Теперь Уинстон Черчилль испытывал совершенно другие чувства. «Это было ужасно, – говорил он, – потому что помочь умиравшему было невозможно». Сострадание одержало верх над совершенно аморальной жаждой приключения. «Я не чувствовал никакого воодушевления и почти не испытывал страха. Когда дело стало по-настоящему смертельным, воодушевление пропало». В окружении врагов Черчилль решил, что его офицерский маузер не лучший вариант, и взял винтовку у другого раненого солдата. Он сделал сорок выстрелов подряд