– А здесь у нас, извините за выражение, художественный отдел, – сказал Карасик, появляясь со своими спутниками на десятом этаже.
К нему сейчас же подскочила малышка в изящном сером халатике и сердито заговорила:
– Что это значит – «извините за выражение»? За что тут тебе понадобилось извиняться? Художественный отдел – это художественный отдел, и извиняться тут не за что.
– Ну, художественный отдел ведь происходит, так сказать, от слова «худо», – ответил Карасик. Н.Н.Носов
Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует! … Что это такое? Вы что — мужики или пед...сты проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть? Н.С.Хрущев
Когда все летишь и летишь на этом долбаном звездолете в эту неизвестность, к самому краю Вселенной, то почему-то совсем неинтересно и конца краю этой Вселенной нет. Но вот, где-то к середине повествования откровенная вязкая чепуха закончилась и начался осмысленный текст. Это же он показался, тот самый друг моих школьных лет, Теодор Драйзер. Не было никого, кто так все разжевывал бы до мелочей - простота изложения не просто подкупала, она казалась идеальной. Темы были самые животрепещущие, интересные - как выжить в большом городе, "из грязи в князи" и как наплевать на всех человеков. Время прошло и все это осталось лишь в воспоминаниях.
История художника Юджина, все эти годы нечитанного "Гения", казалась мне нелепой в своей задумке - Драйзер никак не представлялся тем человеком, что сможет передать сложную и ломкую натуру человека искусства. Но где-то на середине толстенького (очень толстенького) труда забрезжил просвет и в какой-то момент я даже поверил, что из Юджина не получится художника, а выйдет именно то, что всегда так хорошо получалось у Драйзера - коммерсант. Художник вдруг стал рекламщиком, далее главным редактором и, наконец, руководителем. Акции его поднялись и он смог проявить себя во всей красе - оказалось, что кроме денег и женщин его ничто более не интересует. Эта черта абсолютно всех героев Драйзера - все они примитивные реалистичные мещане, что на определенном этапе только придает читателю сил и что, через какое-то время, кажется излишне упрощенным.
Многочисленные достоинства, приписываемые автором Юджину, выглядят неубедительно и неестественно. Драйзер сам скучает и неважно относится к своему герою. Коронные социальные страдания и постоянный подсчет долларов в карманах наводят на мысль, что перед нами не художник, а барыга, мечтающий впарить кому-нибудь свою мазню. В "Гении" воплощается великая пролетарская мечта - художник во время душевного кризиса идет на обычную работу - таскать какие-то мешки. Сразу вспоминается знаменитая тирада о людях искусства, которые целыми днями неизвестно где болтаются. Насколько лучше бы играла Ермолова вечером, если бы днем она впахивала у шлифовального станка.
Юджин-коммерсант выглядит и в этом качестве довольно нелепо, но описания автора более органичны и естественны. Тем не менее, складывается впечатление, что роман этот все же Драйзер на полном серьезе хотел назвать произведением о человеке искусства. Кроме цен на его картины, автор попытался описать их содержание (предложений 5-6), приписал этому развратнику кучу женщин (очевидно, в его понимании это являлось доказательством принадлежности Юджина к творческим кругам) и буквально несколько страниц, опомнившись, в конце произведения наляпал о смысле жизни и религии. Причем, львиная доля их содержания приходится на цитаты. Но, как всегда, основная часть повествования о душевных терзаниях, нравственных ценностях и вздохах на скамейке.
Прошу прощения у любимого автора за подобное восприятие, но реализм - это именно то, чему Теодор Драйзер придавал огромное значение. Большое спасибо за "Финансист", "Титан", "Стоик", "Дженни Герхардт", "Сестру Керри" и "Американскую трагедию". Может - я на асфальте в лыжах, а может и правда - произведение неудачное. "Оплот" читать не буду.