Посвящается Йоэлу,
некогда влившему в меня коктейль из тех самых бабочек,
останки которых Зебальд потом вывалил на вокзальный потолок.
То, что история рассказана в почти до смерти избитом в XX веке стиле «я встретил крутого человека, и сейчас я расскажу о своих встречах с ним и его историю, которая из этих встреч выросла», у Зебальда замечательно исправляется рассказчиком, потому как сразу же становится понятно, что он и Аустерлиц – а это, между прочим, не место великой битвы в данном случае, а имя, или, точнее, фамилия, – друг друга стоят. Встретились две малость обдолбанных (в хорошем смысле) тени без места в мире, каждая со своими медленно шевелящимися тараканами, и зависают себе в удовольствие, разглядывая здания вокзалов и библиотек и размышляя об истоках и философии строений, времени, которое наверняка течет не так, как мы думаем, а заодно о мучительной гибели многолапых. Вы ведь, найдя на подоконнике дохлого мотылька, смахнете его? Герои этой книги – нет. Они замрут, представляя последние секунды жизни крылатого, и погрузятся в меланхолические вопросы о смысле бытия.
Зебальд крутит текст в манере, немного напоминающей Сарамаго – на одном дыхании, Аустерлиц сказал, что этот сказал и так далее, никакой вам тут прямой речи, так, небольшие перерывы, когда рассказчик и Аустерлиц расстаются, чтобы поболтаться в жизненном астрале каждому по отдельности. При этом несколько неожиданно выбрасывается суть – она в том, что Аустерлиц – человек в некотором смысле без прошлого, что сильно повлияло на его жизнь, ибо оказалось, что болезненные пробелы детства нельзя вот так просто оставить без внимания. Нужны-с корни.
Некогда, во время войны, он оказался в Англии, хотя на самом деле англичанином не был; вырос в чужой семье, забыл родной язык, жил под чужим именем, и весь этот процесс вынужденного превращения начался в таком раннем возрасте, что, если бы не неумолимая подкорка, время от времени подкидывающая странное, да некоторые жестокие фактовбросы (привет, ты вообще-то Аустерлиц), можно было бы и до старости горя не знать. Зачем Аустерлиц вываливает рассказчику свою историю, не совсем понятно, хотя тут можно спустить, все-таки, человек с пошатнувшейся крышей; но в целом очередная военная история о потере выглядит довольно оригинально.
Во-первых, она изложена почти что в формате экскурсии. Тут вам рассказы, а тут реальные места и здания, вот, смотрите, Аустерлиц еще и исторический экскурс устроит, вместе со своей философией, что, как, почему и зачем появилось, и его архитектурные изыскания так вплетутся в историческую канву мира и наоборот, что уже и не разберешься, где что (и не надо). Во-вторых, она выложена будто случайно найденными фотографиями, чуть ли не насилу, как иногда кажется, соединенными сюжетной линией. Фото эти, кстати, тоже немного вводят в ступор. Не ждешь, читая о бабочках в художественной книге, что вот сейчас перевернешь страничку, а там хоп – бабочка. Здания, наоборот, очень кстати, но у большинства карточек больно любительский вид. Как будто автор просто распотрошил коробку старых фотографий, разложил их на полу и составил историю. Но, думаю, именно такого впечатления он и добавился – затхлого, реального, немного печального.
Так постепенно сплетаются два одиночества, и буквально вытекает неспешное повествование, разбавленное причудами персонажей. В этом плане роман напомнил «Собирателя бабочек» Йоэла Хаахтелы – среднее между сном и реальностью, потому что таково состояние и рассказчика-передатчика, и Аустерлица.
Мне очень приятно, что роман высокого оценили, отметили несколькими премиями и даже нарекли одной из главных книг современности, потому что я люблю такие вот странные, текучие вещи с глубокими посылами, пространными и размытыми маршрутами, и при этом – удивительно легкие. Потому что даже читая о печальных вещах, сложно не улыбаться тексту, в который словно бы вшили светлые лучики: глазу не всегда видно, но в голову попадают.