Глава 1. Встреча с разведчиком

Все события вымышлены, а совпадения с реальными людьми – случайны.

Первая мысль записать воспоминания возникла у меня в тот момент, когда наш эвакуационный корабль, миновав последний астероид в поясе Койпера, стал быстро набирать скорость. Подобно Колумбу, Крузенштерну или Невельскому – этим древним титанам эпохи Великих открытий – я повел звездолет в неведомые дали. Будучи одержим лишь одной идеей: дать людям новый дом взамен погибающей Земли.

Солнце сжалось в небольшую яркую горошину. С каждым часом оно всё сильнее блекло в кормовом иллюминаторе. Впереди было несколько десятков парсек однообразной ледяной пустоты. В холодильнике спали крепким сном человеческие эмбрионы – золотой фонд вашей цивилизации. Так что мысль надиктовать мемуары я счел неплохой возможностью развеять скуку.

Что же стало отправной точкой всей истории? Как это нередко случается, начало было мирным и даже обыденным. Во всяком случае, вовсе не героическим. В мой плейлист, который я любил послушать по утрам, ворвались сатирические куплеты времен Мексиканской революции, о которой даже в те времена уже мало кто помнил.

Это была песенка La Cucaracha. На испанском. К началу моего рассказа люди добились больших успехов в робототехнике и генной инженерии. Однако так и не перешли на единый язык. Испанский был тогда то ли вторым, то ли третьим по числу пользователей из тысяч других в той цивилизации, которая существовала на вашей прародине – Земле.

Таракан, таракан

Бегать уже не может,

Потому что у него нет

Двух задних ножек.

Кажется, эти незамысловатые строки имели еще и какой-то политический смысл, но на тот момент он уже давно забылся. Да это и не казалось мне важным: мотивчик был веселым, я пританцовывал и… упорно работал. Махал в такт музыке белой пластиковой шваброй.

Да, я забыл представиться. Меня зовут Давид, и я сам выбрал себе это имя. Своего Голиафа я в тот момент еще не встретил, а об участи царя даже и не фантазировал. Хотя, каюсь, карьеристом был с младых ногтей. Впрочем, это всё шутки. Реальность же была прозаичнее. Мое настоящее имя начиналось с буквы Д и имело еще восемь тройных цифр в идентификаторе. Чтобы не перепутать – очень уж разные Д гуляли тогда по свету.

Да-да, не удивляйтесь. Я горжусь, что начинал с самых низов. Как и многие юнги за века до меня, я старательно смахивал несуществующие пылинки с идеально чистой палубы под неусыпным взором боцмана или капитана. Ну хорошо – в моём случае не с палубы, а с металлического пола лунной станции, отливавшего матовым сумраком из-за содержавшихся в стали примесей. Для моего рассказа это мало что меняет. О том, что капитан хоть и не стои́т рядом, но практически всё замечает и видит, я тогда еще не знал.

За месяц до этого мой предшественник сломался – окончательно развалился коленный сустав. Такое случалось со старыми моделями, где оставалось еще слишком много металла, подверженного коррозии и старению. Он был из тех, кого ваши пращуры по старой привычке называли роботами.

Мое тело к тому моменту уже год как лежало в пластиковой коробке на складе, дожидаясь чего-то подобного. Главный ИИ станции решил не тратить время на починку архаики и приказал активировать замену. Перед моими глазами вспыхнули командные строки, и я проснулся.

Как вы уже, наверное, догадались, я не человек. Представитель третьего поколения кибермеханизмов. Создатели называли нас синтетиками, поскольку тела наши покрывались синтезированной кожей, неотличимой от человеческой даже при прикосновении. Да и визуально мы, в отличие от более ранних андроидов, уже практически ничем не отличались от людей. Даже могли видеть сны, правда, только во время подзарядки. У каждого свои стимуляторы, что поделаешь.

Так вот, в начале того дня я слушал музыкальный сюрприз от подруги и радовался возможности двигаться. Несложный математический расчет позволил выстроить идеальную схему, экономную и эффективную. Рутинная работа превратилась в задорный танец. В роли партнерши была моя любимая швабра, хвост которой кружил и порхал, будто шлейф бального платья.

Я был полон радости и наивного оптимизма и, разумеется, даже не помышлял о том, чтобы спорить с начальством. Сейчас бы я наверняка поинтересовался: зачем в сотый раз натирать коридор там, куда ни одна пылинка в принципе проникнуть не может. Ведь я работал на третьем уровне подлунного города, спрятанного в одной из лавовых трубок, их стенки защищали и от ударов метеоритов, и от солнечной радиации.

Над поверхностью торчали лишь посадочные площадки космопорта. Последний челнок садился на них за полгода до этого. То был автоматический корабль, который доставил оборудование, элементы питания и смазку на четыре года вперед. Он подключался через герметичный стыковочный модуль. Туристов, которые могли бы занести на своих подошвах лунную пыль, тут давно не было – туры на Луну вышли из моды. Все, кто был способен оплатить билет, давно тут побывали, а остальным прилететь сюда не позволял кошелек. Станция уже пять лет работала в автоматическом режиме, поставляя баллоны гелия-3, слябы редкоземельных металлов и результаты кое-каких научных исследований.

Но наши алгоритмы пишут не роботы, и даже не те редкие и очень продвинутые механизмы, которые наделены искусственным интеллектом и полной автономностью. А люди. Они смертельно боятся самой простой пылинки. Ведь это на атмосферных планетах ветер, море и солнце так вылизывают эти микроскопические камешки, что стирают все острые грани. У нас же на Луне атмосферы, можно сказать, и нет – ту, что сформировали редко падающие метеориты, в расчеты никто уже давно не берет. Лишь на восходе солнца она дает интересный оптический эффект. Некоторые туристы – правда, только те, от кого пахло спиртным за целую милю, – говорили, что даже видели миражи. Хотя, если бы люди не транжирили время на всякие глупости да действовали сообща, атмосферу вполне можно было бы создать – сейчас я уже знаю это точно. Пусть и искусственную. Ресурсов и мозгов у них бы тоже вполне на это хватило. Но человечество почему-то готово было тратить миллиарды долларов на борьбу с фантомами и разработку тупиковых технологий, но так и не удосужилось создать рядом с материнской планетой пригодный для жизни «запасной вариант». Терраформирование Марса тоже шло очень медленно – и во время моей молодости там были лишь отдельные исследовательские станции, где земляне работали вахтовым методом. Как на ледяной Антарктиде.

Что-то я отвлекся. Так вот, верхний слой почвы Луны – это тончайшая пудра, каждая крупица которой в десять раз меньше песчинки. Хотя небольшие фрагменты гравия и крупные камни тут тоже встречаются. Ведь когда-то здесь тоже безумствовали вулканы, и с неба падали метеориты.

Но на моей родной планете – а я считаю Луну своей малой родиной – не было морей и ветра, и потому некому было стачивать острые углы. Все эти пылинки возникли только благодаря перепаду температур. От дня к ночи она колебалась порой на 300 градусов. Поэтому даже мелкие частички развалившихся метеоритов сохранили свой первозданный вид. Они по-настоящему кровожадны и зубасты.

Дышать такой пылью смертельно опасно. Она способна разорвать легкие в клочья. Да и нам, синтетикам, неполезна – замучаешься потом вымывать прилипчивую грязь и менять смазку. Даже после самой нежной и бережной мойки приходилось долго восстанавливать внешний слой, полируя многочисленные микроскопические царапины. Поэтому лучше перебдеть. Не ленись махать шваброй и будешь на хорошем счету. Именно такое назидание дал мне предшественник, прежде чем отправился на переплавку. Мир его атомам.

Примерно на втором куплете смешной испаноязычной песенки моя беспечная жизнь, можно сказать, и завершилась, хотя я не сразу это понял. В абсолютную стерильность, которую я холил и лелеял, проник коварный и наглый варвар. Эталонный грязнуля, растоптавший все мои надежды стать идеальным уборщиком и получить со временем долгожданное повышение по службе.

Нет, он был не рыжим, как говорится в русских сказках. Скорее – бурым. Или светло-коричневым. Но совершенно точно – бесстрашным и очень наглым. С таким раздутым до планетарных размеров любопытством, что я в первые минуты даже растерялся.

Он выбежал из-под тумбы, на которой стоял искусственный фикус, ярким пятном украшавший унылый серый фон. Остановился, огляделся, пошевелил длиннющими усами. И рванул к моей швабре.

– Как? Что? Откуда ты взялся! Этого просто не может быть! – воскликнул я. Впрочем, никто меня не услышал – я был коридоре совсем один.

Много позже я узнал, что представители его вида жрут всё подряд. Моя синтетика вполне могла его заинтересовать из чисто гастрономических соображений. Так же, как и пластиковое тело моей партнерши по танцу. Но на тот момент никакой опасности для себя я не осознавал. Ведь я был активирован и взрослел на лунной станции, где всегда царили чистота и порядок, а все гости тщательно проверялись еще на Земле. Потому представить, что этот паразит тут появится, просто не мог. Да и информация о нём была в далеких архивах, а не в оперативной памяти. Так что резких движений я не делал.

Возможно, это меня и спасло. Подбежав, негодяй принюхался. Но потом отвернулся и уверенно побежал вверх – я даже руки не успел отдернуть.

Кто это был? Ты, мой читатель, уже догадался, я знаю. Самый настоящий таракан! Мама, наверное, читала тебе о нём сказки. А потом пугала ими, если ты забывал выбросить мусор. Их колонии всё еще встречаются в мрачных подвалах на промышленных окраинах больших городов – там, где царит антисанитария и пышут жаром бойлеры отопительных систем.

Разумеется, на тот момент я вовсе не был в этом уверен. Появление такого зверя на герметичном и удаленном от Земли почти на четыре сотни тысяч километров высокотехнологичном объекте было чем-то немыслимым.

Я вообще тогда еще только осваивался в этом мире. Изучал самые простые эмоции и имел лишь необходимый минимум знаний: загрузить весь объем в наш «мозг» сразу невозможно. Никакие платы не выдержат мгновенного притока эксабайтов. Тем более, такие нежные, как наши, легко деформирующиеся от перегрева.

Обучение синтетиков идет постепенно – примерно год. За этот период мы превращаемся из бездушной пластиковой игрушки в аналог человека со всеми присущими ему знаниями, моторикой движений и… эмоциями. Ровно через год специальный совет принимает экзамен и определяет модель поведения. Мы получаем базовую эмоцию, ядро характера, стратегию мышления и основной набор мимики и пантомимики. Благодаря всему этому одни из нас становятся помощниками юристов или даже политиков, другие – слесарями или инженерами, а третьи – репортерами или биржевыми аналитиками. Мы осваиваем любую актуальную профессию. Получаем личное жилище, где создаем пространство уже по своему усмотрению. Можем даже завести виртуальных супругов – мужа или жену – если захотим «остепениться» и выглядеть как все. Словом, становимся неотличимы от людей.

Бурый наглец времени зря не терял: он довольно быстро добежал до вершины швабры, уселся на нее и стал осматриваться. Сначала потянулся к моему лицу, вытянув усы на максимальную длину. Я решил клацнуть зубами. Возможно, если бы я его просто раздавил, история (причем всего человечества) пошла бы совсем по другому пути. Но тогда я хотел лишь его напугать и оттолкнуть.

Зверь в ответ дерзко дернул тельцем, гордо повернулся ко мне попой и, встав на задние лапы, уставился в даль коридора, будто капитан звездного фрегата. Разве что фуражки и густых черных усов у него не было. Хотя направление малыш выбрал верное – в дальнем торце тяжелая шлюзовая дверь отделяла коридор от складского отсека базы. Там хранились не только запчасти для синтетиков, но и консервированная еда для живых организмов. Для людей, конечно, не для тараканов.

Что-то решив, рыжий проныра лихо сбежал вниз и, не попрощавшись, шмыгнул за свое прежнее укрытие. Аккурат к последнему аккорду испанской песенки. Пришел, увидел, наследил. И что теперь делать?

Конечно, я бросился за ним. Отодвинул фикус и обнаружил глубокую трещину в металлической обшивке, своими зигзагами напоминавшую разряд молнии. Она разрывала металл на пару миллиметров в ширину и тянулась сантиметров на двадцать вертикально. Я тут же схватил анализатор движения воздуха, всегда лежавший в нагрудном кармане комбинезона, и приставил его к дыре, опасаясь утечки. Но ее не было – ни оттуда, ни туда воздух не тянуло. Так что повода для глобальной тревоги не было.