Пролог

Ливит улыбнулся по-человечески, что для энергетической сущности, выраженной в четырехмерном мире только энергоемкой субстанцией, было сложновато, но улыбка, расцветшая в психополе, реально наполнила объем субстанции доброй информативностью. Ожили энергетические цепочки, зашевелились энергосинапсы, создавая причудливый мир энергополей, и общий тонус и возможности многомерного организма многократно повысились. Ливит замер перед погружением в естественную среду обитания – добрые, наполненные информативностью пространства полей Вселенной, и почувствовал никогда не исчезающую благодарность к людям. Эта раса действительно величественна и в будущем на много способна. Это именно они научили его улыбаться, и теперь такое простое действие дает всему объему Ливита, всем его неизменным шестнадцати субстанциям, раскинутым по всей галактике, возможность более глубоко погружаться в связанные между собой инфополя Вселенной.

Информативность, самая важная составляющая многомерной Вселенной, была естественным «воздухом и пищей» для субстанции. Как и никакая другая жизнь в многомерном разнообразии, Ливит не знал, как он появился, не знал и когда, но оказалось, что если воспроизводить в себе некоторые состояния энергоряда людей, например, ту же добрую внутреннюю улыбку или еще более энергоемкое состояние, свойственное этой расе, – любовь к своему корню, основной энергетической составляющей, присутствующей во всех существах этой планеты, то Единое инфополе Вселенной приоткроет ему и эту тайну.

Люди вообще сколь величественны, столь и жалки в своих странностях. Одно их желание называть «странными» другую расу чего стоит! И это просто потому, что такие расы – Ливит усмехнулся снова по-человечески – им сложно понять. А это, в свою очередь, потому, что люди умаляют возможности собственного энергоряда, не утруждают сознание осознанностью. Да их путь во многомерной Вселенной сложен и непрост, но они находят возможности противостоять легким, ведущим в ничто, путям. И часто побеждают грозящую всему живому и неживому одномерность, ведущую, в свою очередь, только к исчезновению.

Сейчас люди снова встали на борьбу с собственным высокомерным желанием властвовать, и им нужно помочь. Ибо свои силы каждое живое существо должно тратить на познание и расширение великого дара – возможности осознавать. Иначе – потеря своего корня, своей вселенской родовой нити и скатывание в подобие ограниченного фотона, не способного существовать в главной совокупности бесчисленных мерностей – сознании этих мерностей.

Властвовать и управлять, получая иллюзорные блага без умаления других, невозможно, и скопяне начали осознавать, куда ведет эта дорога. Это их дело – лечить и настраивать собственный организм, но Ливит понимал и еще кое-что – что Вселенная не только жестко карает отказавшихся от самой сути существования, но и помогает потерявшим путь, найти его.

Глава 1

Осторожно, «на мягких лапах», постоянно меняя углы освещения, двигаясь рывками и замирая, как бы вынюхивая темные уголки в торчащих корешках книг и наваленных древних свитках, тонкий лучик света пробивался сквозь полутьму. Взвихренные напоследок дунувшим через приоткрытую мембрану окна, исчезнувшим в сумерках бойким ветерком, тучи бумажной пыли разлетелись по помещению, яркими огоньками наигрывая в так неожиданно появившемся лучике света. Пыль, медленно кружась, оседала на иллюзорно-мистических под дымкой техногенного тумана предметах в комнате, обволакивала стеллажи, пуфики-тумбы, столы-трансформеры, еле угадываемые под слоем пылевых частиц коврики-грелки на полу. Очертания мелких предметов можно было угадать только на ближайшем к окну столе – там недолгий сквознячок раздувал затхлое пространство длинного, вытянутого изгибами, погруженного в темноту помещения.

Верткий замирающий лучик обследовал ближайший стеллаж и переместился дальше, скользнул по полу, остановился, чуть поменяв оттенок. Рядом проявился другой, с другого направления, завертелся вокруг первого, тоже мерцая вихляющимися искорками. Движение увеличилось, и, когда уже было невозможно различить лучи, раздался негромкий хлопок – и на полу появилась тускло горевшая точка. Полыхнула оранжевым, потемнела, превращаясь во что-то материальное, и сразу помещение осветилось. Теперь потоки фотонов отражались уже от всех невообразимых поверхностей, стало светло как на лужайке в яркий солнечный день, даже висящая клубами в пространстве пыль не затемняла обзор, а, казалось, наоборот, подсвечивала обстановку. Мембрана окна раздвинулась немного, впрочем, совсем не добавив дневного света, и внутрь просунулся какой-то предмет, встряхнулся и полетел вдоль стеллажей. От дрона побежали волны сканирующей сетки, проглаживали скрытые уголки, изгибаясь под нереальными углами, лучики вились, казалось, даже вокруг пылинок.

– Нет тут ничего, я ж говорю, только время зря потратим, – голос, тонкий и по-детски дребезжащий, звучал немного раздраженно и как-то покорно-тоскливо.

– Тебе бы только пожрать. Я же говорил, возьми побольше фрукенов, а ты – хватит нам, я есть не захочу, тащить тяжело, – второй голос звучал весело-осуждающе, и чувствовалось, что – явно человек, – занят чем-то совершенно другим, кроме простого разговора.

– У меня еще два осталось…, – послышалось шебуршание, треск раскрывающейся липучки. – Будешь?

– Ага. Сейчас все брошу и фрукены твои жевать начну, – скептически прозвучавший голос перемежался со всасыванием-жеванием.

– Съела? Не мешай и займись делом. Держи периметр, у меня всего два глаза и два уха. Сейчас заходить буду.

Мембрана на окне расширилась еще больше, показалась явно детская нога, обутая в невообразимо раскрашенный древний, вышедший из моды шнурованный ботинок, потыкалась в пыль, нашла опору. Сразу появилась и вторая, на пол помещения был поставлен рюкзачок, и внутрь проскользнул мальчуган, всклокоченный, с настороженными и немного удивленными глазами и курносым носиком. Отерев взмокший лоб, попутно яростно расчесав шевелюру, мальчуган поправил громадные не по размеру наушники, вернул на нос маску-визор и двинулся вдоль стеллажей. Успел пройти шага три, когда сзади раздался треск и сквозь бессильно повисшую, давно не рабочую защитную мембрану вывалился еще один – еще более всклокоченный, да так, что явно давно не мытые патлы закрывали всю голову и часть спины. Обернулся, блеснул улыбкой – стало видно, что это девчушка с перемазанной каким-то соком физиономией, с такими же настороженными глазами и курносым носиком-кнопкой.

– Кнопка, ты чего творишь? – голос первого звучал что-то уж очень строго. – Мы сто раз договаривались, что вместе заходим только в проверенные места.

– Да ты ж проверил. А снаружи никого нет, – девчушка захлопала глазками и скорчила испуганную рожицу. – Кто сюда заберется-то – это ж десятый уровень секторов. Тут же три сектора под нами, две десятых километра. Ты ж сам говорил, тут безопасно. – Девчушка собралась было тараторить еще, но властный жест остановил поток выстреливаемых слов.

– Снаружи, может, и ничего, а внутри могли ловушки стоять. Еще те, древние, против грабителей. Помнишь, Кнопка, как мы на побережье в высотку залезли?

– Помню, – Кнопка на секунду задумалась, почесала ладонь. Посредине ладони явно было сквозное отверстие, сейчас заклеенное с двух сторон биоклипсами. Судя по неуемному любопытству в глазах и написанной на личике веселой жажде приключений, травма Кнопке совсем не мешала. Она наметилась на рюкзачок – перебить ей аппетит не могло ничто. Мальчуган, явно старший, дернул рюкзачок к себе, махнул рукой в сторону прохода.

– Вот когда выберемся, тогда и поешь! И вообще береги свои причмоки, а то, случись чего, будешь на сухпае сидеть.

Кнопка посопела носом и двинулась за братом. На нее чудом не действовала пыль, хотя девочка была без маски, и даже глаза не слезились. Да и действительно, опыт лазания по таким местам у парочки был большой. Да и пыль была не самым страшным бедствием, которое можно встретить в давно заброшенных, когда-то жилых секторах.

По жилым сегментам застройки, преимущественно закрытым сад-кампусам, лазать было вообще-то безопаснее всего, а так «заброшки» – и промышленной, и военной, и любой другой хватало на всех трех обжитых планетах – на Земле, в Лунном городке, на Корпомарсе и даже на орбиталках. Но о таком Вертуч с Кнопкой могли только мечтать, довольствуясь не менее интересными и порой продуктивно-полезными походами по родной планете Земля. Таким «сталкерством» занимались многие «внешки», добровольно отказавшиеся от погружения в сеть, предпочитающие реальность, но и на этом поисковом поприще конкуренция была высока, что создавало, помимо прочего, дополнительную опасность. Поэтому брат с сестрой предпочитали именно когда-то жилые сектора заброшки – здесь риск нарваться на банду неадекватов был минимален, да и доход какой-никакой был, помимо того, что «долгоиграющие» пищевые стаб-блоки попадались частенько. А это было важно – Кнопку мало удовлетворяли бурно разросшиеся, когда-то окультуренные заросли, где можно было найти и фрукты, и овощи, и даже ягоды, а частенько и рыбку или лягушку в бассейнах поймать, ей всегда хотелось, чего повкуснее, – желательно того, что уже давным-давно не производят и не продают.

Кнопке было десять, так получилось, что настоящей, живой Скопы ни, естественно, в период подъема, ни в период упадка, они с братом никогда и не видели. Родилась она уже после «итераторной революции», когда большая, несравнимо большая часть населения существовала уже только в иншмирах, забросив реальность бытия, как ненужную вещь, непродуктивный пережиток. Итераторная сеть – тридцать аналогов предыдущей – давала пользователям не просто иншмиры, а стабильные иншмиры, в которых можно было переживать почти реальную жизнь существа, не беспокоясь об отмерянном биовремени в реальности. Да и сравнивать жизнь, в полном смысле этого слова, с жизнью в стабильном иншмире было бы бессмысленно – в сети исчезала куча проблем, преследующих живых на всем жизненном пути, а дополнительные возможности были огромны. Замедлять время, меняя иншмиры, не думать о старости или болезнях – пока работает биореген, не думать о голоде, холоде, о скуке или неуютности и даже банальной неудовлетворенности – иншмир можно было создать любой. Или попасть в любой, иногда и враждебный. Там, наряду с возможностью летать, стать невидимым или побеждать врагов мановением пальца, можно было и просто умереть – все-таки правила стабильных иншмиров были посерьезнее и никакой современный биореген не спас бы энергоряд существа от возможного разрушения. А врагов на неисчислимых просторах иншсетей было предостаточно – одни иншеры, инш-существа, не имеющие тела в реальности, клонированные итераторами по образу обыкновенных пользователей, чего стоили! Правда, сейчас иншерами называли уже всех добровольно ушедших в сети, а в противовес им, предпочитающих реальность, называли внешками – к такому, относительно небольшому сообществу и относились Вертуч и Кнопка.

Для поддержания какой-никакой жизни на трех планетах людей требовалось немного. И главное для иншеров, а их было от полутора до трех триллионов энергорядов! – точнее посчитать было возможно не всем, данные скрывались итераторами очень тщательно – внешки были нужны для поддержания стабильной работы иншсетей и связанных с ними, включенных в процесс погружения, необходимых структур и обеспечительных предприятий. Квантоумные кристаллы тратили минимум энергии, благодаря примененному итераторами устройству, многомерная сеть получала энергию от самой Вселенной и с этим справлялись небольшие операторские центры на местах. Кристалловые фермы, сами операторские квантоумы и инфокапсулы, где в изолированных и хорошо защищенных бесконечных помещениях находились миллиарды существ, требовали энергии гораздо меньше, чем их же существование в реальном мире. А обеспечивали работу нужных служб и структур или нанятые для этого внешки, или сами иншеры, периодически «возвращаясь» в реальность.

Планеты, да и все жизненное пространство скопян, оказалось заброшено, процессы замерли или прекратились совсем. Кардинальные изменения не тронули только планету Чуя, планету-дом фогги, большую часть сегментов систем «странных», не видящих много интересного в использовании иншсетей, планету Уйму, где почти не было людей, и небольшое количество пространственных объектов, отстоящих далеко от трех основных планет. И совсем немного скопян в Солнечной системе – меньше двух миллиардов, из больше чем тридцати, обеспечивали работу жизненно важных сегментов «скопянского общества», не теряя надежды когда-нибудь восстановить былое могущество системы. Правда, еще столько же предпочитали обеспечивать свое существование другим способом – на заброшенных планетах было много не только пассивных, махнувших на все рукой или заботящихся в такой ситуации только о себе, но и активных, быстро и с удовольствием перешедших на нелегальное положение, организующихся в структуры полукриминальные. Да и явный криминал, в отсутствие должной работы полиции, армии или спецвойск, могущих решать теперь только конкретные, точечные задачи на столь огромных территориях, разросся неимоверным комом.

Потому-то Вертуч, уже и совсем не помнящий своего настоящего имени, и его сестра Кнопка, по сути простые внешки в таком «замершем в движении» постапокалиптическом мире, оказались на положении простых «выживальщиков». Отец их или погиб, или просто исчез в каких-то иншмирах, мать, как многие и многие, ушла в себя и опасалась не только иншсетей, но и за порог дома выходить, социальная лестница, начиная от школы, была разрушена и не работала, и так случилось, что брат с сестрой оказались предоставлены сами себе. И быстро нашли себе занятие – древнее «сталкерство», исследование новых для них когда-то заброшенных территорий и поиск не только пропитания, но и некоторых артефактов, которые, в случае удачи, можно было продать или обменять на что-то полезное.

Явно что-то полезное Кнопка нашла сразу – не долго думая, развернула брата лицом к утопленной в стене дверце, где в углу за перегородкой было некое подобие кухоньки, аскетично представленной объемистым диспенсером для воды, синтез комбайном и переработчиком отходов, являющемся еще и единственным стулом в помещении. Вообще, здесь явно жил человек, не любящий часто выходить наружу или собирающийся затворничать, об этом говорила и огромная библиотека с удобным диваном-трансформером, и древний газовый камин перед ним, и контейнеры у входа – запасы продуктов и необходимого. А также отсутствие наружного комбеза и средств защиты, да и многочисленные чеки доставки на полу у контейнеров. За диваном обнаружился сейф, когда-то скрытый маскировочными полями, – явно оружейный, судя по форме. Его Вертуч оставил на потом, а сейчас, игнорируя Кнопкины хотения, прошел к дальней приоткрытой, когда-то явно замаскированной стеллажом с книгами, мембране прохода. Там и нашлась разгадка – еще при входе, обследуя защитную мембрану, Вертуч обратил внимание, что жилье никто не покидал.

В маленьком помещении, переоборудованном санузле, стояла рядом с унитазом довольно современная инфокапсула. Табло на ней еще горело сиреневым – пользователь был внутри и был явно давно мертв. Вертуч потрогал экранчик – биореген не работал, напоследок сообщив о смерти и себя, и хозяина. Открывать капсулу Вертуч не стал, мельком осмотрев помещение, пошел было обратно, но под ногами что-то шаркнуло. Пошарив в налетевшей сюда из комнаты пыли, нашел идентификационную карточку, наверное, хозяина. Сквозь мембрану заглянула любопытная Кнопкина мордашка, снова жующая и уже чем-то перемазанная еще больше.

– Сто раз тебе говорил, не ешь ничего, не проверив! – Кнопка, судя по довольной улыбке, явно не собиралась внимать выговору. – Анализ сделала?

– Евстевственно! Ты вообще за кого меня принимаешь?

– Вот когда выберемся отсюда, я тебе и скажу, за кого, – Вертуч, вообще-то тринадцатилетний мальчуган, выглядел повзрослевшим и каким-то устало-строгим.

– Это хозяин? – Кнопка рассматривала инфокапсулу, тоже перестав улыбаться. – Вер?

– Наверное. Пойдем отсюда. – Дети тихонько проскользнули мембрану и остановились напротив кухоньки.

– И что у тебя тут? – Вертуч рассматривал вместительный стаб-отсек, там рядами стояли герметики с яркими этикетками, упаковки синтез-капсул, пространственные тубы с напитками, даже семена растений были в пакетах, и внизу отсека, судя по всему, тщательно запакованный биогрунт и даже баллоны с газозаменителем воды.

– Он тут надолго зависнуть собирался, – Вер кивнул на санузел с инфокапсулой. – Выходить почему-то не хотел, но опасность его подстерегла не снаружи, а именно в иншсетях. А может, сам помер или биореген сломался.

– А там кто? – Кнопка явно погрустнела. – Мужчина или женщина?

– Не знаю, – Вер осмотрелся повнимательнее. – Тебе не кажется, что тут никто и не жил?

– Даа… Смотри, никаких личных вещей нет, даже голопроектора нет, только книги и свитки.

– Ну это уже просто пыль. Мы же высоко над поверхностью, тут перепады огромные, бумага, да и биопласт-то не всегда сохраниться может. Инфосферы нет?

– Не-а. Он тут что, только книги читал? Питекантроп какой-то, – Кнопка попыталась взять одну из книг, но та рассыпалась в пальцах. – И давно он тут?

– Может, и не он, а она. Открывать инфокапу я бы не рискнул. – Кнопка поспешно покивала. – Я думаю, лет двадцать сюда никто не заглядывал.

– Почему?

– А кому это надо? Тут тысячи и тысячи жилых отсеков, и в них по определению ничего ценного, сектор-то нищенский. А что ты снова жуешь?

– Батончик. Это кола-лад, представляешь? – Кнопка выбросила обертку.

– Ты!? Ты чего, совсем что ли? – Вертуч чуть не выхватил у сестры очередной батончик. – Это же наркотик, это отрава, я читал. Брось немедленно!