«Когда мы начали встречаться, у меня были принципы. Разные взгляды и представления о совместной жизни. Что люди не должны ссать на того, кого любят, что не должны спать со всеми подряд, пока другой в подвешенном состоянии ждёт. Анальный секс был мне противен, мне не нравилось делать минет, и когда я ему говорила, что никогда не буду всего этого делать, его это как будто заводило. После того, как мы начали жить вместе, он сказал, что с самого начала знал, что изменит меня, что я буду с ним в одной команде»
На первый взгляд возлюбленный Лильи прекрасен и снаружи, и изнутри: статен, красив, начитан, знаток постструктурализма и древних языков, убеждённый вегетарианец. Проблема лишь в том, что он мудак, и это не лечится. Прикрываясь тяжёлым детством в компании жестокого отца, мужчина манипулирует своей возлюбленной, постепенно доводя её до эмоционального опустошения. Уровень шума от тревожных звоночков и рябь в глазах от красных флажков превышают все допустимые нормы, однако девушка считает, что проблема в ней.
«Магма» хоть и не претендует на автобиографичность, охотно использует приёмы, полюбившиеся автофикшну: искренность и подлинность переживаний не вызывают сомнений. С помощью повествования от первого лица, Торе Хьерлейвсдоттир удаётся перенести читателя не только в голову своей героини, но и под кожу. Роман наполнен физическими ощущениями боли и страдания, главное из которых – жжение. От ссадин, слёз, от горячей магмы, которая заполняет вены и через грубые порезы изливается на кожу после очередного превращения принципов в ничего незначащие слова. Все границы личного или допустимого не столько постепенно стираются, сколько одномоментно уничтожаются разрушительной силой токсичных отношений.
Как ни странно, надрыву Лильи, что скрывается за её словами, почти не находится места в самом нарративе. «Магма» написана так, словно бы перед нами не хроника разрушения личности, а девичий дневничок, в котором с лёгкой иронией описываются всякие ничего не значащие глупости, типа очередной ссоры с родителями или вечеринки в компании школьных друзей. Этот контраст между текстом и подтекстом, реальностью объективной и той, что Лилья пытается нормализовать через текст, объясняя и оправдывая свершаемое над ней насилие, одновременно раскрывает механизмы работы газлайтинга и демонстрирует общепринятые нормы разговора о психологическом насилии.