Глава 1

«Верни, что осталось от цветов,

потому что теперь они пахнут не только розами, но и тобой».

Филострат (XLVI, 8-9)

Флидабург утопал в лепестках и закатном солнце. Столица праздновала День благодарения за урожай. Крыши домов золотились венцами из осенних листьев, а стены – гирляндами из раскрашенных шишек, которые весь месяц мастерила городская ребятня. На балкончиках каждого дома покачивались георгины, под окнами, в небольших цветниках, пестрели флоксы. Особыми сочными пятнами на улицах были лавки с пирамидами тыкв – самых разных форм и размеров – навесы которых, как и все перила города, украшали яркие ленты. Над всей этой праздничной кутерьмой – что сплетала друг с другом все сословия – раскинулись бравые флаги оборотней на башне заброшенной ратуши.

Старое, еще деревянное, здание много лет как было заколочено, но в редкие пиршества оно украшалось потрепанными временем полотнами. Символика старых семей развевалась над городом, сплачивая в целом разрозненное братство оборотней. Давно уж семей тех в живых не было. Три сотни лет, как не правили, но народ помнил и флаги над ратушей вывешивал. Правящему сословию хоть это не нравилось, терпели. Все-таки несколько раз в год можно и закрыть глаза на торжество старой культуры. Потому, возможно, оборотни к магам относились не как к узурпаторам, а те в свою очередь никого за культ Зверя не трогали и веру свою не насаждали. Мирно было в королевстве. Спокойно.

Вот и теперь праздновали горожане, созвав на главную площадь музыкантов, сказочников и заезжих жонглеров с факирами. Как раз за этими факирами из особняка из белого мрамора, наблюдала маленькая Грета, которую не пустили на представление.

Верховная жрица Вилма ногой топнула: “Чтобы моя дочь на нечестивом празднике веселилась? Не бывать этому!” И сколько бы девочка ни уговаривала, грозная колдунья не поддавалась. А ведь Грете так хотелось на праздник. Прежде она факиров не видела, а из комнаты сцена за кронами деревьев пряталась – толком не разглядеть.

Вдруг она услышала щелчок, словно камешек о витраж стукнулся. Обернулась, а там мальчишка за оконцем во двор. Друг ее. Частенько к ней через окно захаживал. А что с него взять? Кот, он и есть кот.

Поспешила Грета к гостю, витраж отворила быстренько и спрашивает:

– Верн? Ты что тут забыл?

– Я за тобой, – мальчишка заглянул в комнату и взял ее за руку. – Пойдем, сейчас стемнеет, и начало пропустим.

– Ты что? Мне нельзя.

– Подумаешь… Давай забирайся. Я лестницу взял.

Грета выглянула и действительно увидела веревочную лестницу, что, к ее удивлению, вела не вниз, а на крышу.

– Что ты задумал? Я не полезу.

– Ну, хочешь, на спине отнесу, – обиделся Верн.

– Ты мне лучше скажи, зачем мне туда. Родительский наказ нарушать?

– Там красиво, – улыбнулся он искренне и потянул ее за руку. – Пойдем. Даже если упадешь, я поймаю.

– Тоже мне, – фыркнула Грета, а сама на карниз вылезла.

– Не веришь? Я же оборотень. Быстрее всех на свете.

– Ты котенок, – ухмыльнулась Грета и зацепилась за лестницу. – Не дорос еще герцогинь ловить.

Грета и в самом деле была герцогиней и очень этим гордилась. По праву рождения мало кто мог так зваться. Да и единственная она сейчас во всем королевстве. Последняя в роду великих магов. Ни братьями, ни сестрами боги не одарили, потому так вышло, что титул только она наследовать может. А Верн? Из купцов зажиточных. К слову сказать, оборотни торговлей очень ловко занимались, как предки заповедовали.

Флидабург много веков назад на пересечении торговых путей выстроили, отлично дела их пошли. Город-коммуна процветал и славился. В те дни в ратуше все вопросы решались, главные семьи наравне проблемы обсуждали. А потом пришли маги. Великая сила, с которой мирное по большей части купечество не справилось. Хотя предки Греты особой кровожадностью тоже не славились, потому – после непродолжительной войны – как-то все урегулировалось. Маги объединили земли, сделали Флидабург столицей, осторожно правили, позволяя оборотням жить практически так же, как и прежде. Налоги только платить и с вельможами не бодаться. Вот и старые песни горланить разрешали, хотя жрицы в храме каждый пир молились с таким усердием, будто это не песни о сборе урожая, жизни ремесленника и тому подобное, а призыв Зверя.

Грета вылезла на крутую крышу и чуть было не скатилась вниз. Поймал ее Верн, который, несмотря на свой – вполне обычный для одиннадцатилетнего мальчишки – размер, силой обладал немереной. Звериная кровь всегда даровала непревзойденную мощь и скорость, а что уж говорить про облик зверя. Даже в таком возрасте, когда Верн был всего лишь котенком, ничто не помешало бы ему в облике зверя переломить хребет лошади. На что способны взрослые оборотни, Грета старалась не думать. Кстати, котенком он был на самом деле. Только большим и со слегка необычными пропорциями. А еще Верн был трехцветным. И как Грета гордилась тем, что она родилась герцогиней, так молодой оборотень хвалился своей пятнистой шкурой. А все дело в том, что по верованию оборотней, “трехцветные” – обладатели великой судьбы. Ничто не могло убедить Верна, что он просто сын купца. Он жаждал свою “великую судьбу” и ждал, когда его выберет Зверь. Порой он пускался так удивительно фантазировать, что Грета то заливалась хохотом, то смотрела во все глаза, искренне веря его глупым ожиданиям.

Верн перекинул девочку через плечо и прыгнул на небольшую башенку, с которой открывался вид почти на весь город. Грета, кстати, совсем не возмущалась таким его поведением. Они дружили, сколько она себя помнила, а потому привыкла, что встречаясь с препятствиями, он перетаскивает ее, словно куклу. Поставил и широко улыбнулся. Верн вообще широко улыбался. Уже в малом возрасте среди других мальчишек он выделялся широким подбородком с ямочкой и ямочками на щеках; это делало его таким очаровательным, что Грета порой глаз не могла отвести и думала: если существует где-то взаправдашний принц из старых сказок, то он наверняка походит на Верна.

– Смотри, что у меня тут есть, – сказал оборотень и достал спрятанную ранее огромную корзину с фруктами.

– Ой, котик! – Грета всегда называла его “котик”, когда он делал ей сюрпризы. – Там же настоящий арбуз! Где ты его раздобыл?

– Эй, уже забыла, кто я?

Грета покачала головой, а он отрезал ей кусочек и стал методично выковыривать ножом косточки.

– Помню, что герцогини не плюются.

– Прекрати эту глупость, – засмеялась Грета и отобрала сахарный ломтик.

Она подвела ладонь к арбузу, и семечки, словно живые, выползли, поднялись в воздух, а затем упали за край башенки.

– Ты так раньше не умела.

– Я же расту, – довольно улыбнулась Грета.

– А что еще из нового можешь?

Грета подошла к краю башенки и посмотрела на площадь. Ночь сгущалась над Флидабургом, гуляние усилилось, сменив поздравительные возгласы и восхваляющие землю песни на необузданные танцы. На сцене началось представление, но ей опять было почти ничего не видно: густой туман осел на столицу, размывая все краски пиршества. Грета взмахнула руками и стала молиться. Никогда еще не пробовала силу на такой материи, но почему бы не похвастаться перед не отводящим от нее взгляда мальчишкой? Марево поддалось и сгинуло с города, а Верн глядел с неимоверным обожанием.

– Какая ты сильная, Грета, – он прыгнул на парапет и обратился.

Сидел теперь перед ней длинноногий котенок, лохматый и удивительно пятнистый. Грета забралась к нему, чтобы спрятаться от разгулявшегося по ее вине ветра. Он всегда ее укрывал, об этом они еще пару лет назад договорились: оборотню ведь нет никакого дела до непогоды, а девятилетняя девочка вполне могла простудиться.

На площади бушевали факиры. Это было так красиво в наступившей темноте, и Грета даже порадовалась, что ее не пустили на праздник. Сидит теперь, с самого лучшего места за всем наблюдает.

Она грызла фрукты и восторгалась представлением, а Верн все больше погружался в свои мысли.

– Грета, – вдруг сказал он, – когда мы вырастем, я хочу на тебе жениться.

От такого заявления она чуть с парапета не свалилась, хорошо, Верн вернулся в человека мгновенно и к себе притянул.

– Ну, ты даешь, – рассмеялась Грета и слезла с опасного места. – Вот так пошутил.

– Я не шутил, – строго сказал Верн.

– Дуралей, значит, – она отряхнула платье. – Я никогда не выйду за тебя замуж. Ты мне не ровня.

– Так, значит, – разозлился Верн.

– Ну чего ты? Ну не ворчи, – попыталась обнять его Грета. – Я ведь герцогиня. А у тебя ни земли, ни титула. Отец никогда не одобрит такой брак. Я ведь одна у него. Преемница великой династии, – она села на холодный мрамор, и Верн тут же свернулся у ее ног, чтобы его сокровище не мерзло. – Если бы для меня нашелся подходящий жених, отец уже давно выдал меня замуж. Только вот единственная соответствующая мне партия – наследный принц. А ты знаешь, что у короля нет наследника. Может, когда-нибудь родится. Если так, буду нянчить своего мужа в колыбели, кормить с ложечки и учить держаться в седле.

Грета улыбнулась из-за нелепости представляемой ей картины, а Верн все больше злился. Это хорошо, что сейчас он был котом, не хотелось, чтобы она видела все его эмоции.

– Я вообще-то тоже принц, хоть и без титула. Да и династия моя подревней вашей будет, – буркнул Верн, и это было правдой.

Может, оттого герцог и терпел рядом со своей дочерью малолетнего сына торговца. Даже тепло к нему относился, позволял называть “дядюшка Хэйвуд”, учил военному делу и прочим вещам, доступным лишь знати. К отцу Верна герцог тоже хорошо относился. Они не были друзьями, но с самым богатым оборотнем столицы могли часами беседовать. Из-за таких вот бесед Верн еще четырехлетним мальчишкой познакомился с крошечным светловолосым ангелочком, который и ходил-то с трудом, путаясь в кружевах и оберегах религиозной матери. Но как только розовощекая герцогиня посмотрела на Верна своими бирюзовыми глазками, принц оборотней привязался к ней всем сердцем.

А почему он принц? Правящие семьи еще три сотни лет назад были уничтожены, но все же под корень вырезать их не стали. Самых бедных и безобидных в живых оставили. Конечно же, периодически мятежи вспыхивали, маги их успешно гасили, заодно вычищая столицу от последних ростков бывших правителей. Вот и пропали они все. Затерялись во времени. Одна семья Верна осталась. Как и Грета, ребенком он был единственным, а потому чистый принц, хоть произносить вслух такое строго-настрого запрещалось.

– А титула и земли у тебя все равно нет.

– Если бы не идиотский запрет на покупку земель не вельможами, моя семья уже скупила бы половину королевства, – оскалился Верн. – Но я знаю, как заполучу титул.

Грета посмотрела на него удивленно.

– И как же?

– Я стану рыцарем, – гордо заявил кот, а девочка рассмеялась. – Эй, не надо так. Уже летом пойду в оруженосцы, потом в рыцари, послужу королю, получу славу и титул. Все просто. Осталось только дождаться, чтобы меня выбрал мой зверь.

– Как думаешь, кто тебя выберет? – спросила серьезно Грета.

Верн раздраженно махнул хвостом. Оборотни не сразу получали свое обличие. Можно было лишь предугадать, в кого человек будет превращаться в течение жизни. Например, Верн был котенком. Скорее всего, его выберет священный дух кота. Но какого? Об этом он узнает только на обряде посвящения. Больше всего Верн боялся, что станет рысью. Нет, он любил рысей. Просто все оборотни-коты в столице были рысями. Исключение – старик Фредрик, которого отчего-то выбрал дух Пумы. Верн же верил, что он особенный, что его ждет слава, что знамя его будет нагонять на врагов ужас, а трубадуры будут слагать баллады о подвигах. Но кто Верна выберет, от него не зависело.

– Я боюсь за тебя, – сказала Грета. – Оруженосцем быть гораздо опасней, чем рыцарем. Их же постоянно из лука расстреливают, чтобы своему лорду помочь не могли.

– Ага. Я уже думал об этом.

– И что придумал?

– Напишу на спине: “Кто возьмет меня в плен, получит сотню серебряных флид”. А кто будет убивать курицу, что несет золотые яйца?

Грета рассмеялась и стала трепать его пышную почти что гриву.

– Пойдем по домам, Верн. Ко мне скоро нянюшка зайдет, да и тебе прилетит, если родители узнают, что со мной был.

– Не узнают. Нет их дома сегодня. Сказали, что вернутся утром.

По какой-то неведомой причине оборотни семьи Стейнмунн не терпели их дружбы. Не то чтобы запрещали, нет. Просто ограничивали. И случилось это совсем недавно. Еще полгода назад Грета и Верн могли гулять по столице весь день, а иногда девочку даже брали за город, посмотреть, как ведет дела купечество. Потом резко запретили детям общаться более чем раз в неделю и, желательно, при взрослых. Сейчас Грета размышляла, а не сказал ли он родителям о своих дерзких планах на ее руку? Хотя, зная Верна, была уверена, что нет. Никогда не трепался о своих намерениях, он бы и Грете не сказал, если бы не хотел заручиться ее согласием.

“Это что же получается? Я ему отказала? Еще и посмеялась, – вдруг осознала Грета. – А хотела бы я за него замуж?”

Она посмотрела на Верна внимательно. Впервые, пожалуй, выглядывая в нем не просто друга.

– Верн, ты можешь стать человеком? – попросила Грета, и оборотень послушался.

Сел рядом и, сняв шерстяную накидку, надел на девочку, все еще переживая, что та без его опеки замерзнет. А Грета смотрела на своего обожателя и думала, что из него, без шуток, получился бы благородный рыцарь. Сложен хорошо, про силу и говорить нечего. Образован, разбирается в роскоши, ни в чем придворным не уступает. Вот и волосы его пшеничные блестят в лунном свете, как в сказках описывают. Глаза зеленые, правда, в книжках синие чаще упоминаются.

“Ах, как бы Верну пошли доспехи! И герб бы он себе придумал стоящий. Не кота. Банально это. Выбрал бы светлое что-то, такое же доброе и статное, как он сам”.

– О чем ты там думаешь?

– Из тебя получится прекрасный рыцарь, – улыбнулась Грета, и Верн был так счастлив, что не удержался и обнял ее со всей силы. – Эй, ты что? Пусти.

– Извини, – он хват ослабил, но не отпустил. – Я буду посвящать тебе каждый подвиг и каждый выигранный турнир тоже. Ты ведь будешь моей дамой сердца? Это можно и без земель, и без титула.

– Буду.

– Тогда я выберу для герба триллиумы, – мечтательно улыбнулся Верн, а Грета испугалась.

Изображать на гербе цветы ее фамилии было слишком. Даже для невинного поклонения рыцаря. Ее отцу это точно не понравится. А мать вообще может посчитать за оскорбление.

Всем известно, что верховная жрица крайне противоречиво относилась к оборотням. Как и к простым людям, она не имела на них зла и в целом готова была оказывать помощь, лечить, учить и, насколько позволяли правила, наставлять на путь истинный. Вот с путем как раз и были сложности.

Если люди без магии легко обратились в многобожие, оборотни держались за свой культ крепко. А королевская семья, к изумлению жриц, на переход в веру не настаивала. Так и остался в столице нечестивый народ со своими древними культами. Все предшественницы Вилмы считали – это погубит страну. Не сейчас, так в будущем. И теперь магия уходила. С каждым годом ее становилось все меньше. Не могла Вилма не думать, что все из-за грязной культуры оборотней. Молила богов о прощении, что не обратили к ним звериных отпрысков. Но боги молчали, только магов с каждым годом рождалось все меньше, а те, что были, теряли силу. Потому еще дом Триллиумов так дорожил своей дочерью. Единственная и одарена богами. Таких магов даже среди графов уже не было. Только ее отец герцог, несколько маркизов да старый барон могли по силе с Гретой сравниться. По крайней мере, на это все надеялись. Сейчас она слишком мала, чтобы с точностью говорить о способностях. Хоть и многое может, но магия до пятнадцати лет переменчива.

– А когда я получу титул? – шепотом спросил Верн. – Ты… – но его перебили.

– Нянюшка! – вскочила Грета, поймала небольшого мотылька. Он растворился в ее ладонях, и девочка поспешила к лестнице.

– Погоди, ты же упадешь, – поймал ее Верн и перенес на безопасное место. – Куда так спешишь?

– Нянюшка говорит, мама к моей спальне направляется.

– Давай отнесу.

Он подхватил ее, в два прыжка спустился с крыши на карниз ее окошка и поставил Грету на ноги.