Кто знает в Лукоморье путь,

Где буйный дуб раскинул цепи?

Как мне дойти, чтоб не свернуть,

Не пропустить дорожки эти?

Где песнь кота чаруя льётся,

Русалка на ветвях смеётся,

Баба-Яга с метлой волшебной

Бежит за ступой оглашенной.

Где Царь-Кощей одной рукой

Тасует злато пред собой,

В другой же он лягушку прячет,

Обняв стрелу Ивашка плачет.

Колдун, Людмилу унеся,

С волос трясёт богатыря.

Там по царевне льются слёзы,

На гроб хрустальный летят розы!

Там русский люд толпой гуляет,

На мёд хмельной всех зазывает.

Так где сокрыта карта эта?

Куда влечёт сердце поэта!

Но только тот,

Душа чья добротой полна,

Живым домой вернётся.

Из злых чертогов волшебства!

Дорожки

Вязкая рубиновая капля отразилась в застывшем, некогда светившимся жизнью зрачке и исчезла. Острые когти, которым позавидовал бы сам Фредди Крюгер, звонко клацнув, отбросили безжизненное тело, как тряпичную куклу. Окинув поле боя, хотя это больше походило на бойню, жёлтым светящимся глазом, он довольно улыбнулся.

– Что ж, тут мы закончили, можно двигаться дальше, не правда ли? – вопрос предназначался тому, кто в беспамятстве валялся под раскидистым дубом, едва шевеля губами, раз за разом проживая свой самый худший кошмар. Глаза существа, сощурившись, превратились в узкую щелочку, а круглый зрачок вертикально растянулся. Преодолевая все зримые и незримые слои, колдовской взгляд проник в самую сущность сжавшегося беспомощного существа. Губы довольно растянулись в улыбке, а ненужные когти втянулись в мягкие подушечки пушистых лап.

Из-под дерева донесся шорох. С протяжным стоном человек заворочался и попытался подняться. Руки его тряслись и всё время разъезжались, от чего тот несколько раз падал лицом вниз, хорошо, что под деревом буйно разрослась мягкая травка, а то не избежать бы увечий. Наконец молодой человек смог подняться и разлепить глаза, но лучше бы он этого не делал. Все, съеденное когда-то давно, ещё в прошлой, беззаботной жизни тут же выплеснулось наружу. Поляна сплошь и рядом была заляпана красными кляксами, алые лианы вязко оплетали истоптанную траву, тянулись от листка к листку сюрреалистичной паутиной безумного паука. Всюду валялись куски рваной плоти. Гротескной гирляндой украшали величественное дерево посиневшие внутренности, а из дупла на уровне глаз парня торчала рука. Он узнал её по кольцу, которое сам же и подарил, мечтая о крепкой семье.

– Боже! – только и смог прошептать он, прежде чем глаза застлала солёная пелена. Внизу хрустнула ветка, и что-то мимолетно коснулось ноги. Жалобно взвизгнув, парень отпрыгнул, сердце гулко забилось, испуганно ударяясь о рёбра.

– Уф! – выдохнул он, стараясь выровнять дыхание. Под ногами крутился пушистый упитанный кот.

–Как ты здесь оказался, Мурзилка? – наклонившись, Матвей почесал того за ухом и, взяв на руки, заглянул в янтарные глаза. Кот сразу же затарахтел, как неисправный холодильник, не пытаясь вырваться. Так и есть, вполне себе обычный котейка, значит, близко жильё. Сердце сжалось, боясь поверить в появившуюся надежду. Неужели он вырвется из этого проклятого леса? С сожалением парень покосился на чудовищное месиво и, сглотнув подкативший колючий ком, печально качнул головой: «Простите, ребята, мне так жаль! Но надо бежать! Неизвестно, где бродит чудовище, сотворившее с вами такое! Я вас тут не брошу, обещаю, только схожу за подмогой!»

Подросток понурился: что скажет он их родителям? А полиции? Правду? А не упекут ли его после этого в дурку? Есть над чем призадуматься, а пока…

Отойдя в сторону от исковерканной поляны, он бережно опустил мурчащее животное на землю и в последний раз глубоко вздохнул, заполняя лёгкие металлическим ароматом недавней смерти. Странное дело, он стоит буквально на останках своих друзей и не чувствует ничего. Да, да, вот именно, ничего. Никакого сожаления, ни страха, ни жалости, будто бы и не прожил с подругой почти год, а с приятелем большую часть жизни. Душа очистилась и очерствела от осознания, каким слепым дураком он казался обоим. Отрешилась, перешагнув некий невидимый глазу рубеж.

–Ну что же, – спросил паренёк, – выведешь меня к людям, котик? – а сам усмехнулся. – Ну вот, дожил, с котом разговариваю, совсем крышу снесло! – а тот словно бы понял и, заглянув парню прямо в глаза, издал громкое:

–Мяу! – и шустро припустил, лавируя между деревьями.

– О как! – рассуждать было некогда, кот мог и потеряться в густой траве, так что, не теряя зря времени, Матвей что есть сил бросился вслед, стараясь не упустить из виду странного провожатого. Бежать было легко, куда-то исчезла изнуряющая усталость и привычная, до боли знакомая хромота. Подросток летел, как на крыльях, успевая, лишь ловко перепрыгивать через груды бурелома. Уже через несколько минут парень выскочил на опушку, с которой открывался прекрасный вид на небольшую деревеньку.

– Как же так? – опешил парнишка и растерянно почесал макушку.

– Столько блуждали меж трёх деревьев, а выход всё время был рядом! Не иначе, как леший кружил, – и подросток нелепо скосил глаза на нечаянного попутчика, но того уж и след простыл.

– Ну спасибо тебе, Мурзилка. – запоздало повернулся к деревьям Матвей, и ему показалось, что издалека донеслось благодарное «Мяу».

Глава 1

Сердито сдвинув брови, он суетливо вышагивал вдоль широкого стола. Из красного дерева, с вычурными ножками и длинной глянцевой, натертой до зеркального блеска столешницей тот был истинным украшением кабинета. Дутое кожаное кресло сиротливо ютилось в углу, небрежно сдвинутое в порыве безудержного нетерпения. Строгий стул из такой же древесины, но без забавных завитушек, однако, гордо стоял у стола, заботливо выдвинутый, как бы приглашая: «Присядь, отдохни», – но тот, для кого он предназначался, почему-то запаздывал.

Вот скрипнула дверь, и в кабинет ворвался блондинистый смерч.

– Прошу прощения, пробки. – выпалил пришелец, впрочем, без капли сожаления в голосе.

– Ну что же ты, дружочек, так дела не делаются. Я же могу и обидеться.

– Пал Палыч, миленький, ну какие могут быть обиды? Вы же знаете, я для Вас всё, что угодно!

– Да нет, дорогой, не для меня… – слащаво улыбнулся пожилой лысеющий мужчина, хитро сощурив масляные глазки. – Это ты для себя стараешься. Ты мне сколько задолжал?

– Ну, Пал Палыч, я всё помню! Не стоит всё время меня, как щенка, по морде. Сказал, рассчитаюсь. Так вот он я!

– Да…да… – буравя серым пронзительным взглядом молодого паяца, мужчина поиграл желваками и, обречённо вздохнув, кивком указал тому на приготовленный стул. Сам же удобно устроился в кресле, прямо там, где оно и стояло, в углу.

– Итак, – мужчина помолчал, сложив ладони на выпирающем животе, пальцы нервно теребили домашнюю сорочку.

– Что ты знаешь о славянской мифологии? – выдавил он, наконец, выжидательно глядя на парня. Белесые брови взметнулись вверх, и юнец хотел было отпустить одну из своих язвительных шуточек, но благоразумно сдержался. Пожилой благосклонно растянулся губы в кривой улыбке, оценив несвойственную парню сдержанность.

– Так вот, дошёл до меня слушок, что в одной глухой деревушке, в местном лесу завелась одна диковинная живность. Гуляет себе, песни поёт, а походу и от недугов любых излечивает. А мне, как видишь, просто необходимо тех песен послушать.

С каждым словом толстяка парня охватывало беспокойство. Что ещё напридумывал старый придурок? Зверушку чудесную? Слухи?

– Да сказки всё это, Пал Палыч! – попытался возразить юноша, но тут же осекся под пристальным взглядом.

– Сказка, аль быль, но ты мне добудешь того певца. И не надо смотреть на меня, как на умалишённого, мои ребята смотались в ту деревеньку уже и всё разведали. Местные так вообще ничего не скрывают. Так что, дружочек, давай, собирайся. А привезёшь мне чудо- зверя, считай, что в расчёте. Спишу весь твой долг и деньжат подкину ещё.

Мысли хороводом крутились, мешая друг другу; одно было ясно, что старый маразматик уже всё решил и ни в жисть не отступится. Делать было нечего, да и выбора, как такого, и не было!

– Когда выезжать? – буркнул он.

– Ну вот, молодец! – вскочил толстяк с кресла и, подбежав к белобрысому, радостно хлопнул того по плечу.

– Вот это по-нашему! По-мужски! Мохаммед! – в дверь проснулась небритая мятая рожа. – Введи человека в курс дела и собери в дорогу.