Вступление

Киев. Город с давних времен знаменит своими церквями. Но за последние десять лет много церквушек и церквей появилось за эти годы с 1994 по 2004 год на деньги, одному Богу известно, каким путем добытых «честным» меценатом, ссудившим строительство того или иного культового сооружения с христианским крестом венчающего макушку церкви. Чванливые и бескомпромиссные богатые, нажившие свои капиталы на потрошении хозяйства бывшего СССР, доставшегося им по воле случая, готовы за копейку удавить конкурента за пару тройку гривен, но не дай Бог переплатить за спекулятивный товар. Вот два наших местных богача. Игорь Сучки-с и Чертовский Ленчик. Оба, благодаря награбленным капиталам прошли в парламент. Вот идет заседание депутатского корпуса в Верховном Совете Украины. И что мы видим? Бежит через весь зал заседаний Ленчик к группке депутатов и картинно перед съемочными камерами въезжает кулаком в лицо Сучки-су. И тот, и другой ненавидят друг друга, потому, что их капиталы зависят друг от друга и каждому кажется, что кто-то добыл больше, а значит у кого-то убыло и наоборот. Сучки-с в основном старается не высовываться и предпочитает жить в тени. А Чертовский Ленчик стал выпускать свою газету и обнаглел до такой степени, что стал рекламировать там себя и полез в кандидаты надвигающихся выборов поста президента Украины. Завистливый и не примеримый к другим, таким как сам, очень честолюбивый. Пронюхав, что создается Европарламент и формируется правительство Евросоюза в основном из Христиан-демократов, немедленно становится верующим христианином. С поддержкой созданного им банка процветает религиозная община верующих христиан демократов с приглашенным из республики Сомали африканца проповедника. Этот африканский пастырь приехал на землю святой и древней Руси на плохом ломанном русском языке учить нас веры в Иисуса Христа. Забавно было слушать такую трансляцию проповеди по телевизору из собственного канала Ленчика Чертовского оплачиваемого из его же кошелька. Пастырь не стеснялся своего произношения и приобретал все больше и больше верующих прихожан, которые приходили на это безграмотное шоу ради забавы. Там были картинные чудеса исцелений, и ряды зрителей после проповеди обходили с подносами служки, куда щедрые прихожане бросали пожертвование за этот развлекательный цирк. Вам не кажется, что это представление смахивает на циркачество и клоунаду, разыгранную Ленчиком Чертовским в "индейской резервации" под названием Киев. Но Европа, ссылаясь на свое скудоумие, поймет демократический настрой кандидата в президенты и оценит заслуги Чертовского, глядишь, и замолвит словечко. Скучающие богатые европейские христиане-демократы проголосуют за Нового Украинца, и станет он там, в ряды христиан-демократов. А там и дорога в большой европейский бизнес к большим деньгам. В добрый путь Ленчик Чертовский. Вот как можно использовать веру в своих корыстных целях. Как же так, человек глубоко верующий, должен просить милостыню на паперти, а паяц, играющий в верующего, утопает в долларах, евро и гривнах. Значит Богу так угодно. Значит Чертовский и Сучки-с угодили Богу своими деяниями, и Он дает им, этим ничтожным людишкам, все блага земные. Только вот гложет червь зависти и того и другого. И они тихо ненавидят друг друга. Вот Вам и нарушение Божьей заповеди: " …любите врагов своих, как самого себя…". Да, что все о них. Все это не имеет никакого значения, как для одного, так и для другого все с них, как с гусей вода…

Глава первая

Эта история началась лет восемнадцать назад. Стоял 1986 год. Я, вместе с другими добровольцами был отправлен в столицу Афганистана Кабул в качестве старшего лейтенанта-инженера техника самолета по обслуживанию боевых машин МИГ-21. Во взводе прикрытия военного аэродрома служил лейтенант выпускник Киевского общевойскового командного училища Дидык Юрий Иванович. В один из боевых дней, не могу точно сказать, когда нашу военную базу обстреляли "духи" отравляющими снарядами…

Очнулся я в Киеве в госпитале военного Киевского гарнизона. Как объяснила медсестра я получил ранение в голову срикошетившим осколком снаряда, который снял мне скальп с правой стороны лба над бровью. У меня была большая потеря крови плюс сотрясение мозга и глубокая потеря сознания. Врачи боялись, что я не выйду из комы. Но все обошлось благополучно, так как в военном госпитале здесь в Киеве врачи оказали квалифицированную помощь, и, что если я пожелаю, то могу продолжать службу в вооруженных силах после выздоровления.

Моя голова еще была в бинтах. Заботливая медсестра, под опекой которой я находился, сказала, что рану скрепили на семи кнопках. Что кость на голове цела и, что надо отлежаться пока не срастется скрепленный лоскут кожи на лбу. И завтра будут делать перевязку. Я огляделся вокруг незнакомой палаты и увидел в пространстве над рядами коек порхающих разноцветьем красивых бабочек.

– Скажите, а что это за бабочки?

– Какие бабочки такие? – вопросом на вопрос ответила медсестра.

– Разноцветные и очень красивые.

– Нет здесь никаких бабочек, – улыбнувшись, ответила девушка. – Это круги пляшут перед глазами от слабости. Ничего, наберешься сил, и все будет хорошо.

В госпитале я познакомился с Юрой Дидыком. Однажды я спросил Дидыка:

– Ты будешь продолжать службу, когда зарастет ранение?

– Что я дурак?

– Ну, так продержат нас тут минимум три максимум шесть месяцев. – Возразил я.

– Пусть так, но лучше от этого кошмара подальше. – Зло, затягиваясь сигаретой и лихорадочно сверкая глазами, ответил Юра.

Так потянулись скучные однообразные дни госпитальной жизни. С нами еще лежало несколько контуженых десантников побывавших в горячем котле Кабула. Их навещала психолог, адаптируя к нормальной жизни. По ночам они вздрагивали во сне, стонали, дико орали команды, не давая спать нам и другим раненным бойцам. Мы вынуждены были просить начальника госпиталя, подполковника медицинской службы, чтобы нас перевели в более спокойную палату. На что получили категорическое:

– Мест нет!

В конце концов, мы смирились с недосыпанием ночью и наверстывая сон днем. Контуженые офицеры десантники, почуяв, что к ним нет сострадания с нашей стороны стали систематически наезжать на более слабого Юру.

– Ты знаешь, – заговорщицки обращался ко мне молоденький лейтенант, Григорий, страдающий непереносимостью возражений, – он что-то воротит от нас заслуженных бойцов нос. Вон посмотри, сколько у него под подушкой сигарет, целый блок, отец носит. Хоть бы раз угостил, все злобиться, и смотрит волком. – Стрельнув у меня две сигареты, старший лейтенант успокаивался и уходил на костылях в курилку, прихрамывая на раненную ногу в гипсе.

Юру контузило взрывной волной при обстреле нашей базы и его, как и меня доставили с тяжелыми отравлениями и контузией сюда в госпиталь. Тут я и узнал, что он, как и я из Киева и мы, как два земляка стали симпатизировать друг другу. Юра рассказывал мне, что он долго ничего не слышал и не понимал, где он и что с ним произошло. Это продолжалось до тех пор, пока память не вернулась к нему полностью. От контузии лишь осталось легкое заикание. Лечащие врачи рекомендовали ему занятие утренней гимнастикой, чтобы укрепилась координация движений и быстрее придти в себя.

Григорий еще был в гипсе, но уже обучал ходящих бойцов рукопашному бою. Смех и грех было наблюдать за этими изможденными войной лицами. Исхудалые тела конвульсивно повторяли за Григорием выпады, удары, подсечки и прочие премудрости приемов. И, как в этих лицах с каждым движением восставал и зажигался боевой дух. Куда девался страх пережитого. Казалось, после таких занятий бойцам спалось ночью спокойнее. Но вселившийся в служивых боевой дух требовал дедовщины. И каждый вновь прибывший получал звание "молодой". Над ним тихонько издевались. Меня бояться. Юру еще считали середняком, искоса поглядывая на меня, наступали иногда.

Григорий вернулся из курилки и подошел снова ко мне:

– Ты знаешь, кто у этого Юрки отец?

– Нет. А, что? – нарочито строго спросил я.

– Он директор ювелирной фабрики "Изумруд", где делают эти галантерейные побрякушки с искусственного стекла, цветные безделушки, никому не нужные.

– Ну, и что с этого?!

– Что-что, а то, что на Борщаговке живет (жилой район Киева) и носит ему каждый день курочек, запеченных в духовке, компоты из ягод, апельсины, мандарины, и блоки сигарет. – Сказал Григорий, алчно заглядывая мне в глаза.

– Ну, и что ты мне хочешь этим сказать?! – раздраженно спросил я.

– А то, что ты, наверное, из-за этих апельсин с ним и дружишь?

– Козел ты, Гришка, хоть и герой Авгана!

– А ты! – он запнулся, и, заикаясь, добавил:

– Я, я, я, в, в, вам бока, обоим бока намою!

Я глядел на его хитро смеющуюся физиономию и сказал: – Ты, Гриша, прямо сказал бы, что у Юры есть блок "Мальборро". Так-то, и так, угостите сигареткой.

От этих слов Григорий засопел и отвернулся. На его спине под форменной тельняшкой зашевелились бугры крепких мускулов тренированного тела десантника.

– Нечего мыльцами играть, я не голубой. На вот возьми. – Я протянул ему пачку сигарет.

– Возьми одну, пока Юрка не видит.

Григорий взял сигарету и вышел. Через некоторое время с утренней гимнастики явился Юра.

– Опять Мальборро у Гришки?

– Ну, угостил убогого. – Оправдывался я, – Что жалко?!

– Да нет.

Юра был не жадный парень и привязался ко мне, потому, как мне казалось, во всем, среди этих контузников было легче держать их в узде.

Однажды к нам в палату на место отсутствующего Григория, по причине перекура, медсестра поместила на его койку вновь прибывшего контуженого сержанта десантника из роты разведки. Он весь вздрагивал и лежал на застеленной кровати Григория притихшей скомканной ветошью, собранных кое-как в человеческое тело костей. Рядом у стенки палаты пустовала приготовленная ранее для него койка. Григорий, докуривший Мальборро, вошел в палату и с удивлением обнаружил на своем месте чужака.

– Эй! – с вызывающим возмущением воскликнул, – Это мое место!!!

От этого неожиданного окрика живые кости стали трястись. Пружины кровати завизжали, как раненный зверь. Но вновь прибывший десантник не сдвинулся с места. Григорий с налитыми кровью глазами и со сжатыми кулаками двинулся к лежащему больному с громким командным голосом: – Я кому сказал?! – заорал взбешенный Григорий, – Перебирайся под стенку! Там твоя койка!

– Э – а! А – э! – зашевелился спортивный костюм, издавая не членораздельные звуки, и койка под ним затряслась. Гришка чуть не плача протянул:

– Я тебя сейчас бить буду!