Прощание с Матерой. Пожар (сборник)

Пожаров там - два.

Один - пожар в прямом смысле слова. Горят склады, в которых самое что ни есть народное и самое что ни есть добро. Почему горит - уже другой вопрос. Главное - горит. Горит на самом неудобном месте - горит там, куда воды доставить не так уж просто, особенно если пожарная машина только числится на балансе, а по факту уже на запчасти давно разобрана. Горит там, куда перевезли прославленную Матёру, а из неё уехали спасаясь от затопления. Но, как Распутин метко замечает, ...спасаясь от воды, кто думает об огне? И вот пожалуйста - склады горят.

Что до постройки, до того, чтоб с самого начала подумать о возможности огня,- русский человек и всегда-то умен был задним умом, и всегда-то устраивался он так, чтоб удобно было жить и пользоваться, а не как способней и легче уберечься и спастись.

Второй пожар - в душе Ивана Петровича, который либо борется с огнём, либо спасает народное добро. То так уж получается, что ни то, ни другое складно у него не выходит. Ну, не то чтобы совсем не выходит - бочка масла, мешки с мукой, ещё всякого добра он вытаскивает из полымя. А тем временем другим бы водку спасти. И вот, трепыхаясь, Иван Петрович успевает вспомнить половину жизни своей - и как всё было устроено, и как получилось так, что всё оказалось не устроено, хоть беги сломя голову.

Это уже в самом конце будет дан ответ:

- Что будем делать, Афанасий? Ты знаешь, что теперь делать, нет?
- Жить будем... Тяжелое это дело, Иван Петрович,- жить на свете, а все равно... все равно надо жить.

Так вот, того пожара, который в прямом смысле слова, в книге даже меньше будет. Через Ивана Петровича Распутин продолжает изливать свои убеждения, что всё-то у нас не устроено потому, что не держимся мы своих корней. Суетны стали. Мелочны. От истоков ушли. А где они истоки? Да вот, извольте цитатку прочитать. А потом ещё одну.

Четыре подпорки у человека в жизни: дом с семьей, работа, люди, с кем вместе правишь праздники и будни, и земля, на которой стоит твой дом. И все четыре одна важней другой. Захромает какая - весь свет внаклон. Это только в детских глазах мир выглядит как чудесный подарок, сияющий солнцем и наполненный людским доброжелательством. Чем дальше от рождения, тем больше поднимающееся солнце высвечивает его расстроенность и разнобой.

Чтобы человеку чувствовать себя в жизни сносно, нужно быть дома. Вот: дома. Поперед всего - дома, а не на постое, в себе, в своем собственном внутреннем хозяйстве, где все имеет определенное, издавна заведенное место и службу. Затем дома - в избе, на квартире, откуда с одной стороны уходишь на работу, и с другой - в себя. И дома - на родной земле.

Да. Можно много, конечно, рассуждать, что, мол, Распутин, это же известный воспеватель деревни, и чего ещё от него ждать, кроме как "В деревне лучше, чем везде, а особенно раньше, когда солнце светило ярче, трава была зеленей, лес под боком, а Ангара мельче". Да копните глубже - окажется, что не столько он о деревне, Валентин Григорьевич, сколько о внутреннем укладе человека. Да пусть твой дом - это квартира в хрущёвке. Всё равно это дом, и держись дома своего. И пусть люди, с которыми ты праздник правишь и горе заливаешь - не соседи по деревне, а сосед по площадке, с которым дай Бог раз в неделю увидишь, когда он покурить на лестницу вышел - всё равно держись людей, раз других Бог не дал.

Вот о чём речь. И пожар в душе Ивана Петровича как раз о том - нет у людей своих домов. Нет у людей своих людей. Растрясли себя, разменяли. И самое ценное, что из пожара вытаскивают - бутылки с водовкой. И не вы общую кучу чтобы свалить, разумеется, а в сторонку, в сторонку. Али в карман. Али за пазуху. Да побольше, побольше. И вообще, чего стесняться - прямо тут, на пожаре, в горло.

Что такое теперь хороший или плохой человек? А ничего. Устаревшие слова, оставшиеся в языке как воспоминание о дедовских временах, когда с простотой и наивностью человека оценивали по его душевным жестам, по способности или неспособности чувствовать, как свое собственное, чужое страдание. В житейской же практике уже тот ныне хороший человек, кто не делает зла, кто без спросу ни во что не вмешивается и ничему не мешает. Не естественная склонность к добру стала мерилом хорошего человека, а избранное удобное положение между добром и злом, постоянная и уравновешенная температура души. "Хата с краю" с окнами на две стороны перебралась в центр.

Что ещё сказать? Убереги Господь от пожара. Хоть такого, что не оставляет после себя ничего, хоть такого, какой был в душе Ивана Петровича. Потому что такой пожар тоже может после себя ничего не оставить.

Это было уже не дыхание и не воздух, которым дышат, а быстрое и беспорядочное хватание выгоревшей пустоты.

О чем? Не знаю… обо всем. Простым и до одурения душераздирающим языком.

Вы хоть раз представляли себе, что чувствовал человек, прошедший войну, стоя в строю на Параде Победы. Почему-то именно этот Парад Победы мне покоя не дает. Пытаюсь, но не могу себе представить это чувство единства и нужности каждой загубленной человеческой судьбы, охватившее ИХ тогда. Какой мощи разрывная волна стола в воздухе? Сколько в ней было силы страдания и счастья? Нет.. это нужно пережить (хотя может кто-то и подскажет мне мемуары, где я об этом прочитаю?). А еще я думаю, нечто похожее люди испытали на Олимпийских Играх в 1980г. Нам уже не дано это ощутить. Мы это утеряли практически окончательно. Мы не стоим на своих ногах, мы не чувствуем и даже не видим друг друга, мы лишь пытаемся удержаться на вершине стремительно разрушающегося небоскреба, закрыв глаза и наивно полагая, что это и есть жизнь. Почему? Вот и Распутин о том же.

Недавно директор школы Юрий Андреевич, учительствовавший еще в
Егоровке, взялся подсчитать, сколько в шести деревнях, слившихся в Сосновку,
погибло народу за войну и сколько его сгинуло не своей смертью за последние
четыре года. Не своей смертью - это значит пьяная стрельба, поножовщина,
утонувшие и замерзшие, задавленные на лесосеках по своему ли, по чужому ли
недогляду. И разница вышла небольшая. Иван Петрович ахнул, когда услышал:
вот те и мирное время! А ведь знал он обо всех этих случаях, переживал их,
всегда что-то меняется и как бы смеркается в мире, когда уходит из жизни
знакомый человек, и ослабевает в тебе что-то с его уходом, будь он хоть
трижды непутевый, знал он о каждом отдельном случае и сокрушался, но
сведенные вместе, в одно число, поставленное рядом с другим числом, оно
подействовало на него оглушительно. Несколько дней он ходил сам не свой,
пытаясь что-то понять и понимая только, что невозможно понять, ничего
невозможно понять из того, что он пытается извлечь из этого страшного
равенства. Тут что еще: погибший на фронте взывал к справедливости и добру,
оставляя их вместе с душой и воспоминаниями, живущими среди родных, и
оставлял для движения и исполнения; сами того не подозревая, мы, быть может,
лет двадцать после войны держались этим наследством погибших, их единым
заветом, который мы по человечьей своей природе не могли не исполнять. Это
свыше нас и нас сильнее. Потратившийся же вот так, ни за понюх табаку, по
дурости и слепому отчаянию - дурость, распущенность и отчаяние после себя и
оставляет. Смерть - учитель властный, и чью сторону, доброго или худого, она
при своем исполнении берет, той стороны прибавляется впятеро.

Иван Петрович исступленно размышлял: свет переворачивается не сразу, не
одним махом, а вот так, как у нас: было не положено, не принято, стало
положено и принято, было нельзя - стало можно, считалось за позор, за
смертный грех - почитается за ловкость и доблесть. И до каких же пор мы
будем сдавать то, на чем вечно держались? Откуда, из каких тылов и запасов
придет желанная подмога?

Меня тронуло описание чувств к жене. Вот она – идеальная семья, где ты не можешь сделать больно другому человеку, потому что не в природе человеческой причинять страдание самому себе.
Поразил эпизод с Мишей Халмо, чья глупая смерть являет собой навечно сплетенные в схватке порок и добродетель, правду и совесть, жизнь и смерть. Собственно говоря, ради чего он умер?

Пожар.. .здание за зданием горит выстроенное годами, бережно хранимое спокойствие в душе. И не спасешь, не вытащишь свои ничтожные пожитки – потому что все в этом мире, как и ты сам, смертно.

Тебе чудится, что ты знаешь, где находится в тебе совесть, где воля,
где память где возникают желания и откуда берутся запреты и ограничения. Ты
не знаешь места их расположения, но представляешь, по каким связям следует
посылать сигналы, чтобы они отозвались. Совесть заговаривает в тебе не сама
по себе, а по твоему призыву. Ты полагаешь, что так и должно быть в вверенных
тебе границах: чтобы ты с опережением вмешивался в готовый ли раздаться
ропот или ослабевающее согласие, чтобы ты выходил первым и заговаривал!
прежде, а не являлся по требованию.
Ты и они. Ты - властелин, несущий в теле своем, как в царстве, все его
города и веси, все установления и связи, все пороки его и славу. И они,
составляющие таинственную жизнь твоего мира. Это и одно целое и розное. Одно
целое и неразрывное - когда правят мир и согласие, когда возникающие
недоразумения, без которых никакая жизнь не обходится, существуют только до
той поры, пока не рассудит разум. Именно так: недоразумение - до разума. И
розное - когда наступает разлад и когда принадлежащие тебе владения
отказываются тебе повиноваться. Только тогда приходит догадка, что они
сильнее тебя. Потому что это они составляют твои поступки и мысли,
направляют твои движения и добывают звуки из твоего голоса. Потому что в
конце концов ты смертен, а они нет, они были в тебе по велению какой-то
неясной могущественной силы, которую ты так и не смог соединить в образ. И
это она, а не ты, была их властелином, а ты был лишь временной их обителью,
слабой оболочкой всего того, что они вместе из себя представляли и откуда
они искали согласия и соединения с миром. Ты не оправдал их надежд и не
донес, не показал, что тебе было велено. А это значит, что ты не был собой.
Кем угодно ты был, но только не собой, и не с тобой, а лишь с именем твоим,
станут прощаться, возвращая тебя обратно.
Одно дело - беспорядок вокруг, и совсем другое - беспорядок внутри
тебя.

Ты можешь только идти и искать, зная наперед, что не найдешь никогда.

Молчит, не то встречая, не то провожая его, земля.
Молчит земля.
Что ты есть, молчаливая наша земля, доколе молчишь ты?
И разве молчишь ты?

Спасибо, что осилили. Это лишь то, чем я хотела поделиться. Осильте уж всю книгу, она не такая уж большая, но она Огромна.

Деревенская проза. У одних это словосочетание вызовет скуку, ощущение чего-то простецкого, грубоватого и обыденного. У других при этих словах защемит сердце, повеет свежескошенной травой и появится желание позвонить родителям...
Может я старею, потому что уже лет пять, а может и дольше, я стал относить себя ко второй категории. А может мне просто везёт с книгами. Теми самыми, которые я в своей памяти отвожу место, где они соседствуют с моими любимыми Учителями.
«Прощание с Матёрой» это не просто повесть, это маленькая жизнь, прожитая за три дня для меня и за пару месяцев для героев этой истории.
В далёких 60-х годах, на реке Ангара строят ГЭС. А значит, маленькую деревушку на острове Матёра скоро затопит. Кучка стариков должны в самый короткий срок покинуть свою очень маленькую Родину. Вот и всё, весь сюжет. Но сколько за ним драмы, чувств, надежд: оправданных и нет, сколько взглядов назад и в завтрашний день, сколько в нём судеб, и разных, и таких одинаковых.
У повести очень удачное название «Прощание...». Это и вправду прощание. Когда вы расстаётесь навсегда с чем-то и кем-то близким, вы вспоминаете, что было хорошего, что плохого, и рассуждаете, что вскоре вас ждёт. Вот и здесь, у Дарьи Пинигиной, пожалуй, главной героини повести, пробегает вся жизнь перед глазами. Нет, не за пять секунд, как перед смертью, а за пару месяцев... «Долгое прощание — лишние слёзы» — так вроде говорят в народе. Слёз будет много. Украдкой, навзрыд, сухие, ручьём, от любви, от злости, от бессилия... Выбирайте. И плакать будут не герои книги, а мы с вами, читатели. Жители Матёры сильнее нас, у них-то нет выбора, а нам его ещё предстоит сделать и не раз! Книга, коли вы возьмётесь за неё, не сможет вас оставит равнодушной. Будет жалить по самым незащищённым местам. По самому близкому, что есть у человека. А что у него может быть дороже, чем семья и родной дом? Уж, какая бы не была непутёвая семья, и какой бы не был ветхий дом, он твой, он твоя душа. И вот эту душу, Валентин Распутин, выворачивает нам наизнанку.
Добрались и до Автора. Сказать, что книга написана хорошим языком, это значит просто отчитаться, по пункту в отзыве. Нет, она написана великолепными, дурманящими и настолько живыми словами, что хочется произносить их вслух. Мне хотелось в этой части отзыва привести какую-нибудь красивую цитату. Но это невозможно, взгляд цепляется за весь текст, настолько он концентрирован авторской и народной мудростью.
Персонажи беспардонно въедаются в память и кажутся давно знакомыми. Но это не удивительно, ведь они, все до единого, настоящие, яркие, цельные.
Если быть дилетантом в большой литературе как я, то читая «Прощание с Матёрой», можно подумать, что Распутину было лет 120, когда он писал эту повесть. Но если посмотреть на библиографию Автора, то мы увидим, что написал он её в 30 лет (!)
Как?! Скажите мне как?! Человек, проживший на свете всего 30 лет, может писать так, будто он прожил как минимум две жизни по сотне?!
Деревенская проза в Большой Литературе, «Прощание с Матёрой». Не пропустите и прочитайте. Ваш мир или измениться, или, мне этого очень хочется, встанет на ноги ещё крепче.

В конце отзыва, всё же, не удержусь и прикреплю цитату:

...про людей я разглядела, что маленькие оне. Как бы оне не приставлялись, а маленькие. Жалко их. Тебе покуль себя не жалко, дак это по молодости. В тебе сила играет, ты думаешь, что ты сильный, все можешь. Нет, парень. Я не знаю ишо такого человека, чтоб его не жалко было. Будь он хошь на семь пядей во лбу. Издали вроде покажется: ну, это ниче не боится, самого дьявола поборет… гонор такой держит… А поближе поглядишь: такой же, как все, ничем не лутше…