стрекозел? – Наша картошка сейчас сгорит, – сказала она. – У вас есть какие-нибудь помидоры или что-нибудь в этом роде?– Соленые, – буркнул он, сердясь на себя за то, что затеял весь этот нелепейший разговор, да еще слушал с таким вниманием и даже позабыл о том, что Алине Латыниной вовсе не место в его доме, что события становятся все непонятнее и хорошо бы иметь хоть какую-нибудь версию, чтобы завтра изложить ее полковнику и мужикам.Он вытащил из холодильника банку с солеными помидорами и водрузил ее на стол. Поставил две разномастные тарелки и положил вилки. Будь он один, ел бы со сковородки, но присутствие дамы требовало особой сервировки.И ему еще предстоит ночевать с ней!Нет никакой надежды выпроводить ее в Москву. Кроме того, если все, что она рассказала, правда – а он был уверен, что так оно и есть, – оставаться одной ей и в самом деле опасно.Капитан Игорь Владимирович Никоненко никогда в жизни еще не ел на собственной кухне картошку с женщиной, проходящей у него по делу об убийстве.Алина посмотрела на него. Она умела смотреть так, чтобы «объект» не замечал наблюдения. Он ел, сильно сжимая челюсти, лицо было бледным от усталости, под глазами и на висках – синие тени. Руки были большие и неухоженные, с надутыми узлами вен. Дрова, что ли, он на досуге рубит? Плечи широченные, живота нет, сильные ноги в дешевых джинсах. Он не был похож ни на одного из известных ей мужчин. В нем не было никакого интеллектуального блеска, снобизма или самодовольства, неизменного спутника всех мужиков, у которых сложилась карьера. Он явно не хотел «казаться» таким или другим. Когда он не играл в свои милицейские охотничьи игры, он был тем, кем был, – замученным работой, усталым, вспыльчивым молодым мужиком, нежно любящим свою собачищу, стесняющимся ее, Алининого, присутствия и изо всех сил старающимся