С уважением – Г. Ш. и М. И.

Предэпиграф:

Никто не обнимет необъятного.

К. П. Прутков.

А я все-таки попробую.

В. О. Ронин

Salve!

Приветствую вас категорически, друзья мои!!!

Разрешите представиться – Владлен Орестович Ронин.

Начну ab ovo.

Писать пародию на Бориса Акунина, непросто, но крайне интересно. Меня давненько увлекала идея, примерить наряд аллюзиониста.

Сразу предупреждаю, это – не стёб, а именно что добрая, незлобивая пародия. Писанная с искренним уважением к творчеству знаменитого Автора.

В своем рассказе (правда, больше похожем на небольшую повесть) я попытался «объять необъятное» – попробовать свои силы во всех (ну, или почти во всех) жанрах и литературных формах, в коих до меня уже успел отметиться мэтр.

Получилось это у меня или нет – судить вам. Надеюсь, суд ваш будет не очень строг…

Сию краткую пролегомену хочу увенчать традиционной формулой, которой римские консулы завершали передачу полномочий своим преемникам:

«Fed quod potui, faciant meliora potentes».

Искренне ваш, В. О. РОНИН

Писано I Aprilis MMXVI annus, i

Постэпиграф:

Плюнь тому в глаза, кто скажет, что можно обнять необъятное!

К. П. Прутков

А я утрусь, улыбнусь и попробую сызнова!

В. О. Ронин

THE STORY OF THE STONE,
или
ДЕЛО НА ТРИ ЩЕЛЧКА
(литературные пазлы)

эпиграфическое хайку:

Секрет весьма прост,

Прочитай все фрагменты -

Получишь рассказ.

А Ларчик просто открывался.

И. А. Крылов

Случайности не случайны.

Мастер Угвей

I

Из дневниковых записей губернского секретаря Онисима Патрикеевича Ромашкина, личного помощника чиновника для особых поручений при его сиятельстве московском генерал-губернаторе г-на Ореста Ивановича Пандорина.

7 июля 1888 года,

1 час 06 минут пополуночи

Tip-top! Splendidly!! Greatness!!! И при этом highly originally…

(Тьфу ты, дьявол! Опять сорвался на english…

Последнее время – с тех самых пор как по совету «патрона» я подналег на заполнение пробелов в иностранной лингвистике – частенько ловлю себя на том, что ни с того ни с сего, чисто механически перехожу на язык Шекспира и Мильтона. Причем как в устной речи, так и в эпистолах…

Интересно, к чему бы это?..)

Однако, как любит выражаться личный камердинер его сиятельства князя Долгорукова Иван Григорьевич Ведьмищев, вернемся к нашим баранам, то бишь к сочинению of John H. Watson, m.d. (ой, опять!).

Поистине, «A Study in Scarlet» – гениальное произведение! После «Господина Лекока» Эмиля Габорио не читал ничего более увлекательного…

Признаюсь честно, когда «boss» презентовал мне для экзерсисов в английском свежий novel, доставленный в Первопрестольную курьерской почтой прямиком из Лондона, – (thanks старинным friends Ореста Ивановича по дипломатической службе), – я поначалу пришел в уныние. Думал, ни в жизнь не осилю сию тонкую серую книжицу. Прямо-таки силком заставлял себя вечерами, после службы, разбирать «басурманскую грамоту» (так продефинировала латинский шрифт Малашка).

А потом ничего – втянулся, втравился. Процесс перевода с английского весьма меня увлек (куда как интереснее и полезнее, чем изуверское «ушу-укушу» сатрапа Кусая). Да и от самого повествования порою оторваться не мог. Иной раз – так до первых roosters за книгой засиживался. Увлекательнейшее на поверку оказалось чтение.

Mr. Sherlock Holmes – бесподобен! Настоящий detective-gentleman! На нашего Ореста Ивановича немного похож. Такой же авантажный и несколько загадочный. Да и его science of deduction практически конгениальна манере «патрона» выстраивать свои знаменитые логические цепочки. Только без янтарных четок и без привычных «это раз, это два, это три».

(приписка на полях карандашом: «Не забыть вернуть Кусаю 97 коп.»)

Молодчина все-таки этот doctor Watson. Своей книгой он оказал доподлинно неоценимую услугу his companion. Ведь теперь о Шерлоке Холмсе узнает весь мир. И это – excellently!

Эх. Ну почему, скажите на милость, никто из наших российских сочинителей – ни, к примеру, г-н Крестовский, ни г-н Шкляревский – не догадается написать narrative о «патроне»?! Ведь может получиться куда как интереснее чем история про consulting detective с улицы Пекарей. Одно дело о пропаже бриллианта княгини N-ской чего только стоит…

7 июля 1888 года,

5 часов 12 минут утра

Эврика!

Нашел! Сыскал!! Докумекал!!!

Как там у классика?.. Ай да Ромашкин! Ай да сукин сын!

Я сам напишу story об Оресте Ивановиче!!! И назову его……………..

II

«Этюд в изумрудных тонах».

Сочинение г-на Р***.

(рукопись, найденная на квартире покойного чиновника XII-го класса О. П. Ромашкина в Скатерном переулке 10-го апреля 1889-го года)

Болезни бывают разные. Врожденные и приобретенные, хронические и наследственные, аутоиммунные и сердечно-сосудистые, урологические и даже, pardon, венерические.

И надо же было такому случиться, что из всего этого многообразия абсолютно невыговариваемых хворей и уму непостижимых недугов особа шестого класса (целый коллежский советник!), чиновник для особых поручений при его сиятельстве московском генерал-губернаторе, кавалер ордена Двойного Дракона, и прочая-прочая-прочая, Орест Иванович Пандорин изощрился подхватить…. обыденную ветрянку. И это в тридцать два-то года…

Злоключился сей досадный конфуз не иначе как на детском утреннике у графини Негуровой.

Что ж, как говорится, сам виноват. Ведь прекрасно знал о поветрии varicell-ы в первопрестольной (доктор Вернер в губернском собрании все уши прожужжал).

Так нет же, не смог найти в себе силы ответить графине отказом.

«Потому сьто гаспадзин – настоясий дзэнтельмен». Именно так прокомментировал легкомысленный поступок хозяина верный камердинер, китаец Куа Сай (в русифицированном варианте – Кусай, что, в принципе, вполне соответствовало «зубастому» характеру пандоринского цербера)…

И вот теперь «настоясий дзэнтельмен» сидит в своем флигеле на Большой Никитской, вынужденно бездельничает, хворает, сплинует (изъясняясь на «великом и могучем» – хандрит).

Сказать по чести, хворалось бы и хандрилось гораздо проще, кабы не огромное, в рост, настенное зеркало, висящее в коридоре. Не далее как со вчерашнего вечера этот незамысловатый предмет меблировки наводил на господина коллежского советника поистине Чайльд-Гарольдово уныние.

Каждый раз, когда Орест Иванович ненароком (а то и преднамеренно) смотрелся в злополучное зерцало, казалось, оно вот-вот сардонически хмыкнет и, пародируя волшебную товарку из знаменитой сказки Пушкина, нарочито притворно-елейным голоском заверещит: «Ты на свете всех милее, всех румяней и белее…»

Хм. Белее…Орест Иванович тяжело вздыхал, супился, кривил губы коромыслом. Скорее уж – зеленее!

После того, как намедни физиономия чиновника особых поручений послужила полигоном для инновационных научно-медицинских изысканий доктора Вернера («Я буду лечить Вас, – экзальтированно вопил последователь Гиппократа, – по собственной революционной методе!»), Пандорин всего более походил на какого-нибудь новогвинейского автохтона – весь в мелких, словно мушиные испражнения, изумрудно-малахитовых крапинках. Бр-р! Миклухо-Маклаев папуас, да и только.

– Поверьте мне, любезнейший! – увещевал проклятый эскулап, с усердием художника-импрессиониста расписывая пандоринское чело «зеленкой». – По своим антисептическим свойствам раствор «бриллиантовый зелёный» на порядок превосходит spiritus vini и карболку! Попомните, моё открытие перевернет весь медицинский мир!

Как отнесется к революционному изобретению доктора Вернера врачебное сообщество – это ещё бабушка надвое сказала, а вот привычно-размеренную жизнь господина коллежского советника раствор из группы анилиновых красителей перевернул вверх тормашками. Сие уж точно…

Приглашение на вчерашний званый ужин к княгине N-ской пришлось отклонить. Это раз. А ведь там ни много, ни мало собирался весь beau monde Первопрестольной.

О службе так и вовсе придется позабыть. Если верить доктору Вернеру, как минимум на неделю. Это два.

Да какая к дьяволу служба! В таком ужасно-непрезентабельном виде лучше и вовсе не выходить из дому. Это – ровным счетом три.

Вот и остается – лежать на тахте, курить сигары, да перечитывать «Лунь Юй» великого мудреца Кун Фу-Цзы.

«Цзы-гун спросил: «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?» Учитель ответил: «Это слово – взаимность. Не делай другим того, чего не желаешь себе».

Пандорин отложил книгу, прокомментировал:

– Изрядно сказано. И это за пять столетий до Христа, за десять веков до Мухаммеда, и за два с лишним тысячелетия до категорического императива Канта. Впрочем, поговаривают, и в «Махабхарате», и в изречениях Сиддхартхи Гаутамы встречается «Золотое правило этики». – Орест Иванович поднялся с тахты, подошел к окну. – Благородные мужи всех эпох и народов приходят к одним и тем же выводам. Не иначе – это дхарма… А что ты думаешь по данному поводу, Кусай?

Последние слова были обращены к верному камердинеру, соляным столбом застывшему в дверях гостиной.

Китаец не отреагировал на вопрос, – он был далек от любомудрских настроений господина, – лишь протянул Пандорину пачку свежих газет.

– Посьта.

– Спасибо, Кусай. – Жертва «бриллиантового зеленого» вновь устроился на тахте, открыл свежий нумер «Московского бульварного вестника».

На заглавной странице самым жирным (жирнее не придумать) шрифтом было напечатано…………………………………………………………………………