Памяти Мэри Пинчот Мейер

Только война с Россией есть война революционной Германии, война, в которой Германия может искупить грехи прошлого, обрести зрелость и освободиться, освободив других.

Маркс и Энгельс, 1848 г.

Потому что именно на востоке лежит наше будущее, и мы оттесним силу и влияние России за те границы, от которых, только благодаря слабости и разобщенности прежних времен, она сумела продвинуться так медленно и так уверенно, <…> чтобы работать на нашу погибель.

Император Франц-Иосиф

Я ненавижу славян. Я знаю, что это грех, <…> но просто не могу сдержаться.

Кайзер Вильгельм II

Мы завершим бесконечное стремление немцев на юг и на запад Европы и устремим свои взоры на восток. <…> Если говорить о новых территориях в Европе сегодня, можно иметь в виду только Россию и граничащие с ней вассальные государства.

Гитлер, 1924 г.

Предисловие

Во время сравнительно мирного периода, когда в открытых обществах Запада генералы автоматически считаются ошибающимися, и немецкие генералы в особенности, удобно обращаться к такой теме, как стремление Гитлера покорить Советский Союз. Здесь, по крайней мере, общественность Запада может согласиться, что таким общепризнанным монстрам в области государственной политики, как Гитлер и Сталин, возможно, несколько не хватало стратегических талантов. Хотя, конечно, было бы слишком смело ожидать аналогичного признания военной неполноценности политических героев Запада.

То, что Черчилль некогда именовал главными и решающими фронтами войны, обычно имело плохие отклики в прессе. В действительности люди чаще ненавидят войну за горькие истины, которые она обнажает, чем за ее слишком уж очевидное зло. Но в войне, как и в любом другом аспекте социальной жизни человека, некоторым армиям и некоторым генералам приходится выполнять грязную работу – наносить поражение главным силам противника и платить высокую цену за такие трудные победы человеческими жизнями и материальными ресурсами. Можно не сомневаться, что имена таких командиров – это скорее Грант, чем Шерман, Блюхер, чем Веллингтон, Жуков, чем Эйзенхауэр. Тем не менее неопровержимым остается тот факт, что во Второй мировой войне Восточный фронт был главным и решающим театром военных действий против немцев, театром, на котором, как и в 1914–1918 годах во Франции, был переломлен хребет немецкой армии.

Помимо рассмотрения причин и развала бесславного крестового похода Гитлера на Советский Союз, автор затрагивает и два известных провала коалиции союзников против нацистской Германии: катастрофический советский отход к изоляционизму 1939–1941 годов и тесно связанную с ним тему сравнительного бессилия Запада в сухопутной войне до 1944 года. И хотя повествование не претендует на исчерпывающую полноту в части исходных данных, особенно с советской стороны, материалов, касающихся периода после завершения великой Сталинградской кампании в 1943 году, еще меньше у всех воюющих сторон. Поэтому предлагаемая читателю оценка великой стратегии завершается окончательным крахом попытки Гитлера покорить Советский Союз в феврале 1943 года.

Автор хотел бы выразить свою бесконечную признательность за помощь в работе сотрудникам исторических подразделений кабинета министров в Лондоне и Государственного департамента в Вашингтоне, национальных архивов и, в особенности, ведомства военной истории американской армии. Я также благодарен ученым, которые нашли время прочитать мою рукопись и высказать критические замечания, выказав рвение и преданность делу, которые могут объясняться только исключительной важностью темы.

Т. X.

Глава 1
СТРАСТНАЯ ДРУЖБА
1918 г. – 3 сентября 1939 г.

Фашизм одерживает победу за победой и находит свою главную поддержку… в сталинизме. Страшные военные опасности стучат во все двери Советского Союза, и Сталин выбрал этот момент, чтобы разрушить армию и раздавить нацию.

Троцкий, 1938 г.

Англо-французская буржуазия ставит нам западню: идите-ка, любезные, воевать теперь, мы от этого великолепно выиграем. Германцы вас ограбят, «заработают» на востоке, дешевле уступят на западе, а кстати, и советская власть полетит. Воюйте, любезные «союзные» большевики, мы вам поможем.

Ленин, 1918 г.

Вы знаете, что я как странник, который должен пересечь бездну по острию ножа. Но я должен, я просто должен.

Гитлер, сентябрь 1939 г.

Таким образом, факт заключения договора с Россией воплощает в себе объявление следующей войны. Ее исходом станет конец Германии.

Гитлер, 1924 г.

В 1915 году, впечатляющем году первых немецких побед Первой мировой войны в Польше, генерал Ганс фон Зеект, словно используя язык будущего фюрера, писал: «Сепаратный мир с Францией и Бельгией на основе status quo. Затем все наземные силы против России. Покорение двадцати тысяч километров, изгнание населения, кроме, конечно, немцев… У нас есть силы сделать это, и мы втянуты в ситуацию, которая в части крови и разрушений оставит Völkerwanderung^[1] далеко позади, поэтому давайте и вести себя по обычаям периода Völkerwanderung».

Пятью годами (изрядно поспособствовавшими исчезновению всяческих иллюзий) позже Зект, теперь руководитель военного управления – тайного преемника немецкого Генерального штаба, запрещенного Версальским договором, писал: «Только в тесном сотрудничестве с великой Россией у Германии есть шанс восстановить свое положение как мировой державы… При этом не имеет значения, нравится нам или не нравится новая Россия. Наша политика должна быть одинаковой по отношению к царской России или государству под управлением Колчака или Деникина». А в 1922 году в официальном меморандуме немецкого канцлера Зект провел свою новую и более сдержанную точку зрения, объявив: «Восстановление широкой общей границы между Россией и Германией есть предварительное условие обретения заново сил обеих стран. Россия и Германия в границах 1914 года! Это должно стать основой достижения понимания между двумя странами». Четвертый раздел Польши теперь стал кульминацией имперских мечтаний все еще слабой Германии, и при этих условиях традиционное прусское дружелюбие по отношению к своему великому восточному славянскому соседу автоматически подтверждалось заново.

Лидеры нового большевистского режима в России определенно не испытывали особых иллюзий по поводу столь радикального сдвига в немецкой политике. Когда весной 1918 года генералы Макс Хоффман и Эрих Людендорф навязали грабительские условия Брест-Литовского мира, лишив Советскую Россию почти половины ее производственных ресурсов, Ленин сдержал яростный протест против таких условий в рядах его собственной большевистской партии, заявив: «Политика революционной фразы должна быть кончена… Армия изнемогла, армия жаждет мира, на фронте идет стихийная демобилизация. Нужна передышка, нужен отдых для подъема масс». При этом Ленин признавал, что мирная передышка, скорее всего, будет короткой и необходимо готовиться к борьбе. С таким же реализмом тремя годами позже, в декабре 1920 года, Ленин сделал вывод, что Германии нужна месть, а России необходима революция. Пока цели совпадают. Когда же пути разойдутся, немцы станут самыми яростными и непримиримыми врагами русских. А что именно поднимется на руинах Европы, германское господство или коммунистическая федерация, покажет время.

Если после 1918 года Дэвид Ллойд Джордж больше всего боялся, что «страстная дружба» Германии и России даст большевикам средства к достижению мирового господства, Ленина в то время заботило, что благодаря молчаливому пониманию западные державы предпримут совместное с Германией предприятие против пока еще непрочного Советского государства. Конечно, ярому противнику большевизма генералу фон дер Гольцу потребовалось удручающе много времени, чтобы отказаться от немецкого контроля за балтийскими государствами после поражения Германии в 1918 году, и влиятельные фигуры во Франции и Германии, такие как маршал Фердинанд Фош и генерал Макс Хоффман, выступили за совместное предприятие против того, что они, как и Уинстон Черчилль, в то время британский госсекретарь, считали коммунистической чумой на востоке. Однако мы видели, что послевоенная политика фон Зекта отбросила стремления романтиков правого крыла немецкой армии, таких как фон дер Гольц, и что именно в сотрудничестве со своим собратом по несчастью – такой же жертвой Версальского договора – СССР Зект видел возрождение силы Германии за счет Польши.

После завершения русско-польской войны в марте 1921 года Ленин официально обратился к немецкой армии за помощью в реорганизации и модернизации Красной армии. Зект оперативно создал организацию в рамках немецкого военного министерства, которая занималась разработкой программы обучения и промышленного производства для немецкой армии в России. Начиная с 1922 года и до прихода Гитлера к власти немцы обучали красноармейцев использовать танки, отравляющие газы и самолеты и в процессе этого разрабатывали более современную материальную часть для себя, причем на советской территории, вдали от глаз вездесущих версальских инспекторов. До 1931 года немецкий военный атташе в Москве полковник Эрнст Кестринг мог докладывать домой, что «наши взгляды и методы проходят через их взгляды, как красная нить».

В мае 1933 года, через несколько месяцев после назначения Гитлера рейхсканцлером, в Москву прибыла делегация высокопоставленных чинов немецкой армии. Ее приветствовал советский комиссар обороны Клим Ворошилов, высказавший надежду, что узы, связывающие армию Германии и Красную армию, останутся нерушимыми. Однако по приказу Гитлера летом и осенью 1933 года советско-германское военное сотрудничество прекратилось, и, к нескрываемому сожалению Ворошилова и его заместителя, генерала М.Н. Тухачевского, все немецкие базы на территории СССР были ликвидированы.

В марте 1933 года генерал Тухачевский не умерил своих стараний, выразив благодарность немецкой армии за «решающую» помощь Красной армии. Годом позже на традиционном банкете в честь годовщины Октябрьской революции пылкий нацист, военный министр Вернер фон Бломберг в последний раз произнес тост за Красную армию. Договор de facto^[2] Веймарской республики и России был наконец прекращен, и, несмотря на предостережения Верховного командования немецкой армии, гитлеровский рейх стал на фатальный путь Второго рейха, по которому он следовал после увольнения Бисмарка в 1890 году.

Осенью 1936 года отношения между нацистской Германией и Советским Союзом достигли самой низкой точки за весь межвоенный период. На съезде нацистской партии в Нюрнберге 12 сентября 1936 года Гитлер заявил: «Если бы мы имели в своем распоряжении неисчислимые богатства и природные ресурсы Уральских гор, а также бескрайние плодородные равнины Украины, <…> под руководством нацистской партии наш немецкий народ купался бы в изобилии». Пятью днями позже маршал Ворошилов в Киеве заверил украинцев, что Красная армия будет готова в любом месте и в любое время, когда ему вздумается обратить свои безумные атаки на советскую территорию.

В действительности советский режим был куда менее уверен в своей способности противостоять быстро растущему могуществу нацистского рейха, несмотря на утроение производства танков и самолетов за период 1934–1937 годов и почти такое же увеличение выпуска артиллерийских орудий и винтовок. Как заявил в своей речи в Академии вермахта в 1937 году немецкий посол в России граф Фридрих фон дер Шуленбург, в основе советской политики лежат два убеждения: первое – что поражение царской России в Первой мировой войне стало следствием отсутствия соответствующей военной промышленности, второе – что русские и уважают, и боятся «вселяющего страх могущества немецкого народа». Далее Шуленбург предупредил, что сомневается в способности идущих чисток советского Верховного командования нанести ущерб военной мощи русских надолго, хотя, конечно, они временно ослабят СССР.