«Я – последняя!» – крикнула она нам с трагическим жестом, невозможным у немки. «Je suis la dernière!» И с поднятыми кулаками, посылая проклятье на наши головы, она повторила трижды: «Méchants! Méchants! Méchants!» Мы не глядели в ее сторону: нам надлежало победить, и таково было тяжкое ремесло победы. То, что я, сидя на своем гнедом, прескверно себя чувствовал, одолеваемый мучительным кашлем и болью в суставах после ночлега в сырой палатке, послужило мне известным успокоением.