Аннотация

Михаил Холодняк – человек года по версии журнала GQ, человек, благодаря которому паранормальное вновь стало популярным – занимается поиском пропавших людей. Однажды ему поступает новый заказ – разыскать виновного в двойном убийстве, случившемся тринадцать лет назад. Сможет ли он найти убийцу? Или убийца найдёт его?

1

Свет фонарей подгоняемый ветром плыл по мокрому асфальту. Синие и красные проблесковые маячки на крышах автомобилей выглядели отражением праздничных гирлянд. Моросящий дождь вновь превратился в ливень, и поверхность луж покрылась пузырями. Вода неслась вдоль тротуаров нескончаемым потоком.

Узкую дорогу перекрыла машина ДПС. Сотрудник ГИБДД в ярком дождевике со светоотражающими полосками выставлял переносной знак запрещающий проезд. Еще один, размахивая жезлом, просил водителей подъезжающих автомобилей разворачиваться.

– Давай обратно! – крикнул он усатому толстяку, высунувшемуся из кабины грузового фургона. Вместе с тяжелой вонью из прокуренного салона в насыщенный влагой воздух вырвались звуки шансона.

– Все живы? – спросил водитель, увидев машины скорой помощи.

Одна из них стояла на газоне и за ней тянулась длинная борозда жирной грязи, оставленная заблокированными колесами. Ствол огромного дерева упал на крышу. Возле распахнутых дверей два санитара в неуклюжих куртках суетливо разворачивали носилки.

– Сомневаюсь, – ответил полицейский.

Мужчина вздохнул, закрыл окно и развернул свой грузовичок. Когда он в последний раз на прощанье моргнул красными огоньками, притормаживая перед поворотом, раздался крик одного из санитаров:

– Андрюха, этот‑то живой!

– Только не говори мне, что из всех выжил один чокнутый придурок?

– Вот, черт! Ну и верь после этого в бога.

– Он забирает лучших. Его не интересуют грешники. Тем более всякое отребье вроде извращенцев и маньяков.

2

Близился полдень. Осеннее солнце, утром теплое и пушистое как сонный котенок, незаметно превратилось в жалящего скорпиона. Оно отражалось в затемненных стеклах элитных магазинов. Мраморные фасады помпезных зданий блестели в его лучах. Подчеркнутый и высвеченный им столичный китч надменно выплевал вам в лицо доказательства своего превосходства над вами, – превосходства во всем, но в первую очередь в деньгах и богатстве.

Под вывеской «Дом Книги «Москва», недавно переработанной чтобы лучше соответствовать новой моде на советский ампир, стоял мужчина в плотной черной рубашке и вытертых джинсах. Волосы за ушами взмокли от пота, тонкий ручеек стекал по шее под расстёгнутым воротником. Молодой человек рассматривал рекламный постер в витрине позади стопки из журналов GQ. Он перечитал крупный текст над собственной фотографией (…

Человек Года: Михаил Холодняк

…) и его губы растянулись в легком намеке на улыбку.

На фото он развалился в кресле, небрежно закинув ногу на ногу и широко улыбаясь. Пиджак из шерсти с атласным воротником, рубашка из хлопка, галстук и торчащий из нагрудного кармана черно‑белый платок – все это должно было убедить окружающих, что перед ними типичный хозяин жизни. У него был настолько холеный и довольный вид, что подпись «Жизнь удалась» казалась более уместной, чем та, что была написана сейчас –паранормальное стало нормальным

Михаил держал в руках тот самый, последний, номер журнала GQ. Статья про него и его агентство по розыску пропавших людей была посередине. Он пролистал страницы и вновь пробежался по тексту, цепляясь взглядом за отдельные фразы и истории из его жизни. Особый акцент в статье был сделан на его работу с «Маша Рейнджерс» – волонтерской организацией, которая занималась поиском пропавшей девочки из Черноголовки – и между делом упоминалось взаимодействие с хакерской группировкой «Метатрон», которая помогла выкрасть доказательства с компьютера киднепера. Тот случай долго не сходил со страниц СМИ и не выходил из тредов соцсетей.

– Ну и каково проснуться популярным? – спросил сегодня утром Егор Игнатьев (один из участников “Метатрона” с которым он сблизился чуть больше, чем с остальными), позвонивший поздравить с выходом журнала. В тот раз, промычав что‑то неопределенное и нечленораздельное Михаил не нашелся что ответить, но сейчас, листая журнал, наконец, придумал ответ.

Это не популярность, это обычная известность, – следовало бы ответить ему. – Тем более что к реальности эта картинка имеет такое же отношение, как занятия спортом к стройности светских львиц и звезд шоу‑бизнеса.

Слава богу, его не узнавали на улицах, не подсаживались в кафе с вопросом «Скажите, это не вы нашли Машеньку из Черноголовки?», и не просили автографов. Он всегда чувствовал себя несколько не в своей тарелке при большом скоплении людей. Назойливое внимание с стороны чужаков пугало и настораживало. Он плохо помнил свое детство после аварии, в которую попал три года назад: вместо родителей и первых учителей его память населяли лишь безликие и размытые фигуры. И только один день накрепко остался в памяти – тот, казавшийся бесконечным, день, когда решался вопрос о его переводе в специализированную школу для детей с особенностями.

Врач, морщинистый старик, с пожелтевшими пальцами, от которого разило спертым сигаретным духом, задавал ему вопросы, но, казалось, совершенно не интересовался ответами. Он попросил собрать из кубиков конструктора дом, а потом сломал его и ухмыляясь посмотрел на Михаила.

Молоденькая медсестра в белом халате и с вышитыми на кармане красными нитками инициалами «ЛВ» протянула ему фломастеры и альбом для рисования. Лицо ее, к огромному сожалению, теперь спустя годы казалось каким‑то неопределенным. Но он отлично помнил выражение ее серых глаз. Именно из‑за них он доверился ей, и она стала первой, кому он рассказал о том, что способен находить пропавшие вещи и видеть будущее.

– Замечательно, – сказала она, когда узнала об этом. – Я потеряла свою любимую ручку, которую мне в прошлом году подарила младшая сестренка. Не мог бы ты сказать, куда я ее подевала?

Он взял ее за руку. Девушка напряглась. Она была готова выдернуть свою ладонь из его пальцев, но уже спустя мгновение расслабилась. Восхитительные добрые глаза закрылись.

Как всегда во время подключения к сознанию другого человека, его окутал густой и влажный дым, от которого запершило в горле и защипало глаза. Шкафы вдоль стены, стол, заваленный бумагами, над которыми склонился старый морщинистый врач, разбросанные по полу кубики – все окружавшие его предметы поблекли, потеряли форму и растаяли.

Он оказался совсем в другой гораздо меньшей по размеру комнате. Перед ним лежала раскрытая книга и толстая тетрадь со страницами, исписанными мелким аккуратным почерком. Глаза слипались. Слова и буквы слились в один непонятный узор, строчки текста переплелись как корни тропического леса. Он обессиленно откинулся на деревянную спинку старого офисного стула. Его рука свесилась с подлокотника, и необычная ручка в форме шприца бесшумно выпала из пальцев.

Дым заколыхался, будто потревоженный чьим‑то движением и медленно исчез. Реальный мир проступил сквозь него так же, как проступает изображение на погруженной в проявитель фотобумаге.

– Она под ножкой стола у вас в кабинете, – он отпустил руку медсестры, и та часто заморгала, растеряно озираясь и надеясь, что никто не заметил, как она заснула на работе.

Старик, зарывшийся в толстой кипе бумаг и заполняющий очередной бланки, услышал их разговор, посмотрел на Михаила и спросил:

– Очень интересно? А какое будущее ждет, например, меня.

– Вы умрете, – ответил мальчик.

Старик заржал отвратительным блеющим смехом и подклеил в толстую папку последний лист, на котором написал: «27 балов по шкале CARS – выраженность аутизма в пределах нормы