Анекдот — гордый представитель фольклорного жанра, порожденный социумом и обстоятельствами, в которых этот социум вынужден (часто совсем не добровольно) мариноваться. Поэтому советский анекдот, взращенной на почве народных тревог и ожиданий, поразительно точно в сатирической форме отображает даже не ход поезда истории, а течение общественной мысли, взад-вперед курсирующей по вагонам и до боли понятной и близкой всем: от пассажиров плацкарта до машинистов, проводников и наделенных властью представителей министерства путей сообщения.
Именно об этнически уникальном и при этом парадоксально универсальном для каждого, кто понимает конкретную шутку, культурном коде и повествует Вадим Михайлин. Короткие зооморфные истории, где в привычном конфликтом контексте выступают политически безопасные бобры и мышки, зеркально отображают беды и волнения рассказчика и слушателя анекдота. Отображают и, конечно, высмеивают.
Удивительная сила сатиры позволяла безопасно, ну почти, отыскать единомышленников и под прикрытием слоновьей попы передать свою позицию оппоненту. И нельзя недооценивать терапевтическую силу шутки. Человек высмеивает то, с чем не имеет ресурса бороться, ставит персонажа и его прототип в унизительное положение, потому что не в состоянии изменить свое. Я получила удовольствие от чтения этого дуального исследования: такого смешного и такого серьезного одновременно. Где-то там между эротизированной лисицей и глуповатым медведем притаилась трепетная и жаждущая высшей справедливости душа советского гражданина. Хочешь узнать человека — посмотри, над чем он смеется!
«Вернемся к нашим бегемотам»
Жизнь современного россиянина перенасыщена информацией, мы смотрим разные фильмы, читаем разные книги — наш культурный код перестал разительно отличаться от кода жителей других стран и континентов. Интернет связал людей настолько, что какой-нибудь индус может по индивидуальным интересам оказаться вам ближе, чем одноклассник, с которым вы 10 лет провели за одной партой.
В такой разноплановой среде, порожденной свободой выбора, в том числе и выбора потребляемого контента, классический анекдот оказался нежизнеспособен. В советский период перечень доступных медиа был значительно ограничен: основных персонажей знали абсолютно все, и на их базе выстраивались короткие истории, уже не имеющие отношения к сюжету фильма или мультфильма, зато напрямую соотносящиеся с происходящим в реальной жизни.
«Каждый сюжет, каждый удачно найденный образ, каждая броская реплика были всеобщим достоянием, активно обсуждались и неизбежно превращались в элемент кода: прозрачного для всех»
«...охотно опираясь на сюжеты из детства, знакомые любому возможному слушателю, если он родился и вырос в одной из русскоговорящих советских сред», - говорит Автор.
Зооморфный анекдот можно считать последователем русской сказки, где традиционно фигурируют животные, часто говорящие вполне осознанные вещи. Персонажи для коротких историй берутся в аренду из популярных мультфильмов и кинофильмов: так на арену юмористической подачи суровой реальности выходя и Чебурашка с Крокодилом Геной, коты, белки, зайцы, львы и бегемоты, а также Штирлиц, и Петька с Чапаевым.
Понятные всем типажи обыгрывались в понятных всем ситуациях и, вероятно, от этого ситуация становилась менее патовой. Или отношение к ней. Но это не точно.
«Заяц - маленький советский человек»
«Анекдот про чукчу являет собой заповедник советского колониального дискурса»
«Клопы и тараканы воспринимается, как некий сниженный аналог маленького народца»
Само построение курьезной ситуации, где, например, вечный лузер становится победителем (Заяц в анекдотах) или «большой» начальник «садится в лужу» собственной ограниченности и гордыни (Лев), пожалуй, из жанровой комедии никуда не делось. Просто вместе с обыденной жизнью изменился и набор сюжетов, годных для высмеивания. Стендапы и сейчас эксплуатируют эти старые как мир человеческие «травмы», изменилась форма подачи, но не суть явления короткометражной сатиры в форме сжатого рассказа.
Анекдот паразитирует на культуре или является ее составной частью?
Книга состоит из двух равновесных совершенно полярных разделов. Первый из них — непосредственно тексты исследуемых анекдотов. Без купюр (с матом, объективизацией женщин, «мужской» лексикой и грубыми определениями того, к чему можно подобрать вполне цензурные определения). Из анекдота слов не выкинешь!
Вторая половина — это авторский текст, чтобы осмыслить который львиной доле кроликов придется вооружиться словарем (спасибо Интернету, он знает все слова, используемые в книге). И контраст между этими двумя частями «Бобра» настолько велик, что на мой вкус, это исследование само по себе уже можно считать культурным событием, которое реально занятно изучать.
Текст анекдотов «для масс» я приводить не буду (тут все в теме), а вот выдержки из комментариев Михайлина, ну чтобы вы смогли просчитать, насколько глубока кроличья нора вашего индивидуального недо словарного запаса, покажу непременно:
«Столкновение примитива с модерностью происходит, прежде всего, на дискурсивном уровне»
«При этом две противопоставляемые географические области меняются местами в рамках бинарной оппозиций, которой подчёркнуто продается новый когнитивный статус»
И как бы вроде догоняешь, но тут…
«Ремарки, описывающие невербальное компоненты перформанса, будут сведены к необходимому минимуму…»
«Главный герой анекдота почти всегда чистой воды хюбрист»
Кто-кто?
Хюбрист!
А вы говорите, анекдот умер.
Автор знает много слов, значение которых мне показалось не очевидным: инбридинг габитус хюбрис трикстер модус… Звучит, будто я демонов вызываю. А между тем это вполне приличные слова, и демоны не придут.
Резюмируя, это было реально интересно. Поразительный переход от текста анекдота к тексту Автора, когда первый абзац приходится перечитывать, потому что мозг просто не успел переключится с «низкого» жанра на научный и отказывается воспринимать слово инбридинг всерьез, хотя мне, как владельцу собаки, точно известно определение этого термина.
Превосходные и нескучное исследование текстов и народа, эти тексты рассказывающего и слушающего. Рекомендую!
Приятного чтения!