Бриг отчалил весною в один из понедельников утром, но Жанна не была при его отплытии, так как для нее было бы невыносимо присутствовать при исполнении того, чему она была главной причиной. Зная это, Шадрач сказал ей накануне, что они отчалят до полдня, так что, когда она проснулась на другой день в пять часов утра, и слышала их суету, то она не поторопилась сойти вниз, стараясь подкрепить себя для расставания, думая, что они уйдут часов в девять, как это было в прошлое плавание мужа. Сойдя вниз, она увидела надпись, сделанную мелом на покатой стороне конторки, но ни мужа, ни сыновей не было видно. В поспешно нацарапанных строках Шадрач объяснил, что они уехали так рано для того, чтобы избавить ее от тяжелого прощания, а сыновья написали под его словами: «прощай, мама».
Она бросилась к пристани и смотрела вдаль, но ничего не могла увидеть, кроме мачт и выгнутых парусов судна, человеческих фигур не было видно.
– Это я их послала, – сказала она в отчаянии и разразилась слезами.
Дома написанное слово «прощай» разрывало ее сердце. Но когда она вошла в первую комнату и посмотрела на дом Эмилии, то на ее худом лице показался восторг предвкушаемого освобождения от рабского подчинения.
Отдавая справедливость Эмилии, надо заметить, что сознание ее превосходства было вымыслом со стороны Жанны. Положение жены купца было гораздо лучше Жанны, этого Эмилия не могла скрыть, хотя, когда бы они не встречались, что было теперь не очень часто, Эмилия всячески старалась не показывать разницы в их средствах.
–
Прошло первое лето; Жанна скудно поддерживала себя лавкой, которая теперь