Голос звучал приятно – и абсолютно бесстрастно. Каждое движение Хидэо было частью танца – танца, не прерывавшегося даже в те мгновения, когда тело его застывало неподвижно, отдыхало. В ниндзя чувствовалась мощь туго сжатой стальной пружины и одновременно открытая, бесхитростная простота, даже смирение.