Поезд

В свое время мне пришлось много поездить различными видами транспорта. Естественно, что поезда были наибольшей частью этого транспорта. И особым видом транспорта.

Особая атмосфера… Вроде как длинный дом на колесах. Но!.. Всё временное. Все непривычное. Необычное. Разовое.

Разовые постели, полотенца, места ночевки и отдыха, быстро меняющиеся виды за окном…

…И двое сошлись не на страх,

А на совесть – колеса прогнали сон.

Один говорил: "Наша жизнь – это поезд".

Другой говорил: "Перрон"…

И «разовые» люди. Встретились, расстались, разошлись, разъехались и никогда никто никого не встретит. Один человек пошел своей дорогой, другой человек поехал дальше или тоже пошел своей дорогой. Расстались навсегда. Помните? как в той песне:

…И оба сошли где-то под Таганрогом

Среди бескрайних полей.

И каждый пошел своею дорогой,

А поезд пошел своей…

Хотя… Хотя возможны и исключения. Но также – каждый за себя и для себя.

Минутные увлечения или антипатии, взрыв страстей любви или ненависти, ревности и последующее безразличие.

И, конечно же, встречи и контакты между женщинами и мужчинами.

Чему и будет посвящена эта книга.

Молодая проводник

– Добрый день. Можно у Вас кипятку набрать? – я стоял в дверях «кабинета» проводника и смотрел на молоденькую проводницу, что-то пишущую и считающую в большом блокноте.

Тоненькая, улыбчивая, симпатичная, доброжелательная – приметил ее еще на входе в вагон при посадке. Фигурка обтянута формой, хорошо подобранной или перешитой по ней. Когда она снимала верхний пиджак, то еще более смотрелась на ней облегающая форменная рубашка. Из-под фирменной юбки были хорошо видны стройные ножки. Вот только поднятые на меня глаза были грустные.

– Да, конечно, – ответила она. – Может быть Вам чай или кофе сделать? – и улыбнулась.

– Нет, я свой заварю, наша грустная красавица, – улыбнулся я.

– А что? Видно, что мне грустно? – теперь она уже не улыбалась и потому грусть на лице и глазах отчетливо проявилась.

– Видно, увы видно, – я стоял в дверях и осмотрел полку с продаваемыми товарами. – А сколько стоит упаковка вафель?

Проводник рассказала мне все цены, упомянула про качество и свежесть вафель, печенья, орешком и пр. Показала ассортимент воды. Она уже не старалась улыбаться, потому как-то жаль ее стало. Я редко покупаю что-то вот так в дороге, но мне захотелось продолжить беседу и, – дай-то бог, – развеселить ее.

– Надо всё продать? – спросил «в лоб». – Или не имеет значение?

– Надо, – грустно сказала она. – Очень надо.

Я сходил в купе и вернулся с объемной крепкой сумкой.

– Сыпь всё сюда и считай, сколько я тебе буду должен. Как звать-то тебя, Царевна-Несмеяна?

– Катя, – машинально ответила она. И тут же спохватилась. – Как это ВСЁ СЫПАТЬ?

– Вот так и сыпь. Ну, или складывай. Я всё это, – я обвел рукой в воздухе «петлю» напротив ее импровизированного прилавка на полке шкафа. – Я покупаю у тебя вот это, чтобы ты больше сегодня не торговала и не отвлекалась от основной работы.

– Так я обязана тогда буду вынести еще из служебного купе.

– И много там еще?

– Да почти столько же.

– Хорошо, неси и из купе.

Ошарашенная Катя стала сортировать и перекладывать мне в сумку вафли, печенье, пакетики с конфетами, маленькие бутылочки и водой и пр. Записав всё на странице блокнота, назвала сумму.

– Забирай деньги и сдачу не надо, – протянул ей несколько крупных купюр.

– Но здесь много!

– Забирай, забирай…

Она стояла в дверях и смотрела мне вслед, пока я донес сумку в купе, а когда я вернулся, то вдруг села снова на свое рабочее место и расплакалась.

– Катюша, что случилось?

– Извините, это личное?

– Друг сбежал? – наобум спросил я.

– Ну, почти. Я от мужа ушла.

– Пьет? – снова наобум спросил я.

– Еще как! Пьет и бьется потом, – и показала синяк, подняв рукав рубашки. – Просто невыносимо стало, вот и ушла. Как раз перед рейсом собрала вещи и ушла.

– Есть куда уйти? Вещи хотя бы есть куда отнести было?

– А куда? Вон они в служебном купе и лежат. Да и не много их…

– А куда теперь после рейса пойдешь?

– Не знаю. Вот Вы выйдете на конечной, я уберу вагон, сдам смену и тогда буду думать. Пока не знаю. Не сейчас хочу думать, а то расплачусь не вовремя. Хотя… Мне теперь продавать ничего не надо, потому и говорить с кем-либо много не придется.

Я смотрел на Несмеяну-Катюшу и представлял ее в коротком платье-разлетайке, смеющуюся и счастливую… Однозначно она такая чаще бывает, НО… Жить с алкоголиком, еще и поднимающим на нее руку, – это пытка, как я представляю. Изо-дня в день, из месяца в месяц, из года в год…

– А дети есть у вас?

– Нет, и слава богу, что нет.

– А родители у тебя где живут?

– Уже нигде. Умерли, еще я в училище была. Дом забила гвоздями и уехала. Потом вышла замуж. Скорее от одиночества и боли по родителям. Муж тогда веселым был, когда выпьет…

И она некоторое время рассказывала мне о своей прошлой постоянно ухудшающейся жизни. Как в ней постепенно рушилось всё, что могло разрушиться. Как она перестала улыбаться и смеяться. Как у нее осталась только та одежда, что осталась после общежития в училище. Как с трудом наскребла на два комплекта формы… Как… Словом, жизнь, полная разочарований.

– Да и что тут думать? Могу переночевать у кого-то из подруг. Но не могу же я постоянно жить у кого-то из них или то у одной ночевать, то у другой. И уехать в село не могу, – там нет работы. А ОН на это и рассчитывает. Так мне и говорил.

– Да, задачка!… С большим количеством неизвестных. А сменщица твоя где?

– А нет ее. У нас прошли массовые сокращения, и мы теперь работаем по одной. Редко кому практикантов дают. А практикантов тоже могут поставить по одному на вагон. ЖД деньги экономит на всём. На мою торговлю пока смотрят сквозь пальцы. Но начальник поезда сказал, что, если попадусь, – он меня и сдаст без сожаления. Ему тоже семью надо кормить.

– Так ты все сутки тут и сидишь?

– Чаще всего да. А что делать? Там, где есть длительные перегоны, то немного в служебном вздремну. И вскакиваю потом по будильнику, чтобы на перрон выйти. А можно я Вас чаем угощу?

– Чего вдруг? Давай лучше я тебя. Ты же мне весь чай уже продала, – остался только кипяток.

– И то правда, – как-то грустно сказала она.

Я принес из своего купе коробку конфет из собственного запаса, пакетики вкусного чая, и мы устроились у нее в служебном купе. Немногие пассажиры уже спали, свет был приглушен по всему вагону. Время от времени Катя выходила в тамбур, чтобы фонарем посигналить на остановках машинисту, что она готова к движению. И потом мы продолжали чаепитие.

– Следующий перегон самый длинный, – сказала она перед очередным выходом. – Почти на два с половиной часа.

– Вот и хорошо. Поспишь. А я пойду к себе в купе.

– Не уходите. Я скоро вернусь, – и выскочила с фонарем.

Как только поезд тронулся, Катя вернулась в купе. Когда она проходила мимо меня к столику, вагон качнуло так, что она потерла равновесие и упала ко мне на колени. Я подхватил ее обеими руками, но она не пыталась даже освободиться и встать с моих колен. Просто смотрела на меня снизу вверх. Я подтянул ее несколько выше и поцеловал в губы. Она стала страстно целоваться, словно изголодавшаяся по теплу и любви. Потом подскочила и заперла дверь в купе. Я спокойно наблюдал за ее движениями, как она аккуратно и последовательно снимала с себя одежду, раскладывая ее (чтобы не помялась) на верхней койке. И чувствовал, как у меня в трусах становится тесно.

– Возьми меня, – громко прошептала она, стоя передо мной в темноте. Хотя какая тут темнота, если за окном постоянно проносились фонари и бегло освещали купе и Катю, – совсем голую тоненькую березку. – Не побрезгуй.

Встав перед ней, я тоже разделся и снова сел на койку. Катя села верхом на мои бедра, упершись своей промежность в головку стоящего члена.

– Сделай мне ребенка, – прошептала она мне на ухо, крепко обняла и сама насадилась на член. И замерла. Я только теперь понял, что она не была ухой, и потому насадила себя на всю дину члена так просто и спокойно.

– Знаешь, – словно подслушав мои мысли, быстро-быстро зашептала она. – Я стояла на остановке в холодном тамбуре, и мне так захотелось вдруг прижаться к тебе и согреться… До умопомрачения всадить в себя член, сидеть и двигаться на нем… Тереться сосками о твою грудную клетку… Я даже почувствовала, как у меня стало влажно между ног и ничего поделать с собой не могла. Но до конца еще не была в себе уверена. А когда вагон качнулся и кинул меня на тебя, я подумала, а что я теряю? Я не хочу ребенка от алкоголика. И если мне придется и далее с ним жить, то хоть ребенок будет здоровым и не станет в будущем алкоголиком.

Я тоже не двигался и прислушивался к тому, как она играла с членом мышцами влагалища. «Жим-жим» говорило мне влагалище, и член отвечал собственным вздрагиванием и подъемом вверх. Снова «жим-жим», и снова вздрагивание члена ему навстречу. Упершись ступнями в стенку за моей спиной, Катя стала двигать тазом, насаживаясь на член еще больше, и отодвигаясь, чуть-чуть выпуская его из себя. И снова – «жим-жим» и вздрагивание.

– Он играет со мной, – восторженно прошептала она. И продолжила поддерживать эту игру. Которую затеяла. В какой-то момент она перестала делать интервалы между вход-выход и торопливо стала насаживаться и отпускать уже без внутренней игры и прислушивании. Наступил такой момент, что она обняла меня руками и ногами так крепко, что насадилась на член сильно-сильно и застонала.

Я почувствовал, что раздутый от гордости и возбуждения член тоже стал извергать в нее свою продукцию, и сильнее не только обнял ее, но буквально вдавился в нее членом. Давил ее таз в свой пах обеими ладонями. Всплеск за всплеском происходили «выстрелы» внутрь женского чрева живородящим мужским содержимым.

По окончании мы оба замерли, тесно прижавшись друг к другу.

В дверь раздался стук.

– Проводник, а можно… – и кто-то что-то стал невнятно говорить сквозь закрытую дверь.

Катя вскочила с меня, быстро одела какой-то длинный халат, вжикнула застегиваемым замком-молнией и выскочила в коридор. Я так и не встал. Только прислушивался к тому, как из члена выделилась еще капелька «мужской жидкости» и стала стекать по внутренней поверхности бедра на постель подо мной.

– Что там? – спросил я вошедшую Катю.

– Огоньку искал. Я когда-то поняла, что лучше иметь свой коробок спичек, чем такой полуночный курильщик полвагона разбудит.

Она медленно снимала халат, словно показывая мне свое тело в свете пробегающих фонарных отблесков и давая им полюбоваться. Я встал, подошел к ней со спины и обнял двумя руками. Дамочка почувствовала меня всем телом и вжалась в меня своими ягодицами. Мы оба почувствовали, как стал просыпаться член и тянуться к ее щелке. Я развернул ее в койке, поставил в коленно-локтевую позу и занял место позади. Катя не сопротивлялась, а всячески помогала мне и слушалась моих безмолвных команд. Уже в этой позе она приняла внутрь напрягшийся член и постаралась снова на него насадиться на всю длину. Ну, или на всю глубину, – с какой стороны посмотреть.