Цитаты из книги «Как достать профессора»

Я уперлась кулаками в его грудь, вдохнула, а выдохнула уже в его губы, которые в ту же секунду соприкоснулись с моими. Язык «уголовника» вероломно скользнул мне в рот, сплетаясь с моим. Голова, как и во время нашего первого поцелуя, закружилась, колени ослабли, а я пыталась сопротивляться. Вяло, потому что тело превратилось в пластилин, а в голове взрывались разноцветные петарды. А он продолжал целовать. Жадно, голодно, исследовательски и поработительски. не оставляя ни единого шанса убежать или оттолкнуть. До полной капитуляции. Его большой палец обрисовывал мою скулу, спускаясь к ключице. Горячее, порывистое дыхание обжигало кожу. В моей голове разбуженным злым ульем роились мысли, что я должна его оттолкнуть. Уйти и забыть как страшный сон. Но что-то мне мешало. Возможно, сам Логинов или моя собственная реакция на его касания, но очнулась я, когда он рывком закинул мои руки себе на плечи, вжал в свое тело и поцелуй наш, сменив вектор, стал почти безумным. Мы оба растеряли здравый смысл и тормоза, целуясь как сумасшедшие. Логинов вдавливал меня в свое тело так, что, кажется, кости хрустели. Я знала, что пожалею об этом, но остановиться смогла, только когда «уголовник» сильно сжал мое бедро, а по всему помещению набатом раздался звонок. Логинов с трудом оторвался от меня. Отпустил, сделал шаг в сторону, оперся рукой о стену и попытался отдышаться. Поднял голову и повернулся ко мне. Его глаза – дикие, пьяные, затуманенные. До скрипа сжатые зубы и вдох носом со свистом: – Охренеть! – Угу, – согласилась я, поправляя растрепанные волосы и надеясь, что щеки не приобрели свекольный оттенок.

Я завороженно наблюдала, как расширялись его зрачки, заполняя всю радужку. Как дернулся кадык, а Руслан Евгеньевич по своей привычке сжал зубы.

В прошлый понедельник нам всем сообщили, что неделю Логинова не будет и я поймала себя на том, что как-то пусто стало в груди от неожиданной новости. А еще накатила волна страха, когда я подумала, что он уйдет насовсем. Я гнала от себя упаднические мысли, но они возвращались, а тревога нарастала как снежный ком.

Я только отмахнулась и сделала вид, что сосредоточенно занимаюсь. Я не хотела думать о Логинове, но думала о нем постоянно! Преимущественно матом с изрядной примесью негодования, но только о нем! О его занятиях, об эссе, о том, выйдет ли он сегодня из себя или мы переживем этот день мирно. О том, что произошло тогда в моей комнате. Обо всем! Двадцать четыре на семь Логинов жил в моих мыслях, лишь иногда уступая место другим тревогам.

В моей жизни наступила черная полоса. Как любит говорить Громов, «пиздец подкрался незаметно, но виден был издалека». Моя нервная система требовала перегрузки и хорошенько дать кому-нибудь в морду.

Завязалась словесная потасовка, фиалка на своем примере доказала, что ругаться матом можно красиво и витиевато, загрызайка тоже демонстрировала хороший словесный багаж

Поэтому пьянка с Жекой подождет, я еще прошлую не до конца вспомнил.

А вы снова из себя выходите, да? Вернитесь обратно, что вам на месте не сидится…

мешает, – подмигнула мне Настя, – у нас там замок заедает, а я утром захотела быстро душ принять в одиночестве. Думала, в общаге нет почти никого. С одной стороны, сама виновата, а с другой… Надо коменданту пожаловаться, что парни опять оборзели и в женскую душевую без мыла заходят. Пусть снова с ними воспитательную беседу проведет. Комендант у нас был строгая, парни ее боялись, да и в принципе держала всех в ежовых рукавицах. Первокурсникам она всегда проводила строгий инструктаж, который грозил выселением и отчислением за такие фокусы. – Как дела? – сменила тему Настя. – Говорят, у вас новый «уголовник». – Не напоминай мне о нем, – попросила я и не стала рассказывать подруге, что «извращенец» и «уголовник» – это один и тот же человек. – Как у вас? – теперь я сменила тему – на менее скользкую и нервирующую. – У нас фиалка с цепи сорвалась, – пожаловалась Настя, пряча руки в карман спортивных штанов, – нервная стала, задает столько, что я до пенсии прочитать не успею. Все ниточки тянулись к «уголовнику». Я была почти уверена, что и причина внезапного озверения фиалки – привлекательный, черствый и нахальный Руслан Евгеньевич. Ален Делон комнатный! Он решил обаять всех, кто не успел умереть от страха при первом его появлении? Или только нам с фиалкой не посчастливилось? Сердце снова забилось как-то неспокойно, я с удвоенным усердием домела грязь и выпрямилась: – Может, кто при ней посмел бранное слово молвить, – улыбнулась я, – вот фиалка и разозлилась. – После бранных слов она обычно аристократично бледнела и красиво оседала на табурет, – Настя тоже улыбнулась. – Может, первый курс заместо «класть» сказал «ложить»? – предположила я, вспоминая Опасяна, который уже успел влюбиться в девушку с факультета филологов. – Не святотатствуй, ты дважды за предложение заслужила расстрел насмерть, – рассмеялась Настя, – фиалка только недавно пережила «ихний». Ладно, прорвемся. Пойду я. Читать и молвить слова бранные, трехэтажные, в адрес фиалкин. Слишком лютует барыня наша. Может, ей экстрима не хватает? Поймать извращенца и ей на перевоспитание отдать, да ради удовольствия телесного. – Пошто так извращенца безобидного наказываешь? – переходя на высокий Настин стиль, полюбопытствовала я. – Он через неделю будет разговаривать исключительно цитатами из произведений времен барочной литературы. Сложными, пышными формами со стремлением к величавости. – Или как в дневниках Толстого: «ничего не делал», «валялся, падал духом», «шил». – Такие затейники эти ваши классики, – рассмеялась я. – Не то слово, – согласилась со мной Настя, – Ладно, все, ушла. Пока! Настя ушла, а я спряталась в комнате. Убрала совок и веник на место и села на кровать, доставая мобильный. Лиля прислала сообщение, что приедет только в воскресенье. Подруга жила с родителями, а те собрались на дачу – копать картошку. Соседок моих тоже не было, хотя пары у обеих давно закончились. Решив