Отзывы на книгу «Луна и грош»

Человечество так часто обсуждало темы смысла жизни и его поиска, что не заметило, как потеряло из виду самое главное. Не заметило, как перешло из плоскости действия в плоскость бесконечного обсуждения. Не почувствовало запаха гари за спиной, не оглянулось и не увидело как рушатся, превращаясь в прах мосты с путями для возвращения. Человечеству было некогда - оно обсуждало.

Если бы каждый из нас смог устремить свой внутренний взор вглубь себя, то что бы он там увидел?
Что бы показал наш индивидуальный проектор?

У кого-то он покажет приемы с литературной богемой. Обсуждения книжных новинок и новых жанров. Писательская элита, искрометные диалоги, полные тонких острот и деревянных улыбок. И такое сильное желание вращаться в подобных кругах, что оно ощущается просто физически. Ради которого можно поступиться и правдой и устоями.

У кого-то он покажет женщину. Ее нельзя было бы назвать красивой, но что-то привлекательное в ней есть. А на заднем плане, за хрупкой спиной этой женщины - картины. Маленькие машины времени, остановившие его на себе. Маленькие порталы в другие миры - реальные и фантазийные. Маленькие носители гениальности. Маленькие носители красоты. Самых разных авторов и далеко не руки того, в чью внутреннюю пропасть мы вглядываемся. Наш проектор покажет невыносимую страсть к различению и спасению красоты. Даже если ради этого придется принести жертвы. Даже если эти жертвы по итогу обернутся адом.

У кого-то проектор покажет раскаленную от солнца землю Александрии. Синее море, настолько яркое, что заставляющее усомниться в его реальности. Жаркий сухой ветер, целующий ослепительно-белые греческие домики и каждого, кто решится сойти на берег. Шумных, нервно жестикулирующих, и от этого ощущающихся особенно искренними, итальянцев и греков. И полное отсутствие сожаления, что ради этого пришлось поставить крест на карьере блистательного хирурга, очень высоком жаловании, роскошных апартаментах и семье с красавицей женой и кучей детей.

У кого-то проектор покажет крошечный островок, заросший дикими растениями. В прошлом. А в настоящем - роскошный цветочный сад с плантацией кокосовых пальм. С уютным бунгало, из любой точки которого видно ту самую лагуну с залежами перламутра. И любимую жену, которая поддерживала во всем. И понимание, что созерцание собственноручно созданной красоты на в прошлом безжизненном клочке земли, созерцание нового мира, который создал ты сам, стоит отсутствия развлечений и жизни почти схимником вдали от мира.

А у кого-то внутри есть совершенно особенный мир. Мир, где кокосовые пальмы имеют синие листья, где краски настолько ярки, что кажутся выдуманными. Будто кто-то подкрутил усилитель контрастности до конца. Мир, где законы принятые человечеством - ничего не значат. Где устоявшиеся максимы расплываются на Ваших глазах, превращаясь в дым от трубки. Мир, где не важно ничего, кроме всеобъемлющего, всепоглощающего желания творить.
Мир, где нет иного Бога, кроме искусства. Где ангелы - это кисти и краски. Где иконы - это пейзажи, портреты и натюрморты. Где храм - это крошечное бунгало, с расписанными стенами и потолком.

Эта книга - откровения людей. Откровения будто выдуманных персонажей. Главный герой - будто бы Чарльз Стрикленд. Будто бы "огненно-рыжий художник Гоген". Будто бы ты читаешь несколько интересных историй от нескольких интересных людей. Но это не так...
Потому что главный герой - это ТЫ. Потому что при прочтении не покидает чувство, что те мысли, которые вихрем кружились в твоей голове кто-то узнал, довел до точки апогея и напечатал. Сложил слова так, как ты бы никогда не смог, и подал самому тебе же в верной форме.
Книга для тех, в ком царит дух художника или бродяги. Для тех, кто хочет все изменить или оставить все, как есть. Для тех, кто хочет еще раз доказать самому себе верность выбранного решения или пути. Или для тех, кто хочет увериться в том, что нужно отказаться от прошлого и идти в "вечное сегодня".

А если уж совсем кустарно подвести итоги, то книга о том, что если однажды перестать врать самому себе, то можно совершенно случайно счастливо прожить жизнь.

Книге 5 из 5.

Красота – это то удивительное и недоступное, что художник в тяжких душевных муках творит из хаоса мироздания. И когда она уже создана, не всякому дано ее узнать. Чтобы постичь красоту, надо вжиться в дерзание художника. Красота – мелодия, которую он поет нам, и для того чтобы она отозвалась в нашем сердце, нужны знание, восприимчивость и фантазия.

Это слова смешного толстяка Дирка Стрёва, пишущего пошлые картинки, простодушного чудака над которым смеются даже в горе, но, в то же время, он внутри круга под названием искусство, он обладает удивительным даром видеть красоту и видеть подлинное искусство ещё на той стадии, когда и сам творец не осознает своего гения, а Стрёв уже видит - у него внутри огромная и непостижимая для обывателя вселенная, способная улавливать сигналы настоящего искусства. Это удивительно для меня и непостижимо. Это ведь тоже своего рода гений, но только с другой стороны процесса под названием искусство. Есть люди, которые создают, а есть люди, которые улавливают в огромном потоке песка крупицы золота, и, беззаветно преданные самому процессу творчества, пытаются ретранслировать его простым обывателям со словами: вот же она – красота, вот она – мелодия души художника, услышьте же её. И по сути своей Стрёв такой же маргинал для общества, как и Стрикленд, его зеркальное отображение. Удивительно тонко и беспощадно разыграна Моэмом партия с Бланш Стрёв. Для Стрёва отпустить от себя женщину, которую боготворил к человеку, чьим творчеством он восхищен – это не унижение, это иное измерение в морально-нравственных приоритетах. Искусство первично, социум – вторичен, даже если он причиняет боль. Нестерпимую боль. Но в мире Стрёва существует искусство, и Стрикленд-человек, причинивший боль Стрёву-человеку, отходит на второй план, а на первый выходит Стрикленд-гений, Стрикленд-художник, чей гений Стрёв умеет видеть.

Много уже было сказано и написано о Чарльзе Стрикленде, о его прототипе Гогене, но, на мой взгляд, Моэм не ставил целью написать художественную биографию великого французского художника, все-таки автор, приглашая читателя изнутри посмотреть на мир художника, в том числе и для себя, пытался понять что есть мир художника, вообще мир человека искусства, можем ли мы судить их общепринятыми нормами морали и нравственности? Мир Стрикленда невозможно измерить, оценить обычными мерками и правилами – у него своя вселенная; а луна и грош – материальное и духовное, земное и небесное, - не имеют никакого значения во внутренней вселенной художника, в том мире, где у пальм синие листья, а точкой отсчета является стремление творить, искать, не оглядываясь на обыденность.Для него не имели значения ни голод, ни нищета, ни неустроенность – важным был внутренний огонь, поиски идеала:

– Его страсть была – создать красоту. Она не давала ему покоя. Гнала из страны в страну. Демон в нем был беспощаден – и Стрикленд стал вечным странником, его терзала божественная ностальгия. Есть люди, которые жаждут правды так страстно, что готовы расшатать устои мира, лишь бы добиться ее. Таков был и Стрикленд, только правду ему заменяла красота.

Во вселенной Стрикленда не действуют законы обычного социума, хотя, на мой взгляд, со своей женой Стрикленд поступил очень честно – ушел. Вышел из буржуазного круга, чтобы однажды на Таити создать то, что всю жизнь искал по всему миру.
Но Моэм удивительный писатель, описывая жизнь Стрикленда, как бы далекого от обычного человека, ходящего изо дня в день на службу, или работающего на себя – неважно, тем не менее, говорит и нам, что человек измеряется не наличием грошей в кармане, а внутренней жизнью, стремлением к себе самому, к попыткам найти себя. Как нашел себя Абрагам, отказавшись от привычного материального благополучия:

Я усомнился в том, что Абрагам исковеркал себе жизнь. Разве делать то, к чему у тебя лежит душа, жить так, как ты хочешь жить, и не знать внутреннего разлада – значит исковеркать себе жизнь? И такое ли уж это счастье быть видным хирургом, зарабатывать десять тысяч фунтов в год и иметь красавицу жену? Мне думается, все определяется тем, чего ищешь в жизни, и еще тем, что ты спрашиваешь с себя и с других.

И как нашли себя на далеких островах капитан Брюно и его жена: Там, где ничего не было, теперь все цветет. Я тоже создал красоту. Ах, вы не понимаете, что значит смотреть на высокие деревья и думать: каждое посажено моими руками.
Не каждый может создавать произведения искусства, но каждый может найти свой собственный жизненный путь. Научиться создавать красоту. И не важно кто ты – блестящий хирург, увлеченная своим делом учительница или токарь, - важно найти свое дело. Не это ли главное в жизни?

Как говорится, стыдоднище (с) phantasm мне, что в школе после нуднейшего домашнего чтения на английском я забросила в самом начале "Луну и грош" и даже не пыталась прочесть позже спокойно и отдельно от учебы. Потому что это отличный органичный роман обо всем на свете, где Сомерсет Моэм рассказывает очередную историю жизни и быта, при этому умело вворачивая в повествование рассуждение об истинах непреложных и высоких материях. Но делает это неназойливо, не поучая и не ломая твоей собственной картинки мира. Просто дает пищу для рассуждений на досуге, а некоторые строки заставляют хлопнуть себя по лбу и удивиться, что это же гениально и просто, а тебе эта мысль даже в голову не приходила, все убегала куда-то. Плюс легкий слог в стиле "а расскажу я тебе баечку, что я видел, пока мы тут чаи гоняем", который в данном случае самое то.

Каково это, бросить в зрелые годы свою прежнюю жизнь. наплевав на все, и удариться в творчество? Каково это, жить и общаться с непризнанным гением, но отвратительным по социальному аспекту человеком? Как найти ту грань, на которой становится понятно, что вот перед тобой новое слово в искусстве, а вот - пустой пафосный проходимец? Завуалированно рассказывая о жизни Поля Гогена через образ товарища Стрикленда, Моэм показывает полную панораму, начиная от внутреннего мира художника и заканчивая его нелицеприятностью как просто человека, с которым тебе приходится пересекаться. Человека, настолько утонувшего в мире искусства и попытках отыскать ту самую идеальную красоту и выразить ее, что на все остальное ему просто плевать. Как он идет год за годом по городам, разрушая жизни людей, перемалывая их привычные миры, останавливая часы и ломая быт. Как он вызывает отвращение наравне с восхищением. Как страшна оказывается его смерть. Как спустя энное время его творчество начинают ценить, а люди меркантильно сокрушаться, что не успели задешево урвать его картин, когда автор нищим бродил по улицам и селам.

При всем своем отторгающем образе, Стриклендом и его смелостью в плане вот так взять и разрубить свою прежнюю жизнь и уйти в поиск идеального, нельзя не восхищаться на верхней ноте задержки дыхания. Но если подойти к вопросу исключительно в бытовой плоскости, каким бы гением ни был человек, если он не от мира сего, не знает рамок приличий и вообще тот еще фрукт, да будь он три раза да Винчи, ему хочется всыпать по пятое число. Не признающие концепт "так нельзя, потому что нельзя" люди, конечно, милаши и эксцентричны, но крови могут попить знатно. К ним может необъяснимо тянуть, их общества в силу вот этого самого дикого поведения серии "мне плевать, что вы там думаете, я хочу и буду делать так" даже ищешь в какой-то необъяснимый момент. Потому что твое повседневное это одно, а их вот странное творческое дикое - совсем иное. И с учетом того, что здесь и сейчас никто не знает, будет ли он велик и знаменит, этот вот курьезный товарищ, и проявится настоящая начинка тебя как человека. Чтобы если вдруг посмертно выгорит, быть честным с самим собой, а не рассказывать на каждом шагу, что знал, обожал, понимал и вообще сразу увидел, что перед тобой не бомж с замашками, а гений чистой воды.

Ну и тема любви, куда же без нее. Плотный слой романа - это рассуждения именно об этой тонкой материи в разрезе мужского и женского восприятия, попытка сравнить, вывести формулу привязанности, верности, желания и, собственно, того самого светлого чувства, о котором слагают стихи и пошлые анекдоты. Про женское восприятие, жертвенность, страсти и прочее в комплекте там, конечно, местами загнули, но без крайностей в таком вопросе никуда, что поделать.

Как итог - сложно рассказать внятно об этой книге, потому что в ней тысяча и один вопрос, тысяча и одно рассуждение + пачка жизней, стран и сломанных веточек судеб, которые в один прекрасный момент пошли по другой тропинке. Истовая классика жанра, которую, бесспорно, стоит прочесть.

«Гений и злодейство – вещи несовместные», утверждал Александр Сергеевич Пушкин. Вовсе нет, отвечает ему Моэм. Больше того, злодейства гения вполне объяснимы и даже закономерны. Он настолько погружен в себя, настолько занят тем делом, которому служит, что на других людей у него нет ни времени, ни сил. А главное злодейство проистекает именно из этого – равнодушия. «Бойтесь равнодушных, только с их молчаливого согласия совершаются все предательства и убийства на планете».
В наше время Стрикленда несомненно сочли бы психопатом, то есть человеком, неспособным чувствовать чужую боль. Не то чтобы он намеренно хочет привести в ярость и отчаяние жену, бросая её без средств к существованию после многих лет вполне успешной жизни. Не то чтобы он хочет разбить чужую семью и довести барышню до самоубийства. Не то чтобы… Ряд можно множить, сути это не меняет. Стрикленду абсолютно плевать на людей. И картины он пишет ни на секунду ни ради них (а также не ради денег и призвания). Он, как справедливо утверждает повествователь, одержим. Красотой ли, искусством ли, итог один – среди людей ему нет места.
Забавно, но Стрикленд – это доведение до логического завершения образа Ларри из «Острия бритвы» (хотя «Острие» и написано двадцать пять лет спустя). Идея абсолютной свободы, независимости от общественного мнения, Моэма волновала всю жизнь. Как всю жизнь волновали его человеческие страсти – неслучайно первый крупный его роман называется «Бремя страстей человеческих».
Что же касается искусства, то тут Моэм далёк от оптимизма. Много ли людей могут реально почувствовать и оценить гениальность Стрикленда? Десятки? Единицы? Остальным расскажут, что он велик, и они поверят.

Сомерсет Моэм - настоящий Мастер, не поспоришь.
Мастер с легким слогом, увлекательным сюжетом, тонкими описаниями природы, как окружающей нас, так и нашей собственной, истинно английской иронией и афористичностью, тем самым особым качеством, которое я так ценю в писателях, тем редким умением уложить в одно простое изящное предложение то, что я могу растянуть на два-три сложных. Не перестаю восхищаться тому, как книги, интересные и сами по себе, просто рассыпаются на бесконечно прекрасные, точные, спорные, но в любом случае цепляющие цитаты. И забавно в который раз встречать "повторы" в литературе (все-таки насколько круг тем и даже их словесное выражение ограничены): один фрагмент чертовски напомнил "Свободное падение" Уильяма Голдинга.

Правда, к манере Моэма у меня есть и маленькие претензии (к вопросу о личных вкусах): мне не сильно нравится прием "описываю реально произошедшие события с моими знакомыми" (при том, что эти события ни черта не реальные). Конечно, можно сделать скидку на то, что у этой-то истории есть реальный прототип, но.. Это обедняет произведение, о чем пишет и сам автор: "Если бы я писал роман, а не просто перечислял известные мне факты из жизни незаурядного человека, я бы придумал уйму всевозможных объяснений для этого душевного переворота".
А еще у Моэма есть привычка выделять в своих героях одну-две яркие черты внешности и носиться с ними на протяжении всего романа. Вот у Ларри из "Острия бритвы" была дивная ласковая улыбка, а у Стрикленда - чувственные губы и сардоническая усмешка. Откровенно говоря, немного утомляет.

Тем не менее, я бы, возможно, поставила книге положительную оценку, если бы не омерзительный образ героя-художника Стрикленда (=Гогена).
Ну кто, скажите на милость, придумал, что гениям нужно все и вся прощать? Великая картина, книга, открытие еще не дают право вести себя как последняя сволочь. Отказываешь от комфорта - твое право, видишь прекрасное там, где другие морщатся, - наслаждайся этим даром, но зачем ранить и унижать людей, которые тебя окружают? Этого я никогда не пойму. Можно тысячу и один раз объявлять общепринятые нормы этикета ложью, за которой мы прячем реальные чувства, но эта самая ложь делает нашу жизнь много приятнее. Я не хочу, чтобы на меня обрушивали немотивированную злость, грубость, агрессию. Жить в мире Стриклендов я бы не хотела, будь они хоть сто раз гениальны (и это, кстати, при всей моей любви к импрессионистам и постимпрессионистам).
Моэм говорит, что Стрикленд был плохой человек, но и великий тоже. Я бы поменяла акценты.

Спасибо renatar и флэшмобу-2011.