Виктор Андреевич открыл дверь и сутулым, заебавшимся за день человеком, ввалился в квартиру. Квартира была скромной однушкой на окраине города, но и Витя был не сказать, чтоб пиздец каким важным гражданином. Годы брали свое, почти ничего не давая взамен. Потрепанный мужичонка «за сорок», такого в толпе не заметишь и на хуй послав, не получишь удовлетворения.

Витя снял кепку, ловким движением закинул ее на крючок вешалки, и только после этого включил свет. Очевидно, это было одним из редких его развлечений. Кепка укоризненно качалась на крючке.

Виктор Андреевич в последние несколько лет занимался грузоперевозками, прикупил себе «сраный портер» и возил на нем все подряд. И внедренным в логистические цепочки средней руки компаний, и самостоятельно.

Планов на вечер в целом не было, но тут весьма кстати захотелось срать. Витя взял томик Паланика, что-то про самоубийц, и направился в гальюн. Дверь неожиданно оказалась закрытой.

«Занято» – первым делом подумал Витя, но тут же отогнал от себя эту мысль. Да, жизнь его не балует, но застрять в очереди в сортир в собственной квартире? Витя дернул ручку сильнее. Тот же результат.

– Чё ломишься? – спросил внезапный голос из-за двери. – Не видишь, занято?

Витя прихуел. Вечер сходил с натоптанной тропы. Срать некстати захотелось сильнее.

– Кем, стесняюсь просить?

– Мной, – до обидного спокойно ответил голос.

– Но я срать хочу! – не нашел лучшего ответа Витя.

– Сочувствую, – так же размеренно произнес собеседник.

Комизм ситуации не разделял только неуемный позыв Виктора к дефекации.

– Ладно, – вздохнул он. – Давайте рассуждать разумно. Это моя квартира. Это мой туалет. Мной приобретенный унитаз в комплекте со сливным бачком. Не припомню, чтобы делегировал полномочия срать в него кому бы то ни было без разрешения.

Собеседник размышлял. Секунды тянулись одна за одной, и Виктор подумал даже, не уснули ли там, за дверью. Наконец голос явил себя:

– Ладно. Ты прав. Не кипятись.

Но Витя уже начал кипятиться. Можно даже сказать бурлил.

– Я вызываю полицию! Это свободная страна, и я ее гражданин.

Виктору показалось, что голос хрюкнул тем смешком, который всеми силами пытаются сдержать.

– Денег хочешь? Двести штук. – Сказал вдруг голос из сортира.

– Зелени? – нашелся Виктор Робертович.

– Хуелени, – не растерялся и собеседник. – Рублей, конечно.

– Давай, – ответил Виктор.

– Не давай, а заработать, – поправил его собеседник. Переговоры шли трудно, особенно в свете того, что собеседник вроде как срал, а Виктор – нет, но хотел бы.

– Короче так, – продолжил голос, – завтра подгоняй машину затемно, часа в четыре утра, к складу – адрес я дам – там тебя загрузят, отвезешь в одно место, в отель в горах. Сто штук сразу, сто штук после. Честная сделка.

– Наркотики? Прокладки? Сахар? Мертвые шлюхи? – заволновался Виктор, – я на контрабанду не подпишусь!

– Все легально, – успокоил его голос. – Деликатесы. В отеле большой праздник – важные люди, торжественный повод. Фуршет, танцы и прочее.

– Это прочее я и должен привезти? – уточнил Виктор.

– Э-э-э, кхм, в каком-то роде. – не сразу ответил голос.

– Согласен. А теперь выходи, я срать хочу.

– Сри на балконе, я здесь надолго.

Виктор хотел было уже ломать дверь, но потом решил, что с работодателем так не поступают. Накинул парадное пальто и шляпу с полями и выскочил из квартиры.

Срать решил в подъезде, чтоб не застудить жопу. Март выдался прохладным даже здесь, на юге.

Сделав кучу на чьих-то санках, вернулся в квартиру. Не прошло и пяти минут, но в сортире уже никого не было. Не снимая пальто и шляпы, он ворвался в санузел. Никаких следов пребывания разумного существа. Ни запаха говна, ни аромата цитруса и альпийских лугов из баллончика. На всякий случай Виктор Андреевич заглянул в унитаз и даже под ободок – никого.

Он решил было, что никакого гостя и не было, а весь диалог ему почудился, но заметил на полу полоску туалетной бумаги, на которой красной ручкой был выведен адрес склада – неподалеку, в двух кварталах.

***

Витя крутил баранку развалюхи, уверенно вписываясь в серпантины. Утром, как и было условлено, он загрузился на складе. Крепкие мужики с суровыми ебалами и мозолистыми ладонями, нагрузили деревянных ящиков, украшенных неттами и бруттами, никаких накладных не дали, а ближе к концу подошел, кутаясь в нечто среднее между плащом и телогрейкой, какой-то мужик.

Он молча расплатился с грузчиками, потом не говоря ни слова, уселся в кабину портера, на пассажирское место, и вылезать не собирался. Витя хотел было выяснить отношения, но мужик только коротко спросил:

– Посрал?

Это и был его вчерашний работодатель. Первое время ехали молча. За городом Витя поинтересовался:

– Как зовут-то?

Мужик посмотрел на Витю, как на вошь, и было в его взгляде что-то такое, что будто бы давало ему право Виктора Андреевича таковым и считать.

– Мориц Казимир Бентхайм-Текленбург фон Гюттерсвик. Но можешь называть меня просто дядя Миша.

И дядя Миша вновь погрузился в собственные мысли, не обращая внимания на Витю. И мыслил он так глубоко и сосредоточенно, будто бы не меньше, чем о захвате Польши. Чуть позже он захрапел.

Виктор Андреевич ехал молча, негромко включив радио и раздумывая о странном заказе. Приехать нужно было тоже затемно, а до рассвета оставалось не более получаса.

Навигатор вдруг перестал ловить сеть, и зеленая полоска маршрута стала серой. Благо и этого было достаточно – ни о каких пробках речь не шла, за последние двадцать минут Вите вообще не попалось ни одной машины, ни встречной, ни попутной.

Наконец дорога вывела грузовичок на площадку, плато, на котором, прижавшись к скале, стоял отель. Витя никогда тут не бывал, хотя по краю покатался немало. Отель выглядел вполне себе древним, напоминающим средневековый замок, и ухоженным примерно чуть больше, чем никак.

Первой мыслью было – а не дворец ли это нашего президента? А что, одним больше, одним меньше…

Виктор Андреевич припарковал портер поближе ко входу. Трудностей это не доставило – парковка была пуста.

– Приехали! – кивнул он дяде Мише. Тот по-прежнему спал.

Витя пожал плечами и вышел из кабины, нарочито громко хлопнув дверью, чтоб разбудить работодателя. Раздвинул щеколды замков, открывая кузов. Затем обошел машину с другой стороны и открыл пассажирскую дверь. Вскочил на подножку.

– Приехали, говорю, просыпайтесь! – подергал за рукав дядю Мишу.

Дядя Миша выглядел умиротворенным, словно в своем сне ему было глубоко похуй, кто приехали и куда. Витя тряхнул сильнее. Никакой реакции. Витя напрягся. Шлепнул дядю Мишу по щеке. Та была наощупь, как кусок охлажденной индейки в супермаркете.

– Да ну нахуй, – запереживал он.

Ситуация складывалась таким образом, что дядя Миша, кажется, отдал концы. Витя подставил ладонь – никакого намека на дыхание. Появилась мысль выгрузить дядю Мишу на парковке и съебать. Мысль здравая, разумная и привлекательная, но у отеля наверняка есть камеры, направленные на парковку. Просто вызвать полицию? Не мешало бы понять, что за груз он вез. Витя соскочил с подножки и зло сплюнул на асфальт. Нужно было что-то делать. Во-первых, он не убивал дядю Мишу, они просто ехали вместе, так что мокруху на него скорее всего не повесят. Да, он согласился перевезти какой-то груз, и в содержимом ящиков в кузове его грузовика могла крыться проблема. Бросить грузовик и съебать пешочком? Нет, это в нем заговорила паника. Ничего страшного не произошло. Нужно просто идти в отель и оттуда сообщить обо всем в скорую и полицию.

Витя бросил еще один взгляд на дядю Мишу, который чуть съехал на бок, прислонившись еблом к стеклу, и направился к отелю. Здание было необычайно колоритным, монументальным и тревожно-величественным, будто вправду насчитывало не одну сотню лет истории. Витя в десяток шагов покрыл расстояние до входных дверей, которые легко распахнулись, пропуская его внутрь.

Но вот на ресепшене никого не оказалось. И вообще, все выглядело как-то странно. Не то, чтобы заброшенным, нет. Но такое ощущение, что все ушли отсюда, например, вчера вечером, и с тех пор здесь никого.

– Эй! – крикнул он, – есть тут кто-нибудь?!

Ответило только эхо, но с ним Виктор Андреевич разговаривать не собирался. А собирался он заглянуть за ресепшен, что и сделал. Все выглядело не очень современным – никаких компьютеров, только бумажные книги учета постояльцев. Стенд с крючками для ключей, часть из которых была занята, а добрая половина пустовала. Телефон, к слову, оказался обычным, вполне себе кнопочным. Подняв трубку, Виктор Андреевич убедился, что гудков нет. Если этот аппарат для чего-то и предназначался, то точно не для звонков.

– Ну нахуй, – сосредоточенно произнес Витя и направился к выходу. Идти спиной к этому зловещему отелю было страшно, но недолго. Ему почему-то вспомнился роман Кинга «Сияние», а еще казалось, что из окон за ним определенно наблюдают. Виктор Андреевич резко обернулся, надеясь приметить хоть какое-то движение, но нет, все было тихо.

Это «тихо» и пугало больше всего. Ввязался блядь в приключение. Нужно было думать, как быть с дядей Мишей, и по всему выходило, что придется везти его обратно в город и там сдавать медикам для констатации смерти. Витя открыл водительскую дверь и собирался уже лезть в кабину, как увидел, что пассажирское сиденье пустовало. Никакого дяди Миши на нем не было, ни живого, ни мертвого.

Витя захлопнул дверь и обошел машину, решив, что не плотно закрыл пассажирскую дверь, и дядя Миша попросту выпал. Это предположение оказалось неверным.

Виктору Андреевичу, повидавшему на своем веку достаточно, тем не менее стало страшно. Не так страшно, как когда к нему, угрожая киянкой, приставал трудовик, но тоже весьма и весьма.

– Дядя Миша! – крикнул он в туманную пустоту горного плато. Обошел вокруг портера, не выпуская из вида вход в отель. Почему-то ему казалось, что там притаилось зло. Нагнувшись, бегло осмотрел пространство под машиной – ничего, кроме убогого китайского днища.

– Ладно, удачи вам, держитесь тут, – пробормотал он, запрыгивая в кабину. План был единственный – свалить побыстрее и забыть последние полсуток, как страшный сон. Тем более, сто тысяч предоплаты лежали в его кармане.

Портер не завелся. На приборке не загорелось никаких лампочек. Стартер не сделал вжик-вжик. Вообще ничего. Виктор мог сколько угодно надрачивать ключ зажигания – результат был не ближе, чем оргазм его фригидной бывшей, когда он так же активно работал кистью своей левой, сильнейшей, руки.

Только сейчас Виктор Андреевич напрягся по-настоящему. Капелька пота медленно скатилась по его виску.

***

– Почему ты на мне не женишься? – поинтересовалась Олеся.

«А схуяли блядь?» – было первым, что пришло в голову. Посоперничать с этим ответом мог бы разве что «Ты вообще свое ебало видела?».

Антон Сергеевич неопределенно пожал плечами.

– Я как-то не думал об этом, – наконец выдавил он.

– А ты подумай, – с нажимом сказала Олеся. Она была из тех женщин, что даже в три-четыре-пять лет не выглядела нежным пупсиком и симпатягой. А уж в тридцать семь тем более.

– Пойми, дело не в тебе, дело во мне… – начал было Антон.

– Разумеется, в тебе! – перебила его Олеся.

Разговор не клеился. Они познакомились на благотворительном вечере местного художника два дня назад. Антон, как представитель творческой интеллигенции, искал там свое я, а Олеся – жертву.

Проснулись в номере Антона в полном беспорядке и со страпоном на тумбочке.

Прислушавшись к ощущениям, Антон Сергеевич выдохнул и решил, что если этим орудием вчера и искали в ком-то изюминку, то точно не в нем. Но просто так избавиться от Олеси не вышло, она так крепко впилась своими ботоксными губищами в его член и быт, что расстаться решительно никак не получалось.

– Может, ты педик? – спросила Олеся.

Они ехали по горному серпантину на арендованном красном пыжике в кузове кабриолет. Ветер трепал волосы Олеси, а когда она говорила, то еще и рот.

– Может и педик, – впервые в жизни произнес Антон Сергеевич. Он был готов на многое, чтобы закончить этот затянувшийся абьюз.

– Да не, – захихикала Олеся, – на педика ты не похож. Та на чмо похож.

Антон Сергеевич повернул к ней свое злобное ебало, но Олеся невинными глазами смотрела на него, и сердиться на такую мразь было решительно невозможно.

– Но ничего, я из тебя сделаю человека, – успокоила она Антона. Перспектива стать человеком таким путем его не прельстила.

Теперь Антон твердо решил поставить точку. Прямо во время бала он выйдет покурить, спустится на парковку, сядет в машину и уедет километров за пятьсот, а потом заправится и промчит еще пятьсот. На душе потеплело, и он улыбнулся.