Цитаты из книг автора «Татьяна Устинова»

в нашем храме неинтересно и малоспасительно

Чашка, – Дмитрий Иванович взял со стола фарфоровую штуку. – Значит, так. Мейсен, примерно середина девятнадцатого века. Видите, клеймо, скрещенные голубые мечи? В восемнадцатом вот здесь, внизу, еще рисовали звезду, а в двадцатом, до тысяча девятьсот тридцать пятого года, наоборот, вверху ставили точку. Здесь нет ни того, ни другого. Рисунок, традиционный для мейсенского фарфора, называется «синие луковицы», не знаю почему.

Он был уверен, что в семейной жизни главное не идеи, которыми супруги питаются, а умение эти идеи приладить друг к другу, а если уж никак не прилаживаются, вовсе не обращать на них внимания, как будто нет их.

«Кто в сорок лет не пессимист, – сказал Шаховской и пошевелил резиновыми пальцами, – а в пятьдесят не мизантроп, тот, может быть, и сердцем чист, но идиотом ляжет в гроб». Никоненко крякнул: – Это кто сочинил? Вы? – Все тот же Сергей Андреевич Муромцев.

ине ее должны привлекать интеллект и отсутствие геморроя.

– Трудный, – согласился Ворошилов серьезно. – Вообще, нам бы не опаздывать. Конец года, работы полно, неясностей много!..

– Да у него вообще никаких ресниц нет! Ни волос, ни ресниц! Одно название.

– Приходится бдить! Потому, если за вами не бдить, вы вон в тундре пропадаете, а мы потом ищи!

Он всегда долго думал, прежде чем принять решение – думать получалось у него лучше всего, – а, приняв, никогда не сомневался.

Здесь все раздражало – даже собственное отражение в изящном зеркале на стене. Зеркало говорило, что она злая, обиженная, униженная и несчастная. Как же я вас всех ненавижу!