звонкий смех —
Вот, несомненно, тот успех,
Которому учиться сложно,
И бродят в шляпах осторожно
Небриты, небольшого роста,
Лихие парни «Коза ностра».
А уж у наших всюду блат,
Где раздаётся русский мат.
И, заглянув в календари,
Поймешь – давно в кафе «Пари»
Настал сезон утех и празднеств,
И треплет ветер – безобразник
Цветные флаги, вея с гор.
На суше тесно, но простор
Морской для яхт и кораблей,
Ревнивых жён, шальных блядей,
Чтоб мелкие свои желанья
Считать вершиной мирозданья.
Застыл в дворцов зеркальных залах
Монако образ на века,
Лишь море льстиво лижет скалы
И горы треплю облака.
 

09/04/2013 Монако

Утро в Каннах

 
В палевом свете зажмурились окна,
Близится ранний рассвет,
За ночь цветистые флаги промокли,
Солнца их высушить нет.
 
 
Яхты покорно застыли в заливе,
Видно, объездили свет,
Сонно качается в мерном приливе
Ласковый пляж Круазет.
 
 
Праздная публика сны досыпает,
Ночи смывает угар,
А с фотографий – ну кто же их не знает —
С улиц глядят «суперстар».
 
 
Белым нарядом украшены сливы,
В розовом цвете миндаль,
Напоминает реклама игриво —
Каннский грядёт фестиваль.
 
 
Вкруг «ягуары», «вольво», «ломбардини»,
Трогают с места в карьер,
Лишь неизменен от века до ныне
Старый «Маджестик Барьер».
 
 
Смуглый шарманщик под солнечным зонтом
Слёзный выводит романс.
Стражем застыл на черте горизонта
Остров «Иль дё ле Ранс».
 

11/04/2013 Канны

Посвящение Каннам

 
Прозрачного моря глазная впадина
Пялилась в сферу небес,
Шар золотой, облаками скраденный,
Мерно к зениту лез.
Неба касались кисточки сосен,
Пеной зелёной намыливая облака,
И, расчищая весеннюю просинь,
Будто искали в заливе что-то,
Брили на бреющем вертолёты
Плывущих в дымке барашков бока.
Зубья парусов ощетинив клиньями,
Выплывали гордо тонкие, длинные
Яхты, друг другу кивая мачтами,
С теми мореходами удачными дачными,
Кто годы не первые, много лет,
Швартуется к набережной Круазет.
Море застыло от края до края
И искрится бриллиантовым проблеском,
Если и пробежит волна какая,
Ласкаясь изгибом с звенящим воздухом.
Пляж расцвечен зонтами вокруг,
Ждать отели гостей устали —
«Карлтон», «Маджестик барьер», «Сплендид»,
Кто их увидит, пожалуй, сбрендит,
И в окруженье отпечатков рук
Стеклами блещет дворец Фестивалей.
Остров разлёгся щукой уснувшей,
Стражем надёжным залив замыкая,
В нём монастырь погрузился в минувшее,
И только крикливая стая чаек
Древний покой его нарушает.
Но вот над бухтой вспыхнули клиньями,
Перечеркнув купол бездонный,
Тонкие аэропланов линии,
Словно сияющий крест огромный,
И колокол церкви ударил надвратный,
Видно, не даром русские строили,
Край освещая в стократ благодатный
Франции, но часть и нашей истории.
 

16/04/2013 Канны

Клюни

 
В «Отель Бургонь» покойно, глухо,
Ещё досматривать бы сны,
И лишь жужжит живая муха,
Но в ней так слышен зов весны.
 
 
А за стеной, в прогалах света,
Скамья в растеньях, столб, пустырь,
Цветут сады в преддверье лета,
Где был когда-то монастырь.
 
 
В окне, небесной сфере тондо,
В сиянье света без границ,
Восстали башни и ротонда
В тиши разрушенных гробниц.
 
 
Могущественный в прошлом давнем,
Знал монастырь лихие дни,
Но греют розовые камни
Воспоминанья о Клюни.
 
 
Оплот любви, надежды, веры,
Он освящал Бургундский край,
И стал для Франции примером
Пути земного в вечный рай.
 
 
Немало сирых и голимых,
Вождей ретивых, коих рать,
Для целей подлинных и мнимых
Готовы подлость совершать.
 
 
Конвент французский просвещённый
Такой закон сумел издать,
Чтоб с пылом душ революционных
Собор на камень распродать.
 
 
И, вымещая злобу злую
В своём неверье, словно слон,
Чтоб память вытравить людскую,
Громил Клюни Наполеон.
 
 
Колонн останки, стен увечных,
Трансепт лишь в башнях уцелел —
Немало мастеров заплечных
Нашлась для этих мрачных дел.
 
 
Не в первый раз людская низость,
Всемерная доходов власть,
Невежество и к власти близость,
Грядут наслать на мир напасть.
 
 
Декор, псалмов таящий звуки,
Разброшен был как бренный сор,
Но вопрошали к небу руки
Во зле раздробленных опор.
 
 
Поруганный и осквернённый,
Из года в год собор ветшал,
Всё ж светлым прошлым окрылённый,
О лучших днях в тиши мечтал.
 
 
Смеркалось, по небу горели
Большие звёзды над Клюни,
И поминальным светом тлели
Вокруг вечерние огни.
 
 
В ночи хотелось вечность слушать,
Смотреть на звёзды, не спешить,
Вздыхали в тёмных окнах души,
Вокруг же ни живой души.
 
 
Что ж, день проживший не напрасно,
В тиши замолкший город спал,
И так таинственно и властно
Собора призрак возникал.
 
 
Нам словно сны навеяв детства,
Посланник мира и добра,
Передавал Клюни в наследство
Заветы Павла и Петра.
 

18/04/2013 Клюни