© В.М. Фалин, наследники, 2021

© «Центрполиграф», 2021

Излучение Фалина
Статьи-воспоминания

И один в поле воин…

Начну, так сказать, с сантиментов. Вот выдержка из моего дневника: «Осталась в памяти поездка министра в Италию в апреле 1966 года. Та самая, когда Громыко выдвинул идею созыва общеевропейского совещания, что на годы сконцентрировало усилия нашей политики в Европе. Итальянцы довольно неожиданно сразу поддержали это предложение, вызвав неподдельную радость нашей делегации.

Приподнятость атмосферы поддерживали двое золотых не мальчиков, но зрелых юношей советской дипломатии: Анатолий Гаврилович Ковалев и Валентин Михайлович Фалин. Ох, как приятно было работать с этими талантливыми людьми. Ковалев к тому же обладал поэтическим даром и вдруг выдавал двустишие:

 
Среди античных развалин и флорентийских видов
Даже Фалин кажется Давидом.
 

Изюминка была в том, что комплекция Валентина Михайловича, высокого и худого, на такое сравнение отнюдь не тянула. Громыко не без удовольствия повторял эпиграмму, переспрашивая несколько раз, но в конце концов запомнил четко. На следующий день Фалин брал реванш:

 
Стать дипломатом дело плевое,
Читайте азбуку Ан. Ковалева.
 

Как раз незадолго до этого вышла книга моего шефа по 1-й Европе „Азбука дипломатии". Процедура запоминания повторялась, и все трое были довольны.

В ходе заключительной пресс-конференции министр произвел впечатление также тем, что высоко отозвался об итальянских художниках эпохи Возрождения. „Мы приехали в Италию, – добавил Андрей Андреевич в шутку, – также для того, чтобы посоветоваться с ними, высокими выразителями гуманности"».

Сегодня почти наверняка скажу: чувствуется рука одного из «мальчиков», скорее всего, Фалина…

Безусловная неординарность Валентина Михайловича сочеталась с огромной работоспособностью. В те далекие времена мучил меня вопрос: почему сложилось такое положение, что горстка людей работает на износ, а многие, нет, не бездельничают, но ведут, как бы это сказать, нормальную чиновничью жизнь?

Постигая ее премудрости, услышал как-то от старшего коллеги такое объяснение.

Есть два типа руководителей. Одни подбирают себе такие кадры, на фоне которых они могут выгодно смотреться. Отсюда работники соответствующего качества. Кстати, следующее поколение руководителей выходит, как правило, из окружения шефа, и история продолжается.

Громыко, по словам моего наставника, принадлежит к другому типу. Он умел подбирать и заставлять на себя работать людей весьма способных. Но таких-то в общей массе не много, в том числе по причине первого типа руководителей. Их поиск, воспитание, натаскивание – задача трудоемкая.

Обычно ограничивались тем, что на немногих ложилась основная, порой чрезмерная нагрузка, но интересы дела (и министра) были соблюдены.

Это все к тому, что Валентин Михайлович Фалин был среди тех, кто тащил воз, а не сидел на нем. Более того, он пытался, когда успешно, когда нет, направлять воз внешней политики в сторону, наиболее соответствующую интересам советского общества. У него, насколько могу судить, было четкое представление на этот счет. В самых коротких словах: разрядка, мирное сотрудничество.

Он не изменял своим верованиям, открыто возражал, когда воз заносило не туда, не страшась наказаний. В ряде случаев они не заставили себя ждать.

Честно сказать, я не припомню других примеров подобной смелости. Вот когда приобретало подлинный смысл бывшее тогда в ходу выражение: «принципиальная внешняя политика».

После знакомства в Италии был большой временной разрыв в общении, слишком велика была разница в служебном положении и роде занятий. Переиодически до нас, младших чинов, доходили рассказы о том, как независимо ведет себя Фалин с министром, не позволяя грубости и окрика. Мне это сильно импонировало и подбодряло.

На общем фоне чинопочитания Валентин Михайлович выделялся даже внешне: малоулыбчивый, замкнутый, полный внутреннего достоинства.

Сблизились мы только в двухтысячные, почти через полвека после первой встречи. Оба, естественно, уже в отставке. Я по-прежнему смотрел на него с большим пиететом.

Помню, мы были польщены, когда Фалины пригласили нас к себе на дачу отметить очередную годовщину своей свадьбы. Глядя на жену его Нину, я все время вспоминал слова Валентина Михайловича: «Она спасла мне жизнь».

Встречи наши не были частыми, но каждый раз открывали новую грань моего старшего друга.

К примеру, я знал, что Фалин хорошо разбирается в живописи. Но когда он показывал нам с женой некоторые картины из его коллекции, мы почувствовали, что перед нами настоящий знаток.

Были они и у нас на даче. Тот вечер был отмечен «большой политикой»: Фалин, Виктор Суходрев, наш друг и сосед, и я вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Правда, больше вместе с Валентином Михайловичем рубился Суходрев, мои бои были на другом участке фронта.

Книги обоих авторов не случайно стоят на полке в моем шкафу рядом.

Энциклопедические знания Фалина – нельзя было не поражаться его памяти – помогли мне, когда я готовил свою главную книгу «В разные годы».

Сейчас уже и не упомнишь всего того, чем щедро делился, отвечая на мои вопросы, Валентин Михайлович, на какие мысли навел.

Один из ярких эпизодов высвечивает еще одну грань характера Фалина – его способность видеть далеко вперед. Задолго до воссоединения Германии он, по его словам, предупреждал руководство страны, что партийно-бюрократический режим в ГДР не прочен, высок градус недовольства людей…

Меня, говорил Валентин Михайлович, слушали, соглашались, но все осталось по-старому. Фалин и дальше не сидел сложа руки, считая в горячий период воссоединения, что мы упускаем время, он шел на самостоятельные шаги, граничащие с дерзостью, это тоже было в его характере.

Фалин не был образцовым чиновником. До конца жизни сохранил он в себе глубокую человечность.

Маленький штрих. Будучи у них в гостях, мы с женой ахнули от восхищения, увидев белый от цветущего терновника забор фалинской дачи. Не говоря ни слова, Валентин пошел за лопатой, выкопал несколько деревцев и аккуратно уложил к нам в багажник.

Отныне у нас каждую весну цветет фалинский терновник. А неподалеку – сирень Суходревов, саженцы привезли Инга и Виктор.

Добавлю, что трогательно выглядели на участке Фалиных небольшие домики для кошек, сколоченные хозяином. Нечастый случай, когда высокий интеллект сочетается с умением поработать руками.

Славный был человек Валентин Михайлович Фалин.

Заместитель министра иностранных дел СССР,

посол СССР в Италии Анатолий Леонидович Адамишин

Вспоминая о В.М. Фалине
Из времен международного отдела ЦК КПСС

В принципе (смысл латинского термина «принцип» – «главное, решающее, руководящее», каждый добавит, что это значит в любой данной ситуации…) я не вправе писать даже эпизодические воспоминания о Валентине Михайловиче Фалине. Несмотря на определенное личное расположение, мы совершенно очевидно принадлежали к разным возрастным и статусным группам, не говоря о жизненных опытах в советском обществе. Однако время распорядилось так, что мне было недавно предложено написать свои «заметки» об этом, без преувеличения, уникальном государственном деятеле, а если идти глубже – «Человеке между двух исторических времен». Точнее – о неординарном Человеке времени перехода от советского в некое иное, пока невнятно определенное и переменчивое до сих пор время в истории России. Наследие, запечатленное Валентином Михайловичем в его мемуарах, беседах, интервью и статьях, – все это только предстоит неспешно усвоить современникам, но, надеюсь, и тем, кто последует за нами.

Однако бесспорно и то, что его отличие от классических «советских начальников» настолько разительно, что сразу же и навсегда воспринималось всеми, кто так или иначе был вовлечен в его орбиту (независимо от принятия или отторжения этих качеств). Сразу подчеркну, что по упомянутым причинам я вправе лично комментировать только тот короткий период в деятельности В.М. Фалина, который связан с его ролью руководителя Международного отдела и Секретаря ЦК КПСС, где мне довелось работать в конце восьмидесятых. То был короткий, но яркий период в его жизни, когда он (с большим, на мой взгляд, запозданием, причины которого прочерчены в его мемуарах) был вознесен (но уже вполне закономерно) перестройкой М.С. Горбачева на высший уровень советской иерархической системы. Жизнь и служение отчизне, как я убежден, были для него всегда сопряжены в единое целое, поэтому совсем не случайно, что именно такие люди были востребованы «наверху» в те многообещающие годы. Не берусь судить относительно того, как развивалось и чем закончилось это «хождение в высшую власть» (о том много чего сказано в мемуарах как самого В.М. Фалина, так и других деятелей его круга).

Мне нет нужды погружаться здесь и в рассуждения о том долгом и переменчивом советском периоде во внешней политике, которые описаны самим В.М. Фалиным – реальным и значимым участником, в его мемуарах (они, кстати, выдержали два издания, уверен, не последние, в силу их нетривиальности). В жизни прозорливого наблюдателя этих событий, каким изначально был В.М. Фалин, в чем видится его уникальность, уместилось несколько существенно разных периодов. Как их классифицировать и оценивать – это отдельный, профессиональный, сколь и личный вопрос для историков. Для начала же каждому стоит приглядеться и разобраться в собственной каждодневной жизни, оценить сначала ее, спустя десятилетия последующих перемен… но тут каждому из проживших долгую жизнь в науке и политике предстоит непростая личная задача, да и не место здесь судить ее итоги.

Главное же то, что В.М. Фалин, в разной степени и в разном статусе, был востребован в ходе каждого из этих без преувеличения исторических этапов. Для любителей же «ретроспективной критики» советской, как и любой другой, внешней политики сразу следует заметить, что при всей внешней обоснованности их аргументов они, как правило, упускают из виду главное – обстоятельства времени и места. Те, в которых действовали реальные участники событий, а не их «книжно-картонные фигуранты». Рассуждать о политическом прошлом увлекательно для публицистов, но это занятие столь же увлекательно, сколь и бесплодно – время то невозвратно ушло, оценить его по истинному достоинству и исторической (а не модернизированной) мерке непросто, личностное, исходящее от участников, чаще (если не всегда) вытесняет здесь социально- и исторически значимое… впрочем, сам В.М. Фалин вполне убедительно и достаточно высказался на сей счет в своих мемуарах и показал, как это надо делать.

* * *

В марте 2011 года на канале «Россия» была показана серия фильмов о В.М. Фалине, приуроченная к его 85-летию. Сериал этот был настолько удивителен, что сподвиг меня направить юбиляру личное поздравление, разросшееся до некоего комментария по поводу как самого адресата, так и событий и времени, в котором ему довелось жить и участвовать. Необычным этот фильм был прежде всего в силу выбора главного героя, масштабность и глубина самой личности которого настолько явно контрастировали с тем, что принуждают нас смотреть сегодня по TV, про современную действительность и особенно недавнее прошлое (к сожалению, преимущественно в гротескно-примитивном изложении). Разительно отличался тот фильм по всему «дискурсу» и «стилистике» его героя, что невольно передавалось и журналисту-собеседнику. Полагаю, что для большинства слушателей, как и участвующих ведущих (а они стали подчас не менее значимыми актерами, нежели сами герои их повествований), фильм явно выходил из стандартного разряда «разговора с интересным собеседником». И дело было не столько в мастерстве создателей и иной стилистике, сколько в уникальности самого героя передачи. Предвидели ли это изначально сами создатели передачи – уже не столь важный вопрос, однако эффект фильма явно превзошел ожидания внимательного зрителя, и мы должны быть и сегодня благодарны его создателям. Скорее всего, новое поколение в кинопублицистике просто не ведало о том, с кем они решили делать передачу. Впрочем, он не меньше отличался и в прошлом от эпох и номенклатур и медийной стилистики, с которыми плотно тогда соприкасался.

Но главное, конечно, фильм отличался прежде всего по значимости того послания, которое прямым текстом или иносказательно, через неожиданные реминисценции и цитаты, в фирменном фалинском стиле он передавал современникам, а скорее, вверял на суд самой Истории. Драматичное развитие России и особенно ее внешняя политика за последние полвека были представлены нам не просто участником ее важнейших событий, но человеком, главным стержнем которого было и остается служение стране и забота о ее судьбе, человеком, опыт и уникальный аналитический дар которого время переплавило в новое качество – политическую мудрость. И это на фоне того, что большинство из именитых фигурантов-мемуаристов так в итоге и не оставили ничего сверхценного, кроме малозначимых уже «тайн», пикантных подробностей и «разышлизмов» о собственной роли в истории.

Помнится, что меня задело тогда, что, параллельно с фильмом, некоторые тогдашние газетные «моськи» (видимо, из начинающих и наиболее «отвязанных») пытались подчас ужалить этого «зубра от политики» (вспоминая «Зубра» Даниила Гранина), выставить его чуть ли не «трубадуром холодной войны советских времен». Однако тех, кто даже на время попадал в орбиту Фалина, на такой мякине не проведешь. Едва соприкоснувшись, сразу приходило понимание, что он разительно отличался от всех в верхах, прежде всего своей инаковостью, неортодоксальностью, притягательной силой удивительного интеллекта, наконец, культурой и манерами природного русского интеллигента.

Были, хотя и редко, «наверху» схожие, но он (кстати, еще со времен опалы, когда вышел на массовую аудиторию как обозреватель «Известий») остается уникальной фигурой.

Значимость таких людей тем более высока, если принимать во внимание то, что в России – стране с перманентно обновляемой элитой (вместо элит устойчивых, как в других ведущих странах) – каждый вновь приходящий лидер страны сегодня, как и вчера, всегда заново открывает для себя мировую политику, да и нужных «академиев» не все из них кончали (что не всегда бесполезное требование). От благоглупого прожектерства, простодушных иллюзий и похлопываний по плечу, которые, кстати, в последнее десятилетие как-то сошли на нет, все они в разной степени, но неизбежно подходили со временем и потерями (уже для государства!) к уяснению суровых реалий. К сожалению, это стало некой закономерностью для российской политической культуры. Возникает и иной недуг – самоуверенность, отнюдь не всегда обоснованная. В.М. Фалин же, похоже, уяснил эти опасности очень давно, смолоду, поэтому и практически всегда был востребован наверху, несмотря на то что оставался другим для властей. Без таких профессионалов нормальному государству легко быстро сползти на обочину (что в итоге и произошло с некоторыми из них и всегда угрожало России). А как сегодня российскому обществу и власти, да и так называемому мировому сообществу пригодились бы такие уроки Фалина! Чтобы политика в России (как и в других странах-лидерах) смогла преодолеть старые и новые комплексы, приобрести внятность, перспективную, устойчивую стратегию, опирающуюся на суровый реализм, вместо обманчивого прагматизма. Но у России и тут «особенная стать»: открытость современного мира, интенсивность контактов лидеров, как и их приостановка, видимость успехов и сопутствующие этому головокружения – все это новые, сильно стимулирующие данности, а это обычно привязывает к сиюминутности, иллюзии, что «мир начинается со мной и сегодня». «Остается только надеяться, что В.М. Фалин будет по-прежнему считать необходимым нести свое слово „городу и миру“, трезво соотносить нас с историей» – так я закончил свое поздравление… и Фалин откликнулся. Я не очень удивился, что его ответ носил заметные критические нотки: «завышенные», в его восприятии, личностные оценки, как я уже успел до того понять, претили самой его натуре, даже если в них уже очевидно не было никакого личного расчета (равно как и ему не было абсолютно никакой нужды рисоваться перед бывшим подчиненным).

* * *