Пролог

Поражающий великолепием, грандиозный невозможностью охватить взглядом и беззвучный для человеческого уха танец длился миллиарды лет. Различные по размеру, составу и отмерянному времени жизни восемь шаров величественно кружась, увлекая в вечных оборотах спутники-планеты и небольшие космические тела, обгоняя друг друга, плыли по близким орбитам. Звезда в центре, мать этого упорядоченного хаоса, руководя мистерией, купала танцоров в потоках частиц, нагревая ближайших и еле даря свой свет далеким. Потоки солнечного ветра, обтекая магнитные поля планет, сталкиваясь с галактическим излучением, спешили в разные стороны от звезды до самых окраин системы.

Массивный газовый гигант, летящий в пространстве вокруг звезды, имея мощное магнитное поле, легко отражал потоки материнской энергии. Бело-серо-бурые кольца газовой атмосферы гиганта перемежались громадными воронками ураганов и спиралями потоков газа различный температур. Кроме множества спутников, гигант имел несколько еле видимых колец, далеко разнесенных от крутящегося тела планеты. Астероиды различной массы, вещества, размера и плотности двигались не только по орбите газового гиганта. Орбиты астероидов и редких комет проходили по любой траектории, двигались к звезде в центре и от нее, пересекая огромные газово-пылевые облака вещества. Хаотичные орбиты менялись под воздействием различных сил, сходились и снова разбегались в разные стороны. В случае контакта массы вещества или поглощались большей массой, чуть меняя ее орбиту, или, разлетаясь, создавали новые орбиты и так до следующего направления движения или удара.

Небольшой объект, двигавшейся по хаотичной орбите в огромном астероидно-пылевом поясе между газовым гигантом и ближней к звезде красно-серой планетой, походил на комету тусклым свечением и роем сопутствующих тускло мерцающих тел, образующих хвост. Проверенная полумиллионом лет орбита астероида вибрировала, оставляя четкий след в Едином инфополе Вселенной.

Чернота космоса, проколотая точками звезд, наполненная невидимыми глазу и неподдающимися счету космическими телами, наполненная неразличимыми для человеческого уха звуками Вселенной, вдруг закрылась еще большей чернотой. Казалось, оттуда проглянула поистине вселенская пустота, поглощающая бытие быстрее скорости последней ужасающей мысли и являясь для частицы нашего мира концом или перерождением. Все вокруг, что могло чувствовать, чувствовало ужас этой изнанки Вселенной. Что могло убежать – убегало, что не могло – замирало перед неизбежностью конца, пораженное величием и непостижимостью природы.

Среди потусторонней черноты изнанки, на тысячные доли мига проявившейся здесь, появилась ослепительная точка света, сразу превратившись в мириады ослепительных точек разной интенсивности свечения. Сложная геометрическая фигура, напоминающая шарообразную снежинку высокой плотности размером с недалеко летящий астероид, мелькнула незаметным глазу светом и через секунду пропала вместе с астероидом и куском пространства, поглощенная пустотой. В системе ничего не изменилось. Так же висел огромный газовый гигант, окруженный спутниками, поясами астероидов и облаками пылевых частиц.

Снова изнанка пространства мелькнула чернотой в виду голубой планеты. Появившийся в пространстве астероид мелькнул в потоке частиц близкой звезды тусклым светом и двинулся к ней мимо испускавшей слабое сияние темной отсюда голубой планеты. Шарообразная снежинка замерцала точками энергий, астероид ускорился, минуя планету, по большой орбите уходя в притяжение звезды. Мерцающие узоры внешнего контура снежинки сверкнули и потухли, астероид с сопутчиками исчез, будто его и не было.

Глава 1

Маленькая серая птичка, припав к земле, косилась выпуклым, застывшим в одной точке глазом на необычное явление. Другой глаз, казалось, вращался, следя за разлетающимися от вершины кусками скальной породы. Птичка явно была не в себе после серии громких взрывов и свиста летящих кусков породы. Дым, бешено крутясь клубами и развеваясь ветром, уносил разрывы в преисподнюю. Далеко внизу, сквозь километровую толщу, видны были прилизанные облаками сопки, подсвеченные восходящим оранжевым Солнцем.

Скальные пики, венчающие отвесные стены окружали покоем небольшой клочок кустарника и стайку лиственниц на склоне горы. Короткая горная травка, перемешивая и пряча зеленые оттенки, перемежалась рододендронами и лиственничным стлаником. В оглохшем мирке звенящей тишины живело только быстрое течение небольшого ручейка, что петлял меж каменных гряд.

Маленькое худое тело, лежавшее среди обломков скальника, веток и сорванной, разломанной крыши хижины, резко отдернуло руку от разметенного кострища и глухо застонало. Звук был тяжелым, не расходился далеко, и казалось, сама Земля, опомнившись от разрушения, выразила свое недовольство. С трудом повернув голову, тщедушный старик повертел глазами и медленно сел. Его руки тряслись, плечи непроизвольно двигались, на левой скуле темнел кровоподтек. Потерев руку о землю, старик убрал со лба копну нечесаных волос и, блеснув глазами, улыбнулся.

– Спасибо, Мать, и вам добрые духи этих гор, спасибо, – у старика тряслась челюсть, но он говорил все тверже, – однако больше духи не потерпят такого разлада, я пришел сюда в поисках покоя, уйдя от помрачённых в своем величии людей, от бега людского и суетности, чуждых мыслей и дел. – Старик, поняв, что с трудом формирует мысли, коротко передохнул и попытался расслабится и унять стресс. – Ох-ох-ох, что я наделал?!

Чуть позже, старик поднялся и посмотрел на небольшой наручный палмтоп, горевший синим матовым светом, глаза приобрели жесткую осмысленность.

– Орс, Орса! – закричал низким вибрирующим голосом. – Где ты, пёсик?

Сощурившись от дыма, он вертел головой и с трудом встав, направился вниз к большой куче веток и остатков крыши хижины. Оттуда раздалось вымученное потявкивание и большой, со старика, пес, припадая на переднюю лапу, подбежал к хозяину. Старая усатая собака, с вываливающейся шерстью, с большой ухмыляющейся мордой вертелась вокруг, терлась о старика и повизгивала.

– Ну, ну, тихо, Орса, спокойней. Видишь, и в этот раз ничего страшного, – старик с сомнением посмотрел на разваленную хижину, на треснувший вдоль большой камень-алтарь у кострища. – Однако и здесь суета меня догнала. Мир погряз в суете и бессмысленности, а я, пытаясь помочь ему, сам поспешил и все испортил. Ну, ничего, время еще есть у этого мира, жаль, что его нет у меня. Однако уже новый день, надо прибраться, поесть и поспать.

Старик привык разговаривать сам с собой. Единственным собеседником ему была старая собака, она внимательно выслушивала старика, шумно втягивала носом воздух и кивала лохматой головой. Ответить она не могла, да старик и не нуждался в ответе. Он вслух ставил себе задачи и выполнял их, отдыхая, рассказывал себе и собаке об окружающем мире или пел ей старые мантры.

Ветер, взвиваясь вдоль лиственниц дымом и мелкими щепками, срывался с отвесной кручи вниз. Он дул здесь всегда, и старик очень удивился бы, не обнаружив его мягкой силы и напевного разговора. Кряхтя, он собрал не улетевшую в тартарары утварь, книги, приборы, умку с синим экраном, мерцающим тонкими линиями. Собрав камни вокруг кострища, надолго уставился на разломанный большой камень с округлой нишей посредине. Лоб старика пересекла вертикальная морщина, усы приподнялись, борода вытянулась. Наконец, махнув рукой и оглядываясь на приближающиеся снизу серые облака, старик начал собирать жерди для крыши хижины.

Жилье старика стояло среди низких, но массивных, разлапистых лиственниц на берегу мелкого и неширокого ручья, который, журча по острым серым камням, терялся среди пологих скал и убегал вниз, к разлому. Выше, в сторону взмывавших в небо скальных пиков с белыми далекими шапками снега, с которых, казалось, сползал туман, в конце небольшой тропки находился ключик.

Покачав и уверившись в крепости хижины, старик стал настилать на нее собранные жерди, увязывая их мотком ленты-липучки. Слипнувшись хитрыми ворсинками и размокнув, лента придавала конструкции достаточную для сильных ветров крепость. Настелив сверху собранный лиственный лапник, старик починил крышку-загородку, сплетенную из мелких ветвей, и расстегнул дверь внутреннего дома. Усталость после ночных опытов давала себя знать и он, ощутив себя в безопасности, пробормотав короткую мантру, свалился на ложе и мгновенно уснул. Собака, привычно прослушав, как защёлкивается полотно входа и скрипит старое ложе, растягиваясь и принимая форму уставшего тела, покрутилась немного слева от входа, свернулась в клубок под крышкой из веток и, вздохнув, тоже уснула.

Наступал серый от захвативших мир туч день. Было тихо, шумел ветер, настолько ровно и непоколебимо проносясь мимо, что ветки деревьев почти не колыхались, и только туман выше ручья, сползая с гор, вихрился под ветром и исчезал, съеденный без остатка.

Забросив за спину капюшон с солнцезащитным обзорным стеклом, Иан, неспешно двигая карабином и вклеивая концы ступней в едва ощутимые трещины, поднимался по тросу наверх. Небольшой рюкзак удобно сидел на спине, не мешая движению. На поняге, кроме необходимого в пути снаряжения, в особых крепежных петлях висел небольшой топор-ледоруб, несколько тонких строп, колчан и маленький арбалет из белого металла. Волосы были связаны сзади в хвост пластиковым ремешком, такими же серыми ремешками был зашнурован и сам Иан, от мягких невесомых ботинок и узких штанов с множеством карманчиков до просторного анорака из непромокаемой и непродуваемой ткани. Одежда не давала замерзнуть, но свободно пропускала воздух, и Иан, несмотря на яркое и, казалось, очень близкое солнце, почти не вспотел. До стационарной навесной лестницы, ведущей к дедову логову, оставалось не более полукилометра.

Путь, едва видимая тропа, среди головокружительных изгибов скал, чахлого кустарника и редких рощ, уходила то вертикально вверх, и тогда приходилось лезть по тросу, то спиралью поднималась на очередную полянку среди камней, где пересекала очередной горный ручеек.

Подтянувшись и забравшись на очередной уступ, на котором можно было удобно расположиться, свесив ноги, Иан вытер пот со лба и невольно загляделся на раскинувшуюся внизу панораму. Горы, уходящие далеко на юго-восток, с одной стороны подсвеченные солнцем, с другой погруженные в черную тень, были покрыты высоко вверху острыми шапками снега. Справа гряда гор плавно опускалась, переходила в холмы, неровным кругом огибающие огромную долину, покрытую изгибами более низких холмов, зелеными и желтыми пятнами рощ и невидимой сейчас лентой реки. Только далеко, на юго-западе, слабо угадывался небольшой голубой лоскут воды и черная палочка спецбашни, стоящей там на берегу. Тучи разнесло, воздух пах свежестью и видно было далеко.

Вдруг Иан замер. Слева в высоте, где изгибы скал терялись в облачном тумане, появились темные точки. Они кружились, плавно передвигаясь вдоль отвесных, каменных стен в теплых, нагретых воздушных потоках, издалека похожие на стайку мух. Иан напрягся, сразу определив, что это за мухи. Махоны иногда имели аж трехметровый размах крыльев, весили до семидесяти килограмм и, легко догоняя даже диких псов, охотящихся стаями, выбирали жертву и взмывали с ней резко вверх выше самых высоких кедров. Вдобавок махоны обладали соколиным зрением, острыми когтями, способными ухватить за голову человека и, обладая задиристым нравом, были всегда голодны.

Стараясь не привлекать внимания, Иан на ощупь проверил колчан и арбалет. Тетива на тонком пластиковом луке натягивалась воротком с зубчатой полосой, а над желобком был укреплен 4-х кратный прицел, использовавшийся обычно в качестве подзорной трубы. С помощью арбалета-самоделки стрела летела недалеко, после 25-ти метров убойную силу теряла, но отбиться от хищника или подстрелить крола на обед Иан мог, точно попадая в движении в намеченную точку. Он ощупал пояс – нож в полпальца толщины со скошенным острым лезвием висел слева в ножнах. Обвязав себя стропой за пояс и закрепив петлю за скалу за спиной, Иан стал ждать развития событий.

То, во что выродились предки орлов, ястребов или кого-то другого – огромная иссиня-стальная птица, ленивыми взмахами крыльев перемещалась со стаей товарок вдоль скал. Вдруг птичий мозг выделил необычное изменение цвета, а глаз зафиксировал движение при дыхании жертвы. Издав пастью протяжный крик, птица, привлекая внимание, бросилась в атаку. Иан ждал, вцепившись в трос и держа арбалет наготове. До жертвы оставалось не более десяти метров, огромные лапы раскрылись для захвата, клюв превратился в молот, как вдруг небольшая белая стрела, мелькнув оперением, ударила махону прямо в глаз. Глаз лопнул с громким хлопком, птица, издавая рев от боли, сбилась с курса и, загребая крыльями воздух, пыталась удержаться на весу.

Не выдержав, махон спикировал вниз, увлекая за собой разлетевшихся в разные стороны других птиц. Иан облегченно вздохнул – подстрелен был вожак, в этот раз не пришлось доставать нож. В случае контактного боя шансы его были невелики даже и на твердой земле с мечом, и Иан благодарил духов гор за то, что его рука не дрогнула. Меч, как оружие не только защиты, но и нападения, полагался в их пограничном поселении взрослым мужчинам, преимущественно военным. Иан же, был худым и жилистым подростком, которого постоянное лазание по горам, во время охоты на пантолов, мелких копытных животных с небольшими рожками и длинными ушами, эволюционировавших, видимо, из отряда парнокопытных, сделало легким и мускулистым. А долгие сидения в засадах научили терпению и вниманию, развили способность наблюдать происходящее со стороны и анализировать увиденное.

Проводив пикирующих птиц взглядом, Иан отвязал себя от скалы и, проверив, хорошо ли закреплено снаряжение, полез вверх.

Проснувшись, старик долго лежал неподвижно и смотрел вверх на уже зажегшуюся подсветку домика. Снаружи значительно стемнело, и ветер чудесным образом прекратился. Стояла необычная тишина, кроме журчания ручья и негромкого копошения устраивающихся на ночь птиц, ничего не было слышно. Старик посмотрел на браслет палмтопа – на экране высветился ряд данных. Померив кровяное давление и прочитав данные о погоде снаружи, старик решил вставать и спустил ноги с ложа. Предназначенный для северных широт автономный внутренний дом был значительно доработан для длительного проживания. Кроме стандартных сундука, печи-обогревателя и ложа-трансформера, по необходимости превращающегося даже в лодку, в домике было несколько полок со старинными книгами и сложными приборами, комбайн-синтезатор еды и вместительный холодильник в складе под полом.

В углу стоял старый водородный генератор, лежала куча щепок и отопительных брикетов для печи. В изголовье висела вторая умка с чуть большим экраном, походная поняга с множеством ремешков и карманов и отдельно двухметровый лук из твердого пластика да колчан длинных стрел. Рядом, на откидной крышке стола, торчала старая медицинская сумка и открытый корф для пробирок. В тамбуре, у входа, стоял ледоруб, лежал рюкзак свернутого парашюта и стоял запасной биотуалет, используемый как полка для всякой мелочи. В углу под потолком висела связка копыт пантолов для отпугивания злых духов и древняя статуэтка богини-матери. Ковер с меняющимся рисунком и ловец духов над ложем дополняли жилище отшельника.

За окошком похолодало, но терморегуляция умного домика отреагировала на понижение температуры снаружи и включила печь. Достав из холодильника орехово-шоколадный батончик и согрев стакан сублимированного молока, старик поел. Боль во всем теле сначала ощущалась постоянно, но по мере движения куда-то растворилась. Прихватив пакет с гранулированной едой для Орса, старик, расслабив застежку, распахнул полотно входа и через тамбур вышел на лужайку. Собака ждала его и, неспешно встав, подошла поздороваться. Почесав собачью, как всегда с ухмылкой, но умную морду, он насыпал корма, налил воды и задумчиво стал смотреть на большой валун посреди лужайки рядом с кострищем. Через некоторое время на лице старика мелькнула улыбка, и он, махнув рукой, подобрав и забросив в палатку пострадавшую утром умку, двинулся по тропке вверх к источнику.

Рядом с ключиком была устроена небольшая ванна, она же помывочная. На ветке дерева висел ковшик, стояла связанная из жердей скамья, а под ключиком, вода из которого стекала по желобку и падала вниз, находилось естественное углубление, огороженное заботливой рукой, полное чистой холодной воды. Дно водоема из глинозема и других наносных пород являлось естественной «мыльней». Старик по привычке потрогал воду и собрался было раздеваться, как снизу раздался радостный лай Орса, и старик подскочил. Забыв про все и сбежав к хижине, он увидел, как, обходя валуны, снизу поднимается внук, а радостный Орса крутится, припадает к земле и скачет, выражая собачью радость. Собака, заметив деда, бросилась к нему, а внук, быстро подойдя и сбросив рюкзак и снаряжение, обнял его.

– Добрался, значит, – дед стоял, обнимая внука, радость и спокойствие охватывали его. Как будто огромный ком переживаний и неуверенности сдуло куда-то без следа. – Давненько тебя не было. Здравствуй!

– Здравствуй, дед. Конечно, добрался. Я еще вчера вечером вышел из поселка по темноте, чтобы любопытные не увязались. Периметр меня, конечно, засек, да и с вышки след видели, но дальше реки меня не проследить, я прошел по камням и переплыл реку, сплавился далеко вниз, потом вылез и до утра шел до гор, особо не показываясь, как ты учил. Переночевал в гроте у круглой скалы и пошел сюда, – Иан, широко улыбаясь, потоком выливал на деда информацию, успевая с любопытством рассматривать деда и обстановку вокруг. – А что это с камнем? Треснул от перегрева?

– Подожди, Иан, – дед улыбался. – С дороги нужно поблагодарить духов и Святую Мать за счастливое завершение пути, иди в дом, поздоровайся. А потом тебе надо помыться, смыть грязь низины, чужую энергию. Поспеши, полотенце у ключика. А я чай поставлю.

Иан, не прекословя, забросив в дом вещи, отправился к роднику. Да, он давно здесь не был, а ведь только здесь, в этих горах, он чувствовал себя дома. От дедова логова веяло защищенностью, убегали прочь суета и тревожные мысли, тело расслаблялось и накапливало силы, а ещё всегда хотелось улыбаться. Ветер стих, звуки этого места навевали покой. Поблагодарив и попросив духов о защите, Иан вспомнил про чай. Он быстро разделся, залез в ванну и натерся с ног до головы «родниковой» лечебной грязью. Грязь, обладая антисептическим и тонизирующим действием, помогала быстро восстановиться после перехода. Немного полежав в ванной, Иан, используя ковшик, отмылся биошампунем и, одевшись, побежал в хижину.

В хижине горел верхний свет, топилась печка и улыбающийся дед разливал чай. В кастрюльке на печке уже булькал бульон и вкусно пахло приправами. У стены стояло разложенное второе ложе-трансформер, приглашая с удобством вытянуться и отдохнуть. Вещи Иана были разложены на сундуке, арбалет и колчан висели над ложем.

– Проходи, Иан, садись, сейчас будем ужинать, – дед поставил кастрюльку на столик и сделал приглашающий жест.

– Подожди, дед, у меня подарки к столу, – Иан вытащил из рюкзака пакет и что-то завернутое в холстину. – Вот, дед, сухие лепешки из желтого дерева и копченый крол, сам коптил несколько дней назад. – Иан достал припасы и с наслаждением отпил ароматного чаю. – У-фф, хорошо. Ну, как ты тут, дед?

– Ну как. Все хорошо, спасибо духам. Погода вот теперь более переменчивая, и туман с гор стал более плотным. В горах часты оползни, слышен камнепад. Приближается время лавин, недавно слышал грохот высоко в горах, видно, одна сошла. Вчера пришла метеосводка с башни – ветер с дождем по долине, а дождя и не было, посмеяться не успел, теперь смеюсь, – дед неспешно ел суп. – Жирный крол, вкусный. Хорошо ты, Иан, добыл.