чувствовала себя совершенно измотанной. Фелипе ничего не ел и не пил, но он все еще цеплялся за жизнь. Симоне было больно слушать, как хрипело у него в груди. Девушка держала деда за руку, когда ей казалось, что он ее слышал, и вытирала его лицо, когда он метался в бреду. Его беспокойство усиливалось. Он теребил край одеяла, бормоча что-то, чего Симона не понимала. Взяв его за руку, она ласково укорила старика:
– Ты замерз, Abuelo. Спрячь руки под одеяло.
Одна из сиделок отвела ее в сторону, когда Фелипе уснул и Симона встала размять ноги.
– Это признак конца, – сказала женщина. – Его кровообращение замедляется, все его тело постепенно выключается.
– Но почему так долго? – всхлипнула Симона. Она не хотела, чтобы ее дед умирал, но еще меньше ей хотелось, чтобы он страдал. – Почему он так беспокоится? Он хотел тихо умереть во сне, почему он так мечется?
Сиделка сочувственно тронула ее руку:
– Иногда живые не хотят отпускать тех, кому пора уйти. А иногда люди сами не могут уйти, потому что не закончили какое-то дело. Есть что-то, о чем он может волноваться, вы не знаете? Что-то, что он не завершил?
Симона покачала головой:
– Он хотел снова встретиться с Марией.
– Ничего другого, чего бы он мог ждать?
Девушка со вздохом закрыла глаза. Было кое-что, чего Фелипе хотел. Но она не могла исполнить его желание. Неделю назад у нее начались месячные, так что те страстные объятия с Алесандером под сенью винограда не продолжились беременностью. Симона не удосужилась сказать ему об этом, а он не спрашивал, потому что не следил за датами или потому что ему было все равно, она не знала. Может, потому, что поверил, когда она сказала, что все будет в порядке. Или потому, что его волновала только земля, и каждый день приближал его к цели. Как бы то ни было, Алесандер явно не хотел об этом знать.
И если подумать, Фелипе тоже незачем было об этом знать. Закусив губу, Симона взглянула на него, прикованного к постели, едва в сознании. Что изменит еще одна ложь? Крошечная неправда в числе других? Ничего, решила Симона, глядя, как скрюченные пальцы теребят одеяло. Она села на край кровати Фелипе, взяла его холодную руку в свои и легко сжала:
– Abuelo, это Симона.
Одна из сиделок позвонила Алесандеру, предупредила, что осталось недолго. Он сомневался, стоит ли ему там присутствовать. Последние дни Симона жила в коттедже, и Алесандер не появлялся ей на глаза. После последнего их разговора он не был уверен, что она вообще захочет его видеть.
Но он не мог остаться в стороне. Она скоро уедет. Со смертью Фелипе у нее не будет причин оставаться. Она соберет вещи, уедет в Мельбурн, и Алесандер вряд ли увидит ее снова. Он хотел встретиться с ней до того, как это случится. Кроме того, она должна вот-вот потерять единственного родного человека. Кто-то должен был находиться рядом с ней. Алесандер хотел быть рядом. Он хотел, чтобы Симона знала, что он рядом, даже если ей все равно.
Когда он шагнул через порог коттеджа