Догоню. Влюблю. Женюсь

– фыркнула я. Гром выбрал темную сторону и нацелил огромную морду на столешницу, взглядом гипнотизируя торт. – Куда? – рявкнула я. Пес морду убрал, а вот взгляд от торта отвести не смог. – Гром, у тебя попа слипнется от сладкого! – возмутилась я. – А ну, быстро в коридор! Место! Поднялась и замахала руками, выгоняя прожорливого пса в прихожую. Он нехотя топал, а я указала на дверной коврик и велела: – Сиди тут! И обувь Барсова поближе так подвинула. Гром попытался зарычать, но я предупредила: – Или купаться будем! Купаться он не любил, поэтому ворчал, но уместился на коврике и смотрел на меня так, что стало ясно: в ближайшее время без конфет мне из дома можно даже не пытаться выйти. Местный блохастый рэкетир дальше двери не пустит. Потерла ладони, сгоняла в ванную, быстро почистила зубы, налила в тазик воды и вернулась к Барсову, который покорно ждал меня на той же табуретке, где я его и оставила. – А ты куда? – изумился Изюм Багратович, когда я поставила тазик на столешницу и развернулась, чтобы уйти. – Лукерья, по условиям мы все делаем вместе. И налей мне чаю, пожалуйста. – Я смотрю, вы тут уже неплохо освоились, да? – вздохнула я. – Как будто в детство вернулся, – согласился со мной Барсов. – Вы жили в однушке? – удивилась я. – А ты думала, что я родился в кресле руководителя фирмы? В однушке жили вчетвером: я, мама, папа и мой брат Рамиль. Старший. Что ты смотришь, как Ленин на буржуазию, Лукерья?