Глава 1. Сюрпризы декабря

Отгадайте без подсказки, что за дивный праздник, самый домашний и уютный, приходится на самые отвратительные за весь год метеоусловия в славном городе Париже? Полагаю, правильный ответ не проблема для тех, кто хоть раз побывал здесь под Рождество: промозглая сырость, тяжелое хмурое небо над головой, и повсюду, едва ли не в каждой витрине – классические вертепы с волхвами и колыбелью Спасителя, как иллюстрации сусальных грез детства.

В тот год сырой холод накрыл и Москву: я улетал из Домодедово пятнадцатого декабря, и российские погоды вовсю чудили: день за днем шли ледяные дожди, снег никак не желал покрывать улицы и проспекты, а москвичи в магазинах и транспорте отчаянно обсуждали этот холод, ледяную сырость и полное бесснежие: что же это за зима без снега?

Если честно, тогда я не строил никаких особых планов на приближавшиеся праздники и уж точно не собирался никуда уезжать из славной столицы нашей Родины. Все потому, что моя любимая девушка Соня Дижон вдруг без предупреждений и объяснений свалила к своей тетушке в Женеву, оставив меня, одинокого и обиженного, в Москве. А ведь, между прочим, ей ровно ничего не стоило пригласить меня с собой. Хотя бы из вежливости.

В конце концов, мужественно проглотив все свои претензии и глухие обиды, я настроился мирно провести рождественские каникулы в моем уютном домике, расположенном в зеленой зоне Москвы, в компании доброго друга и садовника Василия Щекина. Я даже начал вполне живо визуализировать, как все праздники буду лениво валяться на диване перед теликом с коробкой кукурузных хлопьев на животе, но тут все планы разрушил случай.

Должен отметить для тех, кто не в курсе, что мой отец, Жюль Муар, в отличие от моей русской мамы Маргариты Петрухиной, проживающей ныне в далекой жаркой Африке, – стопроцентный француз-парижанин, владелец косметической фирмы «Сады Семирамиды», где в отделе рекламы тружусь и я, Ален Муар-Петрухин. Салоны «Садов» раскиданы по всему земному шару, но самая крупная их сеть, разумеется, находится во Франции, в Париже, куда папик и порешил вдруг вызвать меня в срочном порядке незадолго до католического Рождества.

Он позвонил мне вечером четырнадцатого декабря, по своему обыкновению, начав речь издалека.

– Мой дорогой Ален, звоню, чтобы, во-первых, заранее поздравить тебя с приближающимся праздником светлого Рождества. Как принято, от всей души желаю тебе здоровья, благополучия, любви, а также успехов во всех твоих добрых делах и начинаниях…

Имея солидный опыт общения с мсье Муаром, я понял, что речь будет долгой, а потому поудобнее устроился в кресле в ожидании того торжественного момента, когда, наконец, отец сочтет нужным сообщить, что же у нас «во-вторых» и чего конкретно он желает от меня получить.

В целом его речь уложилась в рекордные три минуты пятнадцать секунд (не раз бывали намного более продолжительные монологи). Сдержанно расписав дивные красоты декабрьского Парижа, вскользь упомянув, что все прогрессивное человечество жаждет предрождественских скидок, он совершенно неожиданным виражом вдруг призвал меня принять личное участие в распродаже продукции «Садов» по сниженным ценам.

Я едва не поперхнулся.

– То есть ты хочешь сказать…

Он не дал мне договорить.

– Хочу сказать, что уже сегодня вечером вылетаю на Мальдивы на отдых – полагаю, вполне мною заслуженный! – и очень надеюсь, что мой дражайший сын лично возглавит рождественские распродажи в Париже на время моего отсутствия. Согласись, я и без того не слишком сильно загружаю тебя работой, всегда и во всем иду тебе навстречу. Вот почему…

Я как истинный стоик мужественно выслушал весь пассаж до конца, сдержанно вздохнув лишь под интонации финала.

– То есть ты хочешь сказать, что мне следует позаботиться о билете на ближайший парижский рейс?

Отец по-царски усмехнулся.

– Я хочу сказать, что уже оформил на тебя билет на завтрашний утренний рейс. Будь любезен, с вечера подготовь все необходимые тебе вещи. Спешу заметить, что также забронировал для тебя номер в отеле «Садов», что, как ты помнишь, расположен по соседству с нашим центральным офисом; при желании ты можешь воспользоваться любым из трех автомобилей в гараже нашей фирмы – помнится, ты всегда брал себе лимонный «Ситроен» …

Впору было расплакаться от умиления – все предусмотрел, обо всем позаботился! Я сдержанно поблагодарил отца за любовь и внимание, а он, выслушав меня, с облегчением и нескрываемой радостью сообщил, что все инструкции сообщит мне его секретарша мадам Лево, хотя я и сам все прекрасно знаю.

На этом наш разговор благополучно завершился, и мне в ухо запилили телефонные гудки. Только и оставалось, что, приняв волю отца, приступить к сборам в неожиданную командировку.

Признаюсь честно и откровенно: если для большинства нормальных людей поездка в Париж стала бы чудесным подарком, для меня она обернулась сущим наказанием. Стало быть, тем декабрем я был не совсем нормальный.

Глава 2. Первый волхв: Пьеро

Первые два дня в Париже пролетели незаметно: с утра до вечера я контролировал работу всех парижских салонов, где благодаря рождественским скидкам с утра до вечера толпились покупатели, требуя, чтобы каждая, самая незначительная покупка, была оформлена по-королевски. Само собой, я также принимал участие в рождественских акциях и лотереях, в ходе которых улыбался всем, как родным, тепло пожимал десятки чужих рук и проговаривал бесконечные восторженные речи, так что к завершению второго дня ощущал себя почти что ангелом небесным.

Вернувшись в свой номер вечером семнадцатого декабря, я без сил рухнул в подушки диванчика и, цапнув телефон, решительно настроился на серьезный разговор с женевской затворницей Соней. В конце концов, мы знакомы не один год, я не раз и не два доказывал свою вечную любовь и преданность, а потому имел полное право поинтересоваться планами светской львицы на Рождество. Заранее настроившись на позитивный, по душам, разговор, я улыбнулся и нажал на номер под названием «Моя любовь». Легкий писк, короткая пауза, долгие гудки…

Она ответила практически сразу, после первых трех гудков, словно сидела в обнимку со своим телефоном в ожидании моего звонка.

– Привет, Соня. Очень приятно слышать твое дыхание… Итак, с чего обычно начинают светский разговор – какие погоды нынче в Женеве?

Она вздохнула с ноткой грусти.

– Погода, как обычно в декабре, самые промозглые. И только представь себе: совершенно некому меня согреть…

Неплохое начало! Я приободрился.

– Что ты такое говоришь! Боже мой, что же ты делаешь в этой неприветливой Женеве – небось, бездельничаешь?

– Как обычно. А ты усердно трудишься?

– В поте лица.

Скажу честно и откровенно: при самых первых аккордах волшебного голоса Сони я ощутил волшебное головокружение – благодарение всем богам, она меня ждала, стало быть, пусть не по сумасшедшему, но все-таки любила! Чего еще нужно для счастья простому смертному?

Я поудобнее устроился на диванчике, с широчайшей улыбкой уставившись в белоснежный потолок.

– Полагаю, ты в курсе: чуть более половины всего христианского мира в эти дни готовится к католическому Рождеству…

– Позволю себе заметить, и к протестантскому.

– Само собой… Между прочим, ты планируешь праздновать Рождество в компании женевских протестантов?

Она небрежно хмыкнула.

– Честно говоря, я – Фома неверующий, потому особых планов на праздник не строю и бурно отмечать его не собираюсь.

Я хмыкнул в свой черед.

– Согласись, все цивилизованное человечество справляет Рождество не как великие адепты христианства. Это скорее добрая традиция цивилизованного мира – собираться семьей вместе с елкой, красным вином и запеченным гусем.

– Да уж! Учитывая мерзкую промозглость Женевы в эти дни, от запеченного гуся я бы сейчас не отказалась.

– Между прочим, я тоже не отказался бы, моя милая Соня, потому как в славном городе Париже сейчас все аналогично – сыро, холодно, сумрачно. И по этому поводу хочу предложить тебе…

Увы, небеса не дали мне шанса пригласить подругу в Париж для организации чудесных и дивных рождественских каникул с запеченным гусем и красным «Божоле»! В самый ответственный момент моей речи вдруг оглушительно затрещал мой гостиничный телефон. Пришлось, страстно извинившись, временно прервать разговор, клятвенно пообещав Соне перезвонить через пять минут.

Увы, пять минут растянулись на гораздо более долгий срок – звонил рядовой полицейский с просьбой немедленно подъехать к центральному офису «Садов», потому как перед его входом неожиданно обнаружился самый натуральный труп. Коню понятно, что после подобного известия я, моментально позабыв обо всех самых чудесных девушках и гусях, оделся за считанные секунды, рванув туда, откуда совсем недавно прибыл – на улицу Корве, семнадцать.

К моему прибытию перед нашим офисом красовались мигающие полицейские машины, а меня встретил мужчина средних лет, строго оглядев с ног до головы и протянув руку для пожатия.

– Комиссар Анжело. А вы, полагаю…

– Ален Муар-Петрухин; возглавляю рекламный отдел косметической фирмы «Сады Семирамиды».

Кивнув, комиссар молча двинулся вперед, жестом предлагая мне следовать за ним. И вот тут, приблизившись к центральным дверям нашего офиса и внезапно оказавшись перед картинкой, оставленной убийцей – затейником, я понял, отчего по телефону безымянный полицейский сообщил мне о преступлении таким таинственным полушепотом.

Для начала, полагаю, будет не лишним описать наш центральный вход. Здесь все солидно и добротно: высокая массивная дверь под навесом, рекламная вывеска косметической фирмы «Сады Семирамиды»; слева и справа – стеклянные витрины со всевозможной продукцией «Садов». В эти предрождественские дни на первом плане за стеклом красовалась также классическая кукольная композиция: мадонна с младенцем перед яслями, три волхва с дарами… Теперь же общую картинку дополнила еще одна неожиданная фигура: спиной к витрине, вытянув ноги, замер устроившись прямо на асфальте, собственно, один из волхвов – в натуральную человеческую величину, рядом с миниатюрой за стеклом он казался настоящим великаном.