Сказки колдовского леса

Знакомство с колдовским лесом

Пролог

 
Я рассказать хочу вам сказку:
О странной, может быть, любви.
Про Нечисть, Лешего и ласку,
О клятве, данной на крови…
О давних временах, природе,
О том, кто жил в глуши лесной,
О переменчивой погоде,
О том, кто был чужой, кто свой…
Рассказ поведан тот старушкой,
В лесу, что коротала век.
Одна она, да кот в избушке,
Да я – случайный человек.
 

Рассказ старушки

 
Хочу я поделиться тайной,
Той, что хранила много лет.
Все в нашей жизни не случайно…
Я в лес ушла, едва лишь свет…
Сезон грибной уже в разгаре,
В лесу полно честных людей,
И все носились как в угаре
По сбору белых и груздей.
А я немного заплутала,
От дома далеко ушла,
Смотрю: в корзине места мало,
А тут маслят еще нашла…
Пока ходила за грибами,
То забрела в дремучий лес.
От страха лязгаю зубами,
Боюсь, чтоб Леший не подлез.
А он, подлец, водил по лесу,
Кружил по топям и холмам,
Играл со мной для интереса,
Мешая выйти мне к домам.
И я совсем уже сомлела,
И сил то не было идти.
И тут, увидев, обомлела:
Стоит избушка на пути.
Она стояла на дороге,
Открыты были окна, дверь…
Кого же вижу на пороге?
В дверях там человеко-зверь!
Мужская стать покрыта шерстью,
Копыта вижу вместо ног…
На пальце крупный светит перстень,
И освещает сей чертог.
Я думала, меня не видит,
И дом решила оползти.
Боялась, что меня похитит,
Ведь все могло произойти.
Но он смотрел, казалось, в душу,
Лишая воли и надежд…
Я понимала, что я трушу!
Картину видя без одежд…
Себя я обмануть пыталась,
Что смотрит мимо или вдаль.
И потихоньку, так старалась,
Удрать. Но потеряла шаль.
Она за ветку зацепилась,
И развевалась словно флаг.
А рядом мошкара резвилась.
На гул тот обернулся маг!
То существо на изготовке,
Вот-вот, и бросится вперед,
Я на виду, на самой бровке…
О, Боже! Он меня порвет!
Кто изнутри тем монстром правит?
Кто верх в мозгу его возьмет?
Что он в душе превыше ставит?
А, может, все же, повезет?..
Зверь раздувает ноздри страстно,
Глаза его огнем горят…
И понимаю, что напрасно
Пытаюсь отвести я взгляд…
С крыльца он сходит, бьет копытом…
И вот берет уже разгон.
Откинул в сторону корыто…
Ударился… И слышу стон!
Теперь не зверь, а человече,
Стоит печальный предо мной…
Я оглянулась – скоро вечер…
Ах, как мне хочется домой!
А он стоит и словно плачет,
И жалко стало мне его!
Но, боже мой! Ведь это значит,
Что не боюсь я ничего!
И словно бес в меня вселился:
К нему навстречу я пошла…
А он вдруг предо мной склонился…
Сама себя я превзошла!
Стою, смотрю, что будет дальше,
И вижу, он совсем поник.
И что его боялась раньше?
Не монстр он и не старик!
Как будто что меня толкнуло,
Его коснулась я волос.
Но тем его не отпугнула,
И слышу, тихо произнес…
– Никак меня ты пожалела?
Видать, не знаешь, кто я есть? —
Глаза поднял – в них страсть горела.
Я испугалась вновь за честь!..
До слез себя тут жалко стало!
Но как мне быть? Кругом ведь лес.
И тихо – тихо прошептала:
«Коль человек – ко мне не лезь…»
Когда от забытья очнулась,
За окнами стоял туман.
Смотрю – одна! Я встрепенулась…
Но вновь в проеме мужской стан!
И, кажется, что бьет копытом
Могучий сильный жеребец!
Но тело снизу то прикрыто!
И я запуталась в конец…
Я глубоко тогда вздохнула
И оглянулась тут вокруг…
Затем взяла я шаль со стула:
«Что ж, подойди ко мне, коль друг».
Копыта вытер у порога.
Ко мне тихонько подошел.
Я присмотрелась – нет ведь рога!
Раз так, то уж не черт зашел!
Итак, одной проблемой меньше…
Ему на грудь кладу ладонь.
А та густой покрыта шерстью.
Под ней горит такой огонь!
В его глаза взглянуть пытаюсь:
В них полыхает красный свет…
Сама в душе сомненьем маюсь:
Вдруг он сорвется? Али нет?
Но женскую натуру сложно
Остановить на всем скаку.
И видеть горе невозможно,
Нечеловечью ту тоску…
Себя в душе я проклинала,
Что продолжаю всех жалеть.
Хотя наверняка я знала:
Ему хомут нужней, мне – плеть.
А он вдруг стал подобно кошке,
Тереться об руку мою…
Как будто свет попал в окошко,
Посередь комнаты стою…
Он на колени опустился,
И вдруг к ногам моим припал,
Он так мне низко поклонился!
Такой тут беззащитный стал!
Ох, что ж творишь ты, Бабье сердце!
Мне голову совсем снесло…
Куда ж от мыслей теперь деться,
Меня, похоже, понесло…
Спиной прогнулся, как пантера,
А шерсть струится, словно шелк.
Глаза прикрыла, вот химера!
Ну как мне взять все это в толк?
Я глажу будто шкурку норки,
Мех так шикарен, холодит…
Вдруг натыкаюсь – словно горка!
Ах, боже мой-то! Паразит!
Пока глаза я закрывала,
Негодник снял свои штаны…
Но если бы я только знала
О происках всех сатаны!
По шкуре провожу рукою —
Уж больно шелковистый мех!
Ан снова шишка предо мною!
И слышу легкий нежный смех…
Глаза зажмурила сильнее:
Молитву буду я читать!
А голос стал еще нежнее:
«Боишься душу ты продать?
Но мне твоей души не надо…
Зачем мне, нелюдю, душа?
Мне ты нужна, моя отрада,
Уж больно телом хороша!»
Я так зажмурилась, трясусь вся…
Теперь он трогает меня…
Я не кричу, но так боюсь я…
Какое нонче время дня?
А губы не прикрыты шерстью!
И руки ласково – нежны…
И позабыла я о месте,
Да и копыта не важны!
И голова уж улетела…
А мех ласкает, холодит…
Теперь я полностью сомлела…
Очнулась – рядом он лежит…
И кровь моя на мех попала…
С девицами бывает так…
А демону вдруг плохо стало!
Не думала, что он – слабак!
Но в этот миг в нем зверь проснулся!
Что жаждал кровь мою испить…
Он встрепенулся, отряхнулся…
И снова стал меня любить!
Три дня меня держал в неволе.
То ласков был, и все шутя…
То зверя становилось боле,
Меня пугая, как дитя.
А после вдруг в штанах пришел он,
И стал меня благодарить,
Сломала, дескать, я оковы,
Решив себя ему дарить…
Исчезло древнее заклятье,
Ведь продержалась я три дня…
Смотрю: а он играет статью,
И нет копыт как у коня!
И шерсть на теле поистерлась…
А мне так жалко норки мех!
Я подошла и в грудь уперлась…
И снова слышу его смех.
– Мы кровью связаны с тобой, —
И между слов меня целует,
– И стала ты моей судьбой, —
Меня ласкает он, милует…
Когда домой я все ж вернулась,
Меня не приняла родня.
Была б худой, от ветра гнулась…
Я ж как цветок средь бела дня.
Они меня уж схоронили,
Когда нашли мои грибы,
С Нечистым в связи обвинили…
Ушла. Чтоб не было беды.
Ведь разобраться – были правы,
Коль человеко-зверь – судьба,
Тогда такие были нравы,
И с нечистью была борьба.
А я вернулась в те хоромы,
Где ждал меня мой меховой,
И целовались до истомы,
Теперь была и я изгой.
Жизнь пролетела как мгновенье,
Тому уж много – много лет…
Спасибо, путник, за терпенье,
Что бабки выслушал навет.
Она мне в ноги поклонилась,
И вдруг исчезла, как дымок.
Я оглянулся – тропка вилась,
И был мой путь еще далек.
Он вновь лежал в глубины леса,
Где на распутье трех дорог,
Вдали от нашего прогресса
Валун никто убрать не мог.
Тот камень, словно ключ от царства,
Не всех пускает он туда,
В свое лесное государство,
Где есть волшебная вода,
И где русалка правит балом,
Где змей в кристалле заточен,
Где видишь главное ты в малом,
И просто в колдовство влюблен.
 

Хрустальный лес

 
Тропинка шла сквозь перелесок,
И птицы пели по пути…
Смотрю вперед, а там отрезок
Такой, что дальше не пройти.
Как будто трактором вспахали:
С водой большая колея.
А, может, Леший в той лохани
Купался, ждал пока меня?
И вдруг вода заколыхалась,
Я вижу: длинны волоса.
Вода стекает с них и, малость
Я прибалдел: вот так краса!
Упруги груди, бело тело,
И очень нежный тонкий стан…
Меня манит – шагнул несмело…
И встал столбом я: вот баран!
Девица над водой привстала,
Перехватило было дух!
Но там чешуйки вместо сала,
Как будто дали оплеух!
Я вспомнил древнее преданье:
«Русалка на ветвях сидит…»
Но тут пришло ко мне сознанье,
Что в ЛУЖЕ дамочка лежит!
Ан не иначе Леший водит!
Меня запутать норовит!
Вдруг слышу, рядом кто-то бродит,
И тихо-тихо говорит…
– Зачем пришли мы к этой луже?
Русалка тут, да Водяной…
Здесь не пройти, пока нет стужи!
Нам нужно путь найти иной…
Большие шапки над ушами,
У каждого в руке топор,
А ростом маленькие сами,
Вели степенный разговор.
– Идти отсюда недалече,
Но если лужу обогнуть,
Тогда придем мы лишь под вечер,
Уж больно длинным будет путь.
Срубили несколько деревьев,
И, бросив их наискосок,
Они, как будто бы в мгновенье,
Свой совершили марш-бросок.
А там еще тропа открылась:
– Смотри! Не заросла за год! —
Дорожка узкая чуть вилась,
И понял я – там в царство ход.
А Гномы пошагали дальше,
Русалка не преграда им…
Я не встречал такое раньше!
Глазам с трудом веря своим:
Деревья расступались сами,
Едва к ним приближался Гном,
Вдали пугливых видел ланей,
И терем в свете голубом.
Из осени попал я в зиму:
Везде отсветы хрусталя.
Что ни пенек – сплошные льдины,
И снегом скрытые поля.
То, может, царство Берендея?
Искрится всё и режет глаз!
Смотрю на ветки и робею:
Что не листок – хрустальный страз!
А дальше – будто паутина —
Она блестит, как из стекла.
Под ней прошел, пригнувши спину.
Давно здесь не было тепла!
Походкой к Терему нетвердой
Решился все же подойти.
Вдруг, вижу зверя с дикой мордой:
Он у меня встал на пути.
– Поди, дружок, не видишь? Гости
Пришли сегодня в этот дом, —
А я уж думал, на погосте
Закончу день свой. И с трудом
От мыслей горьких отряхнулся:
Стоит девица на крыльце!
Красива так! Я встрепенулся…
Но жизни нет в ее лице…
Я подошел и поклонился:
– Хозяйке дома мой привет.—
Встал в рост и снова подивился:
Как будто вижу легкий свет.
Она стоит как изваянье:
Кокошник, сарафан, улыбка…
Я присмотрелся – нет дыханья!
И на душе мне стало зыбко.
Девица вдруг от сна очнулась:
– Что ж, путник, в гости заходи, —
Ко мне спиною повернулась.
Тут зверь возник вновь на пути.
Он так вздохнул по-человечьи:
– Здесь, путник, нет совсем тепла.
Меня не бойся, изувечить
Могу я лишь с большого зла.
Вновь помолчал, собравшись с духом,
Подумав несколько минут…
Затем он почесал за ухом:
– Меня ты подожди-ка тут.
И быстро в терем он умчался.
Смотрю: вдруг волочет сундук.
В дверях с девицей повстречался,
Задел ее – раздался стук.
Она и правда, не живая!
Как будто тело из стекла…
И только шаль ее цветная,
Как клумба, что к ногам стекла.
Сундук открыл зверюга ловко
И подал мне большой тулуп.
И видел я – в нем есть сноровка,
И был он далеко не глуп.
Еще он помолчал немного,
И после начал свой рассказ:
– Не будет, путник, здесь смешного,
То очень уж печальный сказ…
Когда-то в этом доме жили
Большою дружною семьей,
Работали, детей растили,
Вставали рано, прям с зарей.
Дед умер, бабушка осталась:
Весь дом держала под пятой.
Молва была – с Нечистым зналась,
Его пускала на постой.
Сын возражать не смел бабуле.
Привык: нельзя перечить ей.
Коль сядет бабушка на стуле,
Перед окном – и черт при ней.
В гостиной зеркало хранилось,
С ним можно было говорить.
По вечерам оно светилось,
И начинало вдруг парить.
Ещё трюмо стояло в спальне,
Рядом с тяжелым сундуком.
Но вход в бабуле почивальню
Был на засове, под замком.
Когда ее там не бывало,
Никто не смел туда входить.
Она лишь внучке доверяла,
От бед мечтая оградить.
Итак, жила семья годами.
Бабуля, сын, его семья.
Обряды рода соблюдали,
И подрастали сыновья.
Затем как птицы улетели.
У каждого теперь свой дом…
И комнаты подопустели…
Но сказ то в общем не о том…
Кто ж знал тогда, что глаз положит
На девичий лебяжий стан
Сам Леший, с волосатой рожей,
И виться будет, словно вран.
Ему жениться захотелось.
Себя красавцем он считал.
Все надоело, все приелось…
Он никогда не отступал.
 

Конец ознакомительного фрагмента.