Московиты. Книга первая
Глава нулевая, в которой появляется автор

День добрый, читатель.

Я, собственно, автор этой книги. Я знаю, знаю, что воспитанные авторы появляются в книжке только один раз – фамилией на обложке. Но вам не повезло – вам достался автор на редкость неделикатный, и очень словоохотливый, если не сказать болтливый.

Чтобы продемонстрировать бездну своего падения, я с места в карьер займусь совсем уж последним для уважающего себя сочинителя делом – начну рассказывать, зачем я вообще сел за эту книгу и почему решил, что она может быть вам небезынтересна.

Дело в том, что меня с давних пор очень удивляло одно обстоятельство. Период, который обычно именуется «Русь Московская» – от свержения ига и до Петра Первого – мои сограждане знают очень плохо. Московская Русь для рядового российского обывателя – это просто Атлантида какая-то. По каким-то странным причинам даже люди, увлекающиеся историей, предпочтение отдают либо России после Петра, либо наоборот – Киевская Русь и дальше, всякое там «славное язычество». Серединка мало кого интересует.

Маленький тест – ну вот что вы навскидку можете вспомнить из периода «постмонгольской», но «допетровской» России? Рискну предположить, что Грозного, Годунова, Минина-Пожарского и первых Романовых.

Что навскидку, не залезая в энциклопедии, вспомните про Ивана Третьего?

Так я и думал.

А ведь это он, а не Петр, и не Владимир Великий, и не Рюрик создал государство, ныне известное миру как Россия.

Известен ли Вам такой полководец, как Скопин-Шуйский? А ведь ему потомки должны быть благодарны ничуть не меньше, чем Суворову или Кутузову.

Московская Русь – это два с половиной века нашей истории. Примерно столько же, сколько от Петра Алексеевича до Владимира Владимировича. Со всем тамошним историческим содержимым, обсосанным во множестве романов, фильмов, книжек, сериалов, стихотворений, комиксов, телепередач и прочего культурного наследия, от пушкинской «Полтавы» до сегодняшних документальных фильмов. А по Московской Руси – практически ничего. Почему?

История неинтересная была? Куда там! Самый что ни на есть завлекательный период – драка на развалинах империи, создание страны, первые шаги, изумленное осознание себя независимым государством, мучительные раздумья над тем, кто же мы все-таки такие и что мы здесь такое сотворили.

Именно тогда мы зубами выгрызали себе право на существование, рвали соседей и едва не подохли сами. Вставали за близких и знакомились с дальними. Открывали для себя мир и открывались миру, делали глупости и подлости, совершали немыслимые подвиги и в конечном итоге создали страну, которая с тех пор мало поменялась.

Именно так – заметьте, что все свои уникальные «черты лица» Россия приобрела до XVIII века. Именно тогда мы стали самой большой страной мира, все дальнейшие территориальные приобретения ничтожны по сравнению со сделанными в московский период. В эти годы мы расширились от «чуть больше Московской области» до практически сегодняшних границ. Маленький пример – не для кого не секрет, что сегодня мы большей частью живем за счет российских нефти и газа. Другими словами – проживаем наследство, оставленное нам предками-«московитами». Теми самыми людьми, совершившими беспрецедентный бросок «встречь Солнцу», которые за период жизни одного человека прошили континент насквозь, от Уральских гор до крутого берега Тихого океана.

Именно тогда мы приобрели свое кем-то проклинаемое, кем-то обожествляемое мессианское самосознание; решили, что сотворены для чего-то очень большого и важного. Именно тогда сложилась система взаимоотношений власти и народа, чтобы больше уже не изменяться, и события последних лет это просто еще раз демонстрируют. Хотя вру, как минимум одна из самых характерных «своеобразностей» России появилась позже – знаменитая «русская интеллигенция». Но и она законное дитя «московского» периода, прямое его порождение.

Но право слово, интересно – почему не помним? Навскидку видятся три причины.

Первая – у нас слишком долгая история. Пообщавшись в свое время с китайцами, я был изрядно шокирован, узнав, что историю юные китайчата ненавидят лютой ненавистью, титул самого нелюбимого школьного предмета она не уступит никому и никогда.

Причина – самая тривиальная. Даже понятия не имея о китайской истории, несложно догадаться, сколько славных деяний их предки успели наворотить за четыре тысячелетия существования государства китайского. А количество отведенных в школе часов не резиновое, вот и превращается история в лихорадочное запоминание дат и событий. Все подробности обрезаются до скелета и прессуются в кучу по максимуму. Кому это может быть интересно? Слава богу, если династии запомнят.

Мы по сравнению с китайцами сопляки, у нас всего тысяча лет с небольшим. Но, как выясняется, и этого больше чем достаточно. Подобный объем просто невозможно уложить в голову, даже предметно изучая историю. Открою страшную тайну – я, несмотря на запись в своем дипломе, практически не знаю домонгольскую историю, и неважно ориентируюсь в «постпетровской». А я-то, в отличие от многих россиян, пять лет своей жизни только тем и занимался, что учил историю.

Выход единственный: хорошо известна только «живая» история, то есть та, от которой идет максимальное количество ниточек к реальной, проживаемой сейчас жизни. «Мама, а дедушка на войне погиб? – Да. – Мама, а расскажи про войну…». Как правило, это последние сто, ну сто пятьдесят лет, никак не дольше. А дальше? А дальше начинается обычный шоу-бизнес с его системой «звезд».

Как правило, берется несколько имен и событий и РАСКРУЧИВАЕТСЯ. В итоге появляется горстка исторических «суперстар», подпирающий ее «второй эшелон» и никому не известная массовка. А вот кто кем станет… Это, как и в шоу-бизнесе, зависит исключительно от продюсера.

Вы будете смеяться, но я прекрасно помню, как мои соотечественники открывали для себя фактически неизвестного тогда канцлера Горчакова – в 80-е годы теперь уже прошлого века. Почему? Потому что у Александра Михайловича появился мощный продюсер – Валентин Пикуль. С «Битвой железных канцлеров» ознакомился, думается, весь читающий люд страны.

А вот с продюсером кому как повезет. Легла фишка удачно – тебя знают все, не повезло – довольствуйся горсткой «архивных крыс», занимающихся твоим периодом. Два примера из нашего периода.

Подойдите к человеку на улице и спросите, знает ли он Ивана Сусанина?

Понимаю. Уже иду.

А воеводу Михаила Шеина?

А ведь подвиг, совершенный Сусаниным (примем пока каноническую версию) и подвиг Шеина просто несопоставимы. По всем параметрам. Но вот не досталось Михаилу Борисовичу ни Глинки, ни Пушкина, ни даже Глазунова…

То же самое и с событиями. Что вы имеете сказать за Куликовскую битву? А за стояние на Угре?

Я правильно догадался?

А ведь события как минимум сравнимые по значению. Как минимум.

Вы уже наверняка поняли, к чему я веду. Героям Московской Руси очень не повезло на «продюссеров». Кто еще, кроме перечисленных, у нас ходит в «суперстар»? Годунов и Лжедмитрий – поклон Александру Пушкину, Иван Грозный – поклон Сергею Эйзенштейну, Минин и Пожарский – поклон Ивану Мартосу (это автор памятника на Красной площади, если запямятовали). Все?

Пожалуй, все. Есть еще второй эшелон, но тоже немного. Ну мало обращались таланты к этому времени, до постыдного мало. Но это, если подумать, тоже не просто так…

И здесь мы плавно перетекаем к третьей причине – идеологической. Было в нашей истории такое знаменательное явление, как «петровские реформы». Именно после них и появился очередной «заклятый русский вопрос» – «О старой и новой России». Дело в том, что петровские реформы действительно были настоящей революции для России, в том числе и идеологической. И идеология их была прежде всего «антимосковской», Петр истово ненавидел Московскую Русь (и, надо сказать, имел к этому основания). Вот и пытался, как и большевики после 1917 года, начать историю с чистого листа, заново. Впрочем, разговор на эту тему мы, с вашего позволения, отложим – он долгий и сложный, а мы и так заболтались.

Тем более, что до рождения младшего сына царя Алексея Михайловича по имени Петр еще очень и очень далеко. Начинать имеет смысл, как всем известно, с начала. А именно – как же так случилось, что на карте мира появилась страна, в которой мы с вами проживаем. Может, вам это покажется странным, но ее вполне могло и не быть. Скорее даже – не должно было быть…

И последнее предупреждение. Кому-то мои заметки могут показаться общеизвестными, и это чистая правда, никаких исторических сенсаций я не обещаю. Иго было, Иван Третий и Иван Четвертый – это два разных человека, а казаки появились вовсе не во времена Древнего Шумера.

Кто-то сочтет мои заметки спорными, и это тоже так и есть – от тех времен нам осталось не так много источников, поэтому повод поспорить можно найти всегда. Что, собственно, все и делают.

Кто-то назовет их имперско-шовинистическими, либо, наоборот, оскорбительными для памяти предков. Но в этом вопросе я упрям – в истории врать нельзя. Никогда и даже в мелочах. Очень уж это чревато. Как только история становится служанкой политики, она прекращает быть историей и становится идеологией. В нашем прошлом нет вещей, о которых нельзя говорить, и вряд ли есть что-то отвратительнее кастрированной, но припудренной версии собственного прошлого. Потому что принцип «Единожды солгав…» придумали не вчера и не один раз проверили его истинность, а многие, особенно в бывших республиках Союза, проверяют и сейчас.

Все, заканчиваю с этим не в меру затянувшимся вступлением.

С богом.

Глава первая, в которой автор не очень умело пытается обмануть читателя

Хотите, расскажу одну фантастическую историю? Слушайте:

(из утерянной рукописи анонимного автора, датируемой серединой 71 века)

«Заканчивалось седьмое тысячелетие. Цивилизации на Земле больше не было. Люди забыли знания предков и, постепенно дичая, занимались на развалинах прежних городов любимым делом людей разумных – пуская друг другу кровь, дрались за то, что еще оставалось: территорию, богатства, власть и самый главный капитал – других людей.

Человечество все более скотинилось и тупело. Люди уже не умели делать то, что для их предков было обыденностью – им не хватало для этого ни знаний, ни возможностей. Мир для его обитателей сузился почти до предела – люди, запуганные страхом, таившимся за пределами поселений, цеплялись за тот клочок земли, где им выпало увидеть свет. Они жили, не желая знать никого, кроме ближних соседей и наивно думали, что их осторожность и невмешательство кто-то оценит и не тронет таких безвредных существ. Этой иллюзии суждено было жить ровно до первого взгляда, брошенного предводителем проходившего мимо отряда на обитель робких.

Те же немногие, кто рискнул поднять глаза от земли, почему-то не спешили обратить их к небу, а лишь оглядывались по сторонам в поисках чего-либо, что могло бы стать пищей для утоления их желаний, обычно самых низменных.

И лишь один из тысячи стремился не выжить подольше и не хлебнуть перед скорой смертью горячей крови, а утолить ту единственную жажду, которая, снедая одного, в итоге насыщает многих – вожделение знаний.

Однако по неясным до сих пор причинам в одном из уголков планеты таких людей стало появляться все больше и больше. Они извлекали из сырых подвалов книги наших великих предков, сваленные туда за ненадобностью, читали слова, написанные столетия назад и с удивлением и стыдом осознавали собственное ничтожество. Они охотились за знаниями пращуров по всем доступным им землям, и очень скоро выбрали все досуха – не так уж много крох осталось от промотанного всуе наследства. Но на наши земли вновь возвращалось то, что, пусть изрядно преувеличив, можно было назвать «цивилизацией».

Пусть лоно ее возрождения было ничтожно в обширности мира – скоро этот процесс должен был двинуться дальше, на соседние земли. Скоро люди, начнут преумножать скудное наследство сами. Скоро им станет тесно дома, и ляжет им под ноги дорога, открывая необозримость мира…

Но, похоже, этим ничтожным росткам не суждено было налиться колосом. Зима наступала на наши земли, страшная зима дикости. Кровавое безумие охватило весь наш мир, и забыл он про былое единство. И схватывались насмерть братья, и убивали друг друга соседи. И заволновались дикари, охватившие наш мир полукольцом, и двинулись в поход. Искра цивилизации непременно бы погасла, но, по счастью, эпидемия безумия перекинулась и на их варварские государства. Не только наши земли, наследники древней культуры – весь мир, вся планета перемалывались этим зловещим молохом всеобщей Смуты. Столетние империи рассыпались, дробясь на все более и более ничтожные образования, называющие себя государствами лишь по собственной гордыне и глупости. В довершение несчастий снизу, в подбрюшье, ударили появившиеся из ниоткуда неисчислимые полчища неведомого народа, пожиравшие наш цивилизованный мир с той же жадностью и быстротой, как водяная змея заглатывает пойманную снулую рыбу.

Впрочем, не мне, незначительному, повествовать об этом потопе, закончившемуся гибелью моей страны, прямой наследницы самой великой цивилизации нашей планеты. Предмет моего рассказа много меньше и несоизмеримо ничтожнее.

В это злосчастное время на самом краю цивилизованного мира жило отребье. Про этих несчастных мало кто знает даже сейчас, тогда же, за их полной незначительностью, о них ведали единицы. Даже те, кому выпало несчастье жить по соседству, нечасто вспоминали про это племя, глубоко презирая его. Честно говоря, другого отношения оно и не заслуживало. Отребье было многочисленно, но ничтожно. Ученые мужи утверждали, что когда-то у них даже хватило ума создать свое государство, и влиться в цивилизованный мир. Но этот краткий миг торжества разума за давностью был забыт всеми, кроме их самих, да и поверить в него было непросто. Потому как ныне этот выродившийся народ был порабощен, расчленен на три части, и смиренно тащил ярмо, не делая даже робких попыток освободиться.

Первая часть оказалась под властью пусть периферийной и отсталой, но принадлежащей к цивилизованному миру страны и потихоньку приобщалось к разуму. Вторых покорило племя, которое было в несколько раз меньше, но, очевидно, гораздо умнее и мужественнее. По крайней мере, завоевателям хватило ума на то, что бы приобщиться к достижениям цивилизации и теперь правящее меньшинство пыталось подтянуть к культуре и сопротивляющееся отребье, упиравшееся, как коза на веревке.

Третья же их разновидность была безнадежна. Загнанные завоевателями в бесплодные северные земли, эти несчастные попали под власть невежественных дикарей. Хотя память о том, что они когда-то были людьми, и крохи знаний еще не исчезли у них окончательно, никакого будущего у этих одичалых не просматривалась. По стылым лесам прятались многочисленные группы людей, охотно принимавшие к себе беглых изгоев любого роду-племени, не брезгуя никем. Даже дикари гнушались общением с ними, ограничиваясь регулярным сбором дани и, иногда, внеплановыми грабежами.

Никакой единой власти на этих землях не было, и быть не могло. Там правил хаос и лишь удачливые главари многочисленных банд контролировали каждый свой кусок территории, периодически устраивая кровавый передел. Правда дикари, пока были в силе, не позволяли отребью учинить милую их сердцу всеобщую резню и, таким образом, лишить патронов положенной дани. Набеги дикарских орд окорачивали и вразумляли наиболее ретивых и зарвавшихся вождей, и держали отребье в узде.

По сути, лишь две вещи оставались святы для этих ничтожеств, лишь два обстоятельства могли заставить их прекратить взаимные распри и договориться. Трусость заставляла их сообща, вовремя и в полном объеме выплачивать дань хозяевам, а бахвальство требовало периодически подтверждать свое происхождение.

Да, как ни странно, но своей бывшей принадлежностью к цивилизации этот позор культурного мира почему-то безумно гордился. Очевидно – за неимением других поводов для чванства. По этой причине у них существовали единые для всего тамошнего сброда своеобразные «культурные наставники», которых они с присущим цинизмом прямо называли «пастухами». Главного «пастуха» обычно, движимые человеколюбием, отправляли к ним мы, и лишь своих подручных он вербовал на месте. Ни о какой культуре последних, естественно, и речи не было, большинство «пастухов» были столь же дики, как и их стадо. Поэтому роль их сводилась к столь же частым, сколь и тщетным напоминаниям «мы же все культурные люди» и разбору взаимных претензий и обид тогда, когда обращаться к хозяевам-дикарям было слишком дорого или опасно.

Однако наступающее кровавое безумие не обошло стороной и владычествующих над отребьем дикарей. Горькой пародией на цивилизованный мир у них тоже началась междоусобица, одно племя поднималось на другое, и всем стало не до отребья. Думаете, те попытались, пользуясь сумятицей, освободиться? Ничуть не бывало! Предоставленные сами себе, они, по рабской сути своей, платили дань всякому, кому хватило решимости и досуга ее потребовать. Уяснив же, что хозяйское ярмо ослабло, они сначала робко, а потом все активнее и активнее принялись резать друг друга.

Этим взаимоистреблением и должна была закончиться бесславная история опустившегося народа. Думается, никто бы этого не заметил и уж тем более не пожалел – до отребья ли, когда весь мир стоит на грани.

Но случилось немыслимое. И началось оно тогда, когда у одного из вожаков отребья студеной зимой 6948 года родился второй сын…»

* * *

Нет, это не фантастический роман о предполагаемом постапокалиптическом будущем. Это самое что ни на есть реалистическое описание нашего прошлого, которое могло быть написано каким-нибудь византийским ученым монахом.

Седьмое тысячелетие объясняется просто – Иван Третий – а именно он и был тем вторым сыном – был убежден, что родился в 6948 году и с этой уверенностью помер. И внук его в этом не сомневался, и праправнуки так же думали бы, существуй они в природе. Не забывайте, что привычное нам исчисление годов от рождества Христова еще каких-то двести лет назад было иноземной новинкой, введенной Петром Первым. А отцы и деды петровских сподвижников считали годы, как положено, от сотворения мира. 6948 – это год, расположившийся между 1 сентября 1439-го и 31 августа 1440 года.

Цивилизованный мир – это, естественно, мир христианский. Возрождение знаний предков – Возрождение и есть, самое-самое начало Ренессанса, который еще не перекинулся из Италии в другие европейские страны. Три части отребья, это, соответственно, земли, попавшие под власть Польши, Литвы и Золотой Орды. Покорившие «отребье» дикари – пресловутые «татаро-монголы». А люди, обозванные в этом тексте «отребьем», естественно, сами себя называли «русскими».

Прозвище «отребье» обидно, но увы, вполне справедливо. Да, неприятно осознавать, что твои предки когда-то представляли собой весьма жалкое зрелище. Не верите мне, поверьте нашему «первому историку и последнему летописцу» – Николаю Карамзину.