Цитаты из книги «Девять месяцев, или Комедия женских положений»

Чарльза Диккенса и Уильяма Теккерея! Из первого рекомендую «Посмертные записки Пиквикского клуба», а из второго – «Ярмарку тщеславия

Кстати, почитайте уже наконец Чарльза Диккенса и Уильяма Теккерея! Из первого рекомендую «Посмертные записки Пиквикского клуба», а из второго – «Ярмарку тщеславия». Автора же распинать не торопитесь – ещё не раз почувствуете т

Юности свойственно задавать вопросы, ответов на которые не существует во вселенной. Юности присуще выплёскивать раздражение на тех, на кого раздражаться – всё одно, что плевать против ветра. Юности необходимы обиды, чтобы со временем понять их неконструктивность не из маминых и папиных поучений, не из кино и книжек, а прямо и доходчиво – из самой жизни. Нелепой, забавной, любящей некстати пошутить и не к месту всплакнуть.

глупая любовница готовит мужчине пироги и борщи, уточняя, насколько именно они лучше пирогов и борщей жены; гладит ему рубашки, радуясь, как полная и окончательная дура, тому, что жена не гладит их вообще; всегда имеет терпение дождаться, чтобы бросили её. Умная любовница не уточняет про жену, ничего не готовит и не гладит. А лишь намекает в лоб да покрепче на то, что у неё, любовницы, нет зимних сапог или, например, бриллиантов (одна из пассий Павла Петровича «намекнула» с него все стройматериалы для своей дачи, и это было для последнего куда более дорогостоящим мероприятием, чем одноразовый каратничек на юбилейную случку). Ну, и умная любовница – всегда так прозорливо-нетерпелива – уходит первой.

любовь и ненависть – и вовсе близнецы, просто в разных магазинах одеваются.

Взаимная неприязнь – чувство куда более сильное, жизнестойкое, и, уж тем паче, куда более длительное и стабильное, чем, например, обоюдная симпатия.

«Если вы хотите высоко подняться, пользуйтесь собственными ногами! Не позволяйте нести себя, не садитесь на чужие плечи и головы!»

что во время смерти нет времени для сомнений.

нервозность и обида – это неконструктивно

А Софья Константиновна была даже рада переводу в дежуранты. Восемь суток в месяц на её законную ставку (согласованную с главным и у него же подписанную, в условиях тотального дефицита ставок и тотального же дефицита ответственных и талантливых кадров) – после де-факто бессменных дней и ночей трёхгодичной интернатуры и года уже де-юре самостоятельной работы были для неё чуть ли не отпуском. К тому же – прилично для молодого врача оплачиваемым. Нет-нет, зарплата врача, не имущего никакой категории, была ничтожно мала. Как, впрочем, и жалованье вполне себе квалифицированных, сертифицированных и остепенённых. Но тем не менее утром пришёл, следующим утром ушёл. Ну, пусть не утром, а днём. Ну, ладно-ладно, не днём, а вечером. Поздним. Переходящим в раннее утро следующего дня. Так и специальность Соня по любви выбирала, а не по протекции. И видит бог, как ей было сложно получить это акушерство и гинекологию! Но она получила и училась, училась и училась, как завещал великий Амбодик, Додерляйн и прочие. Так что и ночь-полночь были ей не в тягость, и даже вечный Павел Петрович, отравлявший существование постоянной скандальностью и выискиванием блох конкретно в Софьиной шкуре, не особо напрягал. Иногда она даже приходила к выводу, что ей стоит сказать ему спасибо. И даже большое. За склочный характер, за вредность, за отвратительно предвзятое отношение и за то, что в последние годы он звонил на пост родильного зала и глухо сипел в трубку: