Часть вторая. Девятины

Се, гряду скоро, и возмездие Моё со Мною, чтобы воздать каждому по делам его.

Откровение святого Иоанна Богослова 22:12

3

Понедельник. Раннее утро.

Под бодрую песенку Глюкозы, громом разносящуюся по всему Институту, стадо будущих студентов понуро тянется в актовый зал. Загустевшая кровь с трудом струится по венам. Хотя солнце едва показало над лесом свой золотой краешек, воздух уже нагрелся.

«Айн, цвай, драй, шике-шике швейне! Айн, цвай, драй, шике-шике швейне!» – с силой урагана гремит из колонок. – «Раз, два, три, прекрасные-прекрасные свиньи! Раз, два, три, прекрасные-прекрасные свиньи!»

– Ой, моя бедная головушка! Лучше бы «Королевство кривых» «Пикника» включили, – страдальчески морщится Авогадро.

– От «Пикника» ты хуже, чем от Глюкозы, поплывёшь, – замечает Обморок. – В качестве противоядия я бы тебе порекомендовал старое доброе «Русское поле».

Огромные, от пола до потолка, окна актового зала закрыты пластинами вертикальных жалюзи, поэтому в обширном помещении стоит прохладный полумрак. Места для студентов крутым полукругом сбегают к центру зала, где возвышается кафедра, украшенная вазой с непахнущим букетом камелий и графином с водой. У подножия кафедры развалился большой угольно-чёрный кот с разноцветными глазами. У него настолько независимый вид, что никому не приходит в голову подойти и погладить зверюгу. Кот зажмурит то зелёный глаз, то голубой, словно проверяет кривизну пространства. Вся центральная композиция празднично освещена светодиодными лампами.

Под глюкозий бравурный аккомпанемент абитуриенты занимают первый ярус. Родионов садится между Кирпичонком, который жуёт яблоко – завтрак вегана! – и Авогадро с Обмороком; оглядывает зал. Их не так уж много – психов, собравшихся спозаранку в тёмном зале, вместо того, чтобы беззаботно загорать на берегу водоёма – шесть девушек и шесть юношей. Девчонки уселись отдельно и трещат теперь, как сороки. Наверное, это от волнения. Родионов переводит взгляд на парней. Он замечает два новых лица. На одном, с несговорчиво торчащим подбородком, буквально вырублено кредо: «Убью на хрен!» Родионов невольно усмехается: «Уж больно ты грозен, как я погляжу». И неважно, что росточком грозный молодой человек под стать Гале Кукукиной – такой же миниатюрный. Он чем-то похож на вредную букашку: маленький, круглый, как напившийся крови клоп. Редкие усики. На коротких ножках летние туфли с очень толстыми подошвами. На левой руке надета чёрная перчатка.

Другое лицо… Вах! Да это же молодой острозубый джигит из наглухо затонированного «паровоза для пацанов»! Джигит злобно сверкает белками глаз на Родионова. Значит, тоже узнал.

У девушек своё пополнение. Возле Русалины притулилась клочковато остриженная брюнетка. Очки в неудачной оправе делают её похожей на глубоководную тварь. Длинная косая чёлка достаёт брюнетке до кончика носа, и она постоянно сдувает чёлку в сторону. Несмотря на жару, новенькая одета в чёрную футболку с длинными рукавами и пораженческой надписью «Мы все умрём». Русалина что-то втолковывает брюнетке. В ответ та улыбается улыбкой грустной собачки, которую никто не любит.

Немного особняком от остальных девушек сидит красивая голубоглазая блондинка. На ней надет вызывающе узкий топ. В обнажённом загорелом пупке поблескивает серебряный шарик. В пухлую нижнюю губку вдет другой шарик. На предплечье сделана цветная татуировка – замысловатый узор. В ушах – золотые серёжки с жемчугом. В общем, яркая девица в своём самодостаточном мире. Задрав ровный носик, блондинка высокомерно смотрит поверх голов. Существ размером меньше верблюда она не замечает.

– Жека, ты не знаешь, кто эта выпендрёжница? – спрашивает Родионов у Кирпичонка, показывая на холодную красавицу.

– Занимай очередь за мной, – волнуется Кирпичонок. – Я про эту самую красотку вам вчера и говорил.

– Этот кусочек совершенства зовут Инга Карибская. Она – счастливая обладательница самой красивой попы нашего городского гетто, – информирует Обморок. – Мы с Авогадро с ней в одной школе учились. Но учтите, пацаны, Инга колючая, как шипастая морская звезда. Будьте бдительны, кароч.

В актовый зал входит седьмая девушка – высокая, измождённая, с лицом цвета исчезающего синяка, полузакрытым непроницаемыми тёмными очками, с толстой белой тростью в руках, в безобразном хлопчатобумажном платье-мешке и пластмассовых сандалиях. Кажется, что при сильном ветре она могла бы парить над лесом. Девушка, обстукивая тростью дорогу перед собой, медленно спускается по лестнице к первому ряду. Русалина вскакивает со своего места и помогает слепой сесть. Девчонки прекращают стрекотать и, выворачивая шеи, откровенно разглядывают новенькую, благо, что она не видит направленные на неё любопытные взоры.

Наконец, утомлённые колонки смолкают и, в лучах света возле кафедры появляются трое: элегантно одетый высоченный старик – острые мефистофельские черты лица, снежно-белые волосы до плеч, старомодные длинные пальцы. Ему бы подошёл перстень с печаткой, чтобы запечатывать письма сургучом. Старика с двух сторон, как столбы, поддерживают строгая рыжеволосая дама с излишне ярко накрашенным ртом и симпатичный мужчина.

– Посмотрите-ка на того мужика, пацаны. Знаю я таких додиков: костюмчик в облипочку, парфюм с цветочным ароматом, маникюр. Видок, отчётливо говорящий, – пидор! – тревожно шепчет Обморок.

– Что ты сеешь панику раньше времени? – бормочет Авогадро. – Может, ещё и не пидор.

Потряся головой, словно попробовав вытряхнуть из неё Глюкозу, старик произносит утомлённо-аристократическим тоном:

– Доброе утро, мои юные коллеги. Добро пожаловать в будущее! Сначала несколько вступительных слов. Позвольте представиться. Меня зовут Аристарх Аристархович Велизарский. Я – директор Института, доктор юридических наук, профессор. Справа от меня, как и положено, находится моя правая рука – Абстракция Аркадьевна. Абстракция Аркадьевна – заместитель директора по учебной и научной деятельности. Она руководит учебным отделом. Слева – мой заместитель по воспитательной работе Вадим Анатольевич Красивов. Он руководит только собой.

В зале раздаются смешки. Выражение изысканной скуки на лице Велизарского, которое он культивирует с тех пор как стал директором, сменяет снисходительная улыбка.

– Давайте, коллеги, проведём короткую перекличку. Абстракция Аркадьевна, пожалуйста.

Рыжеволосая дама выступает вперёд со списком абитуриентов и деловито принимается зачитывать фамилии:

– Белозёров Леонид.

Обморок поднимает руку.

– Присутствует, кароч!

– Калбанова Русалина.

– Здесь.

– Карибская Инга.

– Здесь.

– Кирпичонок Евгений.

– Я!

– Коневодова Мария.

– Здесь!

– Кукукина Галина.

– Я!

– Марамзоев Рустам.

Джигит неохотно говорит:

– Тут я.

– Пискулина Алина.

Брюнетка в футболке «Мы все умрём» вздыхает:

– Тоже тут.

– Родионов Андрей.

– Я!

– Сарсенбаева Бахыт.

– Я!

– Соловых Михаил.

Авогадро индифферентно шепчет:

– Ну, а где же мне ещё быть?

– Съедобин Денис.

Грозный букашка рявкает:

– Здесь!

– Тростянская Елизавета.

Слепая девушка торопливо произносит:

– Я здесь! Тростянская здесь!

Абстракция Аркадьевна делает шаг назад. Велизарский дружелюбно продолжает:

– Ну, что же, мои юные коллеги. Все в наличии. Я поздравляю вас с началом занятий на подготовительных курсах. Жить вы все будете в общежитии. Даже местные. Это обязательное условие. Надеюсь, в нашем уютном общежитии ничто не будет отвлекать вас от занятий. Через месяц те из вас, кто успешно пройдёт подготовку на курсах, будут допущены до сдачи выпускных экзаменов. Выпускные экзамены на подготовительных курсах приравниваются к вступительным в Институт.

– А сколько баллов необходимо набрать, чтобы поступить на бюджет? – выкрикивает с места Кирпичонок.

Велизарский смотрит на него с таким удивлением, будто увидел инопланетянина. Вместо директора отвечает Абстракция Аркадьевна:

– Не менее четырнадцати баллов. Вы сдаёте три экзамена: пишете сочинение, затем иностранный язык и, наконец, основы права.

– Это значит, две пятёрки и четвёрка? – опять кричит Кирпичонок.

– Вы совершенно правы, мой юный бесцеремонный коллега, – придя в себя, величественно кивает Велизарский. Зато Абстракция Аркадьевна глядит на Кирпичонка как на что-то прилипшее к подошве. Тот в растерянности чешет свои буйные вихры. У многих ребят вытягиваются лица. Велизарский заканчивает свою речь:

– Итак, учёба начинается прямо сегодня. Сейчас Абстракция Аркадьевна проводит вас в аудиторию, в которой вы будете заниматься. С преподавателями познакомитесь на лекциях. Ну, в добрый путь, мои юные коллеги! А глупым слухам не верьте!

– Внимание, молодые люди! Занимайте места по схеме «девочка-мальчик, девочка-мальчик», – командует Абстракция Аркадьевна в аудитории.

Абитуриенты медленно рассаживаются, неуверенно посматривая друг на друга. Обморок первым приземляется возле Лизы Тростянской. За ними садятся расслабленный Авогадро с унылой Пискулиной. Кирпичонок без спроса плюхается рядом с Ингой Карибской. На его лице трепещет восторг пополам с ужасом. Гордая красавица демонстративно отворачивается от нахала. Марамзоев и Баха занимают места за их спинами. Маленькая Галя Кукукина, поколебавшись, садится к свирепому коротышке Съедобину.

Родионов замирает в нерешительности. С разных концов аудитории ему улыбаются Русалина и Машка Коневодова. Кого же из них выбрать? Повинуясь первому импульсу, Родионов устраивается возле Русалины. Машка остаётся в одиночестве. Глядя на сокурсников, она с насмешкой тихонько напевает: «Все подружки по па-арам…»

– Запомните, молодые люди, кто с кем сидит, – произносит Абстракция Аркадьевна. – Так вы будете сидеть до конца курсов. А сейчас вам нужно выбрать старосту группы.

Все опять начинают оглядываться. Молчат.

– Ну, давайте скорее, молодые люди, – торопит Абстракция Аркадьевна. – Предлагайте кандидатуру.

Поймав взгляд Кукукиной, Машка сигналит ей всем лицом.

– Может, Коневодову? – робко говорит Галя.

Все облегчённо выдыхают: «Правильно! Коневодову! Машку, кароч!»

– Как вы, Коневодова? Согласны быть старостой группы? – сухо спрашивает Абстракция Аркадьевна зардевшуюся Машку. Вопрос, конечно, риторический.

– Ну, если ребята настаивают, я не против.

Не теряя времени, Абстракция Аркадьевна чеканит:

– Кто за то, чтобы Марию Коневодову избрать старостой группы, поднимите руки! Единогласно. Поздравляю, Коневодова. Теперь вы староста. После лекций зайдите ко мне в учебный отдел, я вам расскажу, что делать.

Машка скромно опускает сияющие глаза.

– Как скажете, Абстракция Аркадьевна.

Цокая каблуками, как лошадь подковами, руководительница учебного отдела покидает аудиторию. «Ведите себя тихо, молодые люди! Через минуту к вам придёт лектор». Пока никто из преподавателей не вонзил в них зубы, ребята встают с мест, чтобы размяться. Словно спасая свою жизнь, девушки дружно бегут в туалет – слабому полу, как обычно, приспичило. Русалина с Машкой Коневодовой берут на буксир Лизу Тростянскую. Следом за девушками выходят Марамзоев с борсеткой необычного чайно-зелёного цвета подмышкой и Денис Съедобин с сигаретой в углу рта. Кирпичонок подходит к Родионову.

– Что это за ёкарный бабай? – спрашивает он, показывая взглядом на спину Марамзоева. – Он на тебя смотрел, как веган на сало.

– Так, шняга. Пересеклись вчера случайно на вокзале. Лучше скажи, Жека, о каких слухах говорил директор Института?

Кирпичонок усмехается:

– Которым мы не должны верить?

– Ну.

Кирпичонок заговорщицки понижает голос:

– Есть инсайдерская информация о том, что в Институте пропадают абитуриенты. На прошлой неделе пропали двое.

– И куда же они делись?

– Никто не знает. Может, их того – на органы заколбасили?

– Ужастиков насмотрелся? – недовольно говорит Родионов. – Наверняка эти ребята просто бросили учёбу и уехали домой. В общем, они от жизни своё получают в другом месте.

– Ты определённо прав и да – не стоит бить тревогу, – соглашается Кирпичонок. Ему не хочется спорить при такой высокой температуре.

– Мама мия! Две пятёрки и одна четвёрка! В глухой провинции! Это просто за гранью! – восклицает Машка Коневодова, первой вернувшаяся из туалета. – Вот так проведёшь всю молодость за партой, а в оконцовке получишь диплом шараги!

– Ага, диплом конюха с правами кучера, – подхватывает Обморок. – В моём школьном аттестате по английскому стоит твёрдая «параша», а из литры я помню только, что Чацкий – это настоящий олень, кароч!

– Вот для того, чтобы ты, дебил, как следует подготовился к экзаменам, родаки и сослали тебя на подготовительные курсы, – равнодушно замечает Авогадро.

Русалине неинтересно с девчонками, которые в туалете погружаются в женские сплетни: мальчики, лишний вес, жир на бёдрах, целлюлит на ягодицах, мальчики, мытьё головы, обалденные тени для век, мальчики и как не залететь. Русалина курит на институтском крыльце, защищённом от солнца козырьком, и думает о Родионове. Когда она представляет себе синеглазого парня, сердце в её груди превращается в тёплую звёздочку. Если называть вещи своими именами, то она влюбилась. Русалина счастливо улыбается. Есть от чего – целый месяц они будут сидеть вместе.

– Ты над кем смеёшься, симпампулька? Надо мной смеёшься? – с подозрением спрашивает Денис Съедобин. Он и джигит Марамзоев стоят рядом с крыльцом на самом солнцепёке и с солидным видом смолят дешёвые сигареты. Моральные уроды группы. Пот градом течёт по круглой физиономии Съедобина, капая с усиков на рубашку. Марамзоев бурит Русалину глазами-черносливами. Или пока только раздевает.

Русалина не обращает внимания на выпад грозного букашки. Она отвечает вопросом на вопрос:

– Слушай, Денис. Комендантша общаги Анна Альбертовна Съедобина – это твоя мама?

Кредо «Убью на хрен» на лице Съедобина заменяется неожиданным смущением.

– Золужка-то? Ну, в общем, да, а что?

«Вы похожи», – хочет сказать Русалина, но сдерживается. Вряд ли Съедобину польстит такое сравнение. Впрочем, это дело привычки. Если прожить восемнадцать лет на необитаемом острове вместе, например, с Всадником Без Головы, то, наверное, будешь думать, что весь мир населён всадниками без головы.

– Ничего.

Русалина отворачивается от моральных уродов, смотрит на близкий лес. Сосны, качая ветками, негромко шумят, словно зовут: «иди к нам, иди к нам».

– Добрый день, товарищи курсанты! – зычно приветствует ребят рослый пожилой мужик с прямой спиной военного. Мужик строевой поступью достигает преподавательского места и с мучительным наслаждением брякает на стол такой чудовищно тяжёлый портфель, что им можно потопить лодку. – Я – доцент Филарет Сигизмундович Фандобный. Ранее проходил службу в органах военной прокуратуры. Назначен преподавать вам основы государства и права.

– Здоров, – вяло откликается Авогадро, свисая со стула, словно бабушкина кофта. Остальные товарищи курсанты хихикают.

Фандобный посылает в Авогадро почти смертоносный взгляд, потом набирает полную грудь воздуха и подаёт команду оглушительным басом:

– Вста-а-а-ть!

На крыльцо выходит Алина Пискулина: лицо – хаотичный набор черт, глаза цвета болотной тины, очки в неудачной оправе, длинная чёлка, печальная улыбка. Душераздирающее зрелище. Русалина протягивает несчастной брюнетке сигарету. Пискулина закуривает.

– Я тебе уже говорила, Алина. Мне кажется, что ты должна сменить свой довольно-таки депрессивный имидж, – говорит Русалина, указывая на чёрную футболку «Мы все умрём».

Пискулина безнадёжно машет рукой:

– Бесперспективняк.

Русалина возмущается:

– Не будь курицей, Алина! Плюнь на прошлое, смени имидж, заведи себе новую жизнь.

Пискулина вздыхает:

– А что мне делать со старой?

– Просто выкинь на помойку. Если хочешь, я тебе помогу.

– А, вот вы где ошиваетесь! – раздаётся за спиной девушек весёлый мужской голос.

Вздрогнув, Русалина и Пискулина одновременно оборачиваются. Из приоткрытых дверей Института на них смотрит улыбающийся во весь рот замдиректора по воспитательной работе. «Вадим Красивов, кажется», – вспоминает Русалина.

– Бросайте курить, студиозусы. Бегите скорее на лекцию. Сигизмундыч уже там и во всю зверствует.

Красивов шире открывает двери, чтобы пропустить ребят. Когда Русалина проходит мимо замдиректора, он бросает со смешком:

– Что-то вы, девушка, совсем бледненькая. Вам нужно больше гулять. Лес-то ведь рядом.

Абитуриенты замерли у своих столов по стойке смирно. Лишь долговязый Авогадро наклонился к полу, будто поисковая рогулька. Ребята таращатся на орущего Фандобного с таким же страхом, с каким смотрели бы на тикающую адскую машинку. Они не знают, что властный Фандобный басом разговаривает только с подчинёнными. С директором он общается баритоном, а с женой тенором.

– Можно войти? – это Русалина нечаянно разрушает всю прелесть атмосферы ужаса, успешно созданную Фандобным.

– Войдите! – рявкает Фандобный. – Прощаю опоздание в первый и последний раз. Курсанты должны неукоснительно выполнять устав Института и приказы командования. Неукоснительно!

Покраснев, Русалина занимает своё место. Вслед за ней в аудиторию проникают прокуренные Пискулина, Съедобин и Марамзоев.