Мы в нашем пространстве живем в обычном течении времени, в то время, как все во вселенной движется в обратном направлении. Скажем, взорвалась звезда. Включаем время – и звезда снова собралась.

Архивариус, оказывается, больше всего боялся за мозг человека, вдруг он приспособится жить и при обратном ходе времени, но нет, все нормально, идеи убывают. Сейчас весь мир движется в прошлое и скорость постоянно нарастает.

Я наблюдал мир на огромном экране. Я рассматривал землю с орбиты, затем спустился ниже и облетел ее, приближаясь все ниже и ниже. Было заметно какое-то странное свечение, но сам я это объяснил оптическими эффектами.

Казалось, все было как всегда. Волны океанов, как обычно, омывали берега, по улицам городов двигался транспорт. Лишь приглядевшись, я заметил, что машины и люди двигались задом наперед. Я стал наблюдать за ними. Было очень занятно смотреть как люди что-то отрыгивали, пережевывали и, как фокусники, доставали кусочки еды, и как эти кусочки складывались в единое целое.

Чувствовался какой-то глубокий философский смысл в том как люди шли на кладбища, разрывали могилы и несли гробы домой. Там они оплакивали покойников, и они оживали, молодели, уменьшались в размерах и…

Человечество двигалось к исходной точке. Люди разбирали дома, стирали написанные книги и картины. Я прослушал несколько симфоний, и некоторые из них были не лишены мелодичности и смысла. Я подумал, что таким образом нетрудно увеличить музыкальный запас человечества в два раза.

Постепенно исчезали целые города. Но иногда возникали новые и тоже исчезали. Самое удивительное было в том, что действия людей казались очень осмысленными, казалось, что они делают все по своему собственному желанию.

Постепенно скорость движения увеличилась и стало трудно наблюдать за происходящим.

Через какой-то промежуток времени мы прибыли и опять развернулись во времени. Мы очутились во времени возникновения Солнечной системы и постепенно наблюдали за развитием событий.

Все это меня почти не интересовало. Меня удивлял тот интерес, с которым Архивариус наблюдал за развитием земли, за возникновением жизни. Меня удивляло, почему он затащил к себе именно меня? Мне было скучно. Лишь немного стало интереснее, когда появились крупные животные и, наконец, человек.

Рассказывать о человечестве очень трудно. Каким образом передать все самое важное и, вместе с тем, не сподобиться исторической энциклопедии? Да и что считать самым важным?

Судьба человечества постепенно овладела нашими мыслями. Вместе с человечеством мы выстрадали его историю. О сострадании надо сказать особенно. Вся история человечества пропитана страданиями, как тело пропитано водой. На долю каждого человека обязательно выпадали страдания и как хорошо, что люди лучше помнят о счастливых днях. Да и век людской не настолько длинный, чтобы чаша терпения успевала переполниться. Мы были лишены этих двух преимуществ, мы видели все и все помнили. Как ни пытались мы представить муки людей как двигатель прогресса, порой страдания людские оставляли глубокую рану и в наших душах.

Порой нестерпимо хотелось вмешаться в ход событий и изменить его. Но тогда пришлось бы постоянно опекать человечество.

Постепенно мы начали собирать лучших представителей человечества к себе. Со временем набралась приличная толпа.

Наконец, мы стали приближаться к моему родному времени. Оказалось, мы его все-таки немного изменили.

Я к этому времени успел соскучиться по обычной человеческой жизни и попросил высадить меня в более или менее пригодном для жизни времени и месте.

Это, конечно, можно расценить как самоубийство. Как знать? Но я просто не мог так жить дальше.

Не знаю, сколько я еще проживу? Лет тридцать-сорок? Не все ли равно? Прожить простую человеческую жизнь гораздо интереснее, чем мотаться по времени. А потом, как знать… Быть может, есть Бог. Не такой, как Архивариус.”

Работа над повестями помогала мне справиться с потоками негативной информации из будущего. Я предполагал, что период моего становления окажется нелегким. Возможно, убедить людей в зависимости прошлого от будущего у меня не получится, раз они до сих пор еще не убедились в том сами. Но это была жизненная, сложная, жестокая и реальная задача, а не величественная перспектива беспрепятственного осуществления в действительности философских теорий.

Я считал, что для правильного развития мозга мне нужны: уверенность в себе, тренинг души и разума и полнота жизни, которые сформируют характер, способный преодолевать жизненные препятствия. И я, как говорится, оттягивался на полную катушку.

* * *

Что такое интеллект? Мы пользуемся словами, значение которых до конца не понимаем. Понятиями, пришедшими из будущего, смысл которых еще предстоит раскрыть.

Я заинтересовался проблемой искусственного интеллекта. Как человек мыслит? Каковы способы обработки информации? Логика, лингвистика, информатика, кибернетика…

Наиболее общие законы развития человека – да и вселенной – можно наблюдать и в работе компьютера.

Например, важнейшее понятие теории алгоритмов – рекурсия (возвращение к началу программы). И в жизни идет поток информации из будущего к прошлому, делая возможным маловероятное.

Во всем этом есть своя поэтика. Было интересно: не уступит ли человечество искусственному интеллекту мироздание. Или, наигравшись с микросхемами, потеряет к ним интерес?

* * *

Мои интересы были совершенно незаметны для окружающих. На происходящее вокруг я смотрел с безразличием. Школьные собрания были просто досадным недоразумением. Какие-то сборы, линейки, субботники, политчасы.

Как-то раз записал в дневник происшествия одного скучного дня.

"Проснулся в семь часов, слушал юмористическую радиопередачу. Все время думал о Тане, но придя в школу узнал, что она болеет. Настроение упало. Первого урока не было, и все пошли в спортивный зал. Я болтал о пустяках с Денисом и Игорем, не любившими физкультуру.

Следующим уроком была физика. Вела пожилая учительница, и хоть я плохо отвечал на вопрос, она не стала ставить оценку: "В счет старых заслуг". Обещала спросить на другой день.

Хорошо, когда учителя добрые и умные. Наша учительница на уроках много говорит о необходимости интенсификации процесса обучения, но обычно все болтает и болтает. Часто вспоминает, что когда-то поменяла свою девичью фамилию на неблагозвучную фамилию мужа. Слишком часто, чтобы это было случайностью, наверное, ссорятся.

Химия, информатика, литература прошли быстро. Было интересно.

Сегодня я с Денисом дежурю. В классе еще урок, и мы зашли в лаборантскую. Денису надо бихромат калия. Лариса Николаевна шутя говорит, что Денис берет себе много химикатов. Но лаборантка насыпает реактив в кулек.

В лаборатории холодно, я говорю Ларисе Николаевне, что у меня руки ледяные и зуб на зуб не попадает.

– Держись от меня подальше, чтобы не заразить, – шутит Лариса Николаевна.

– Я, кстати, хотел спросить, тяжелые металлы ведь накапливаются в крови?

– Да.

– Я недавно принял небольшую дозу красной кровяной соли, – пошутил я, – решил приучать организм к ядам.

– Скоро ты посинеешь и умрешь.

Я понарошку расстроился.

Сходил домой, где съел арбуз и, захватив горшок с цветком, снова отправился в школу.

Лариса Николаевна заполняла журнал.

– Это вам, – сказал я, ставя цветок на кафедру.

Я вытер доску, поднял стулья и вымыл половину класса. Пришел Денис и вымыл остальное.

– Что-то цветок маленький, – заметила Лариса Николаевна.

– Это поправимо. Там еще есть живое дерево. Оно быстро растет.

– Это сорняк.

Я включил телевизор, шел английский язык. Лариса Николаевна настроила проектор, пришли учителя, принесли цветы, – готовили собрание в актовом зале.

– Надо бы чай заварить, – сказала Лариса Николаевна, достав плитку и колбу, – Дима, сполосни колбу.

– Надо что-нибудь в нее насыпать для эксперимента, – заговорщически прошептал Денис, – все равно она не отравится.

– Не к чему, – лениво возразил я, налил воды и поставил колбу на плитку.

Денису что-то было нужно из химических реактивов, и он уговорил Ларису Николаевну открыть сейф. Вытаскивая химикаты, он их разглядывал, а Лариса Николаевна его торопила – ей надо было писать план.

Наконец, Денис закончил “ревизию”, так и не уговорив Ларису Николаевну дать ему хлороформа и бертолетовой соли. Тогда я предложил дать ему нанюхаться прямо в лаборантской, под присмотром преподавателей и друзей, но и это предложение не прошло.

Дверь скрипела, и я решил ее смазать. Так как масла не было, то намазал глицерином. Мимоходом я рассказал Ларисе Николаевне, что Денис пытался растворять в воде Менделеевскую замазку. Лариса Николаевна, хотя и никогда не пыталась этого делать, тоже не знала, что это простой сургуч.

Вода кипела, и мы заварили чай. Вместо сахара использовали фруктозу.

Попрощавшись, я ушел домой, взяв журнал "Химия и жизнь".

В пять часов пришла с работы мама и сразу уехала на дачу. Я сделал уроки, переводил с английского, и, когда мама вернулась, прочитал журнал и лег спать”.

Такая вот скукотища. Но иногда думалось, что это тоже жизнь. Быть может, мне здорово повезло, просто я не замечаю радости бытия. А кто-нибудь другой счел бы счастьем эти спокойные, обыкновенные дни.

Я замечал, что радости внутри меня не мешают внешние события. Конечно, многие неприятности могли эту радость нарушить, но я старался ее сохранять, приняв для себя состояние счастья наиболее естественным. Совершенно беспричинное переживание счастья.

* * *

В дневниковых записях я пытался быть оригинальным. Как-то решил отмечать не только день рождения, но и день смерти. Mеmento mоri

"Что касается смерти, то мне очень… очень… жаль, если придется когда-нибудь умереть. Мне открылись фантастические горизонты и очень хочется выполнить за жизнь как можно больше. Мне хочется полететь в космос, сравнить, как протекает мышление на Земле и в космосе. Строить на планетах города. Слетать к другим звездам, познать тайны квазаров и черных дыр. Хочется искать и находить, а времени так мало. Вот если бы ускорить процесс развития и познания”.

Была у меня шальная мысль наладить трансцендентальную связь с каким-нибудь отдаленным потомком из будущего. Почувствовать, как и чем там живут.

Трудно понять, удалось ли это или поток образов, чувств явился игрой моего воображения. Возможно это когда-нибудь прояснится.

* * *

Есть разные игры. Здесь же в роли объекта игры оказался я сам. Игра заключается в выставлении приоритетов, выдумывании правил, а потом следовании им. Со временем одни игры надоедают, другие появляются, но можно уверенно говорить, что вся моя жизнь – игра. Само мое существование является ее условием. Жизнь и игра оказались синонимами, и их можно менять местами.

Я обнаружил неприятный факт, именно: в последнее время мои побуждения, чувства не обладают настоящей силой. Что ж, так и придется – жить, любить, работать, злиться, погибнуть, умереть, всегда ощущая себя героем театральной постановки? Было ли в моей жизни что-нибудь настоящее? Вспомнилась только пара-тройка случаев из дошкольного детства, и все.

Моя игра во многом зависела и зависит от других людей, особенно ее внешние, бытовые стороны. Все люди смертны, этот фактор удалось как-то нейтрализовать (может быть, только скрыть его). Все шло относительно неплохо, пока игра была только моя. Кризисы начались при появлении неопределенных элементов. Вот недавно появилась Она, которая (не сама, а додуманный мной ее образ, который вряд ли совпадал с оригиналом) влияет более глубоко. Я не знаю, что такое любовь. Это понятие трудно объяснить. Я просто боюсь потерять Ее, не знаю, почему. Достаточно было десять дней не видеть ее и услышать какие-то неясные нотки в голосе, как сразу все расклеилось.

Я не могу разложить эту ситуацию по полочкам, нормировать условия этой игры. Чувствую, для описания нужен метаязык, а какой именно – неясно. Правила игры не подчиняются критериям "хорошо" или "плохо".

Я не могу понять, что мне надо от Нее. Ситуация становится бесконтрольной. Почему, почему мне именно Она нужна?

* * *

Умерла Баба Шура. Сердечный приступ. Ухаживать дома за ней было некому. В больницу она не хотела ложиться. Когда в Кемерово приехал мой отец, ее уже похоронили.

Теперь, иногда, среди прохожих, стал замечать бабушек, похожих на нее. Хочется подойти, поговорить.

* * *

Довольно занятными были уроки начальной военной подготовки. Любопытно было возиться с защитными костюмами, тренироваться надевать противогаз, разбирать и собирать автомат, стрелять в тире. Я даже увлекся. Но грустно было от того, что все это придумано для убийства людей. Сколько времени, сил затратило человечество, разрабатывая искусство убивать. Какой колоссальный идиотизм. Во мне зрел протест.

В местной газете напечатали мой рассказ “3787 год”, где попытался уловить волновавшие меня мысли. До этого он лежал у меня в черновиках. Решил продолжать это дело, и на зимних каникулах написал еще один рассказ. Его обещали опубликовать в каком-то толстом журнале, (собственно, для них я и старался) но забыли или передумали. Это меня не остановило.

Замыслов было много. Я как-то поделился своими литературными планами с Ларисой Николаевной. Она рассказала учительнице по литературе, та предлагала помощь, даже деньги хотели собрать на издание книжки. Приятно было видеть их серьезное отношение, только тогда я еще многое не мог реализовать в литературной форме, жаль было испортить задуманное поспешным исполнением. Над рассказами и повестями требовалось серьезно поработать. А деньги тогда у меня были – на сберкнижке лежала тысяча рублей в виде страховки, заботливо сделанной бабой Шурой.

* * *

Войны… Сколько у меня украли эти далекие безумия… Я то и дело обнаруживаю новые покражи. Если бы не война, у меня могли бы быть дедушки. Жизнь могла бы быть лучше. Моя жизнь. Сколько было уничтожено домов, дворцов, произведений искусства.

2

Как-то на уроки пришли аспиранты из местного пединститута. Провели анкету: какие клички учителей ходят в школе. Я подумал, что ничего хорошего они не соберут, и придумал оригинальную кличку – “Лойола”. Исследователям будет о чем написать в диссертации. И совсем уж блажь вписал в листок Дениса, сидевшего рядом со мной, – “Инженер человеческих душ”.

Сдав листки, я почувствовал, что когда-то мне придется столкнуться с результатами своей провокации. Странно, мне совсем не хотелось учиться в пединституте, а выходило так, что доведется. Образовалась какая-то связь с будущим. Как? Почему именно в момент совершения этого нелепого действия? Надо было выяснить, и небыло никаких средств для выяснения. Для этого надо было прожить жизнь и на каком-то ее отрезке встретиться с последствиями возможно нелепыми и совершенно ненужными мне.

* * *

Несмотря на атеистическую пропаганду, проводимую в школе, я не сомневался в возможности предвосхищения будущего. Я слышал о библейских пророках, но там все шло от Бога, я же предвидел всякие глупости, о которых, как говорится, и петух не закричит. "Как знать, – думал я, – может быть, участие Бога в процессе предвидения минимально, а перенос информации через время так же реален, как и через пространство". Я не думал о Боге как о личности, даже слово “Бог” мы писали тогда с маленькой буквы.

Возможности влиять на события не было никакой, но я решил хотя бы поэкспериментировать с переброской информации.

Первые мои попытки были наивны и неосмысленны. Но вот как-то я взялся предсказать себе и своим друзьям, кто какое место займет на городской олимпиаде. Другу я предсказал (не думая), что он вообще не займет никакого места (логически это было не оправдано). Я не мог ничего объяснить. И вот друг то ли забыл что-то написать в оформлении работы, то ли написал лишнее, и не участвовал в конкурсе.

В девятом классе к нам перешел один мальчик. На переменке вышла потасовка. У меня был порыв ввязаться в нее. И возникла мысль: новенький скоро умрет, и я всю жизнь буду об этом помнить. Всем своим видом он словно извинялся за свое существование. По литературе мы в то время читали "Фаталиста" Лермонтова. Может быть по этому я обратил внимание Дениса, и мы пришли к согласию, что этот ученик “долго не протянет”. Вскоре он умер, оказалось – принимал наркотики, сердце не выдержало.

Я перечитал роман, финал привел меня в уныние. Несомненно, Лермонтов мог предвидеть будущее, но не сумел объяснить этого людям. Возможно, не хватило опыта, знаний, жизни. Неизбежность увиденного будущего он принимал за волю Бога, бунтовал, балансировал на краю пропасти, ведь именно в вопросах выбора жизни и смерти предвидение становится особенно ярким. И погиб ставя эксперимент.

Как-то после этого случая я сказал Денису и Вовке, что чувствую в себе способность предсказывать будущее.

– Ну предскажи нам что-нибудь, – потребовали приятели.

Вроде бы, простая задачка, а я задумался, что может быть им интересно? Что может составить судьбу человека?

– А что вас интересует?

– Да все, – сказал Вовка. – Например, женюсь ли я?

– Да, и не один раз, – отшутился я.

– А какая у меня будет профессия?

– Милиционер.

– Ха, – рассмеялся Денис, – мусором будешь.

– Может быть, тебе по лбу треснуть? – спросил Вовка, обращаясь почему-то ко мне.

– За что?

– Да чтоб не умничал, не оскорблял.

– Причем тут я? Это Денис назвал тебя мусором. Милиционер – это хорошая высокооплачиваемая профессия.

– А чего Денис говорит…

– Он ненормальный, у него родители милиционеры, а он… балбес.

– Да я пошутил, – смутился Денис.

– А кем будет работать Денис? – спросил Вовка.

– Не скажу, настрой пропал.

Тогда я так ничего и не сказал. Вовка позже выпытал у меня, что Денис будет алкоголиком и никакой профессии не приобретет.

На основе анализа судеб людей мне виделось, что человек, чья судьба коротка, не имеет твердых основ в жизни и ведет себя совершенно иначе, чем человек, которому суждена длинная жизнь. Так же мне виделось, что будущее влияет на становление мировоззрения. Так люди, коим “светит” тюрьма или что похуже, словно бы заранее мстят обществу. Даже мелкое воровство противопоставляет человека и общество. Менталитет постепенно изменяется, нарушая мировосприятие.

Или скажем, другая крайность – проявления таланта. Не получает ли человек поддержку из будущего, занимаясь тем, в чем суждено преуспеть? Наверно это и есть карма, но ее можно корректировать. Впрочем, в то время я еще ничего не слышал о карме.

Позже я читал повесть "Олеся" Куприна, история произвела на меня сильное впечатление. Способность предвидеть будущее не такая уж и редкость. Однако, сколько всего вокруг нее наворочено. Я стал концентрировать свое внимание на тех возможностях мировосприятия, которые еще малоизвестны.