Цитаты из книги «Здесь, под небом чужим»

Махно с группой своих сподвижников очутился в Польше. Он думал, что там с ним будут обходиться лучше, чем в Румынии, оказалось – нет, в Польше к Махно отнеслись еще хуже, много хуже. Во-первых, в Варшаве правили ярые националисты, для которых представители всех других народов – от американцев и австралийцев до украинцев и французов – были людьми низшего сорта; во-вторых, Польша, как и Румыния, в результате передела сумела захапать территории, о которых до Первой мировой войны даже мечтать не могла, и населены были эти земли украинцами. Так что появление на этих территориях украинца Махно было схоже с горящей спичкой, которую собрались сунуть в бутылку с бензиновыми парами. Пых – и обязательно будет взрыв.

Батька сжался, усох, сделался незнакомым, каким-то старым и скорбным, на небритых щеках у него начала поблескивать седина: людей своих Махно терял одного за другим, каждая потеря оборачивалась седыми волосами. Он мотался по Украине и нигде не мог остановиться – немедленно наваливались красные конники. Крестьяне, которые раньше были опорой Махно, стали отворачиваться от батьки – им надоела война. Хотелось мира, хотя бы плохонького, непрочного, но мира – чтобы над головой не свистели пули, а уши не слышали грохота пушек. Это Махно ощущал очень явственно

Группам батька велел постоянно двигаться параллельными курсами и поддерживать друг с другом связь. Если одна группа неожиданно ввяжется в бой, то вторая немедленно навалится на противника сбоку… – Это очень важно, очень эффективно, – объяснял он командирам групп, – и вообще с этой тактикой вы знакомы лучше меня. Представляете, какой треск может подняться, когда вторая группа, свеженькая, придет на помощь первой, а? Или наоборот – первая второй, а? Все-таки голова на плечах у батьки была толковая, варила очень неплохо…

Россия устала от войны: не было семей, которых не зацепила бы подлая гражданская бойня – в каждом доме она обязательно кого-нибудь унесла, смяла, спалила в огне. Люди изнемогали от войны. Это понимал и Махно, и надо было бы опустить оружие, но у него не было выбора: его, как зайца, гоняли по Малороссии красногвардейские отряды, это понимал и Ленин, у которого также не было выбора: Махно следовало уничтожить во что бы то ни стало. Ленин объявил амнистию, слова об этом прозвучали и в Киеве с трибуны V Всеукраинского съезда Советов. Там во весь голос было заявлено об «амнистии – прощении бандитам, которые добровольно явятся в органы советской власти до пятнадцатого апреля 1921 года». Потом срок этот был продлен до пятнадцатого мая, затем – еще. Амнистии эти здорово работали против Махно.

Буденный оглянулся. В конце длинной улицы появились конники. Это были махновцы. – Быстрее! – выкрикнул Буденный раздраженно. – Еще не хватало угодить в руки этим басурманам! – Усы у него распушились, задергались. Командарм был человеком храбрости великой, погибнуть в бою не боялся, в сторону костлявой старухи с косой лишь брезгливо поплевывал, а вот попасть в плен боялся. Боялся не потому, что в ста случаях из ста там его ждала мучительная смерть, – боялся позора.

В конце концов увезенный дневник попал куда надо – в руки аналитиков, работающих в ЧК, а оттуда, как ценное свидетельство эпохи, – в архив. Там он пролежал целых семьдесят лет, пока до него наконец не добрались. Уже Советский Союз перестал существовать, вместо него возникла непутевая Россия ельцинской поры, а также – союзные республики, сделавшиеся некими удельными княжествами, государствами СНГ… «СНГ на палочке», как кто-то довольно остроумно заметил…

5 июня. На станции 3айцево прервана телефонная и телеграфная связь, разграблен поезд, убиты коммунисты. 8 июня. На станции Васильевка взорван железнодорожный мост. 13 июля. На станции Гришино разграблен склад, убиты коммунисты. 26 июля. В Константиноградском уезде за два дня убито 84 коммуниста. 12 августа. В Зинькове убито 20 членов КП(б)У и семь работников сельских и рабочих организаций. 16 августа. B Миргороде разграблены склады, убиты красноармейцы».

Генерал Деникин – человек рассудительный, склонный к анализу, умевший и выигрывать сражения, и проигрывать их, с уважением относившийся к противнику, написал впоследствии, что движение махновцев «совершалось на сменных подводах и лошадях с быстротой необыкновенной: 13-го – Умань, 22-го – Днепр, где, сбив слабые наши части, наскоро брошенные для прикрытия переправы, Махно перешел через Кичкасский мост и 24-го появился в Гуляй-Поле, пройдя в 11 дней 600 верст. В ближайшие две недели восстание распространилось на обширной территории между Нижним Днепром и Азовским морем. Сколько сил было в распоряжении Махно, не знал никто, даже он сам. Их определяли и в 10, и в 40 тысяч. Отдельные бригады создавались и распылялись…».

Через семь лет судьба догонит «головного атамана» и угостит его порцией свинца – Петлюру застрелит часовых дел мастер Шварцбард. Перед тем как выстрелить, часовщик решил уточнить – Симон ли Васильевич Петлюра находится перед ним? Петлюра, словно бы вспомнив свое прошлое, напыжился, вздыбил по-молодецки грудь и, думая, что перед ним стоит обычный почитатель его имени, ответил утвердительно. После этого прозвучали выстрелы – часовщик всадил в Петлюру всю обойму целиком…

Симон Петлюра утверждал, что происходил из старого казачьего рода, на самом же деле с казаками его роднило только то, что отец Петлюры также крутил лошадям хвосты, как и безземельные казаки, – он был обычным извозчиком, денег домой почти не приносил, поэтому у Симона было нищее детство. Когда Симон подрос, то поступил в Полтавскую духовную семинарию – ту самую, которую окончил поп Гапон, но очень быстро вылетел оттуда. Стал преклоняться перед гетманом Мазепой, на его антирусских идеях и созрел: как и Мазепа, Петлюра считал, что Украина должна найти себе более выгодного царя, чем русский, поэтому Мазепа так и шарахался – от шведов к туркам, от поляков к французам, от немцев к англичанам, подсовывался под всех и всем заглядывал в рот: чего они скажут? Движение Петлюры – так называемое Украинское националистическое – было рождено в Австрийской Галиции[2], Симоном Петлюрой занимались очень опытные наставники в городе Лемберге[3], они многому научили своего подопечного, и в первую очередь тому, как бить русских.