«Колодец» Лувра был полон народу, несмотря на поздний час. Казалось, все смены дворцовой стражи сегодня подняты на ноги, ярко горели факелы. Появления группы гугенотов никто будто бы не заметил. Остановив одного из гвардейцев, Генрих спросил, в чем дело.

– Готовимся к завтрашнему турниру, сударь, – бросил тот на бегу, очевидно, не узнав короля Наваррского. Больше от него ничего добиться не удалось.

И тут в толпе Генрих увидел Сегюра, который о чем-то спорил с караульным солдатом. Рядом топтался Рене де Кайвень. Им так и не удалось покинуть Лувр! Связи с Телиньи нет!

Они тоже заметили его и, бросив бессмысленную перебранку, подошли к своим. Но Генрих не успел ни о чем расспросить их, потому что боковым зрением он увидел, как к нему направляется небольшой отряд солдат во главе с офицером королевской охраны. «Легаст, – вспомнил Генрих, – кажется, так его зовут». Тот с самым невозмутимым видом сообщил, что его величество проснулся и готов принять короля Наваррского.

Все в этот вечер было так странно, что даже известие о неожиданном пробуждении Карла не удивило Генриха. Нервы его были натянуты словно струна, и Генрих искренне не понимал, как сейчас можно спать.

Он кивнул Легасту и, сделав знак своим людям следовать за ним, направился ко входу во дворец. Однако посланник короля преградил ему дорогу.

– Государь готов принять только вас, – грубовато сообщил он. – Мы сами вас проводим, ваше величество.

В его голосе отчетливо слышалась угроза, за спиной переминались солдаты. Однако их было меньше, чем гугенотов, и Генрих не вполне понимал, на что они рассчитывают.

– Не стоит утруждаться, – Генрих нервно усмехнулся, заметив, как рука Легаста потянулась к клинку.

Он сделал шаг назад и тут же оказался среди своих дворян, которые уже успели обнажить шпаги. Две группы людей застыли друг напротив друга с оружием в руках. Повисла напряженная пауза. Те и другие нерешительно переминались с ноги на ногу, все, явно, чувствовали себя глупо.

Вдруг тревожно и гулко ударил колокол маленькой дворцовой церквушки. Этот звук произвел эффект сорвавшейся тетивы, будто все только его и ждали. Эхо подхватило хриплый звон и пронеслось по каменным коридорам. Как по команде открылись двери казарм, и из них повалили вооруженные солдаты.

Их было много. Генрих сбился со счета, но, так или иначе, перевес стремительно смещался на сторону противника. «Началось!» – понял он, еще не зная, что именно началось, но почему-то сразу стало легче.

– Защищать короля! – крикнул Гаро, и гугеноты окружили Генриха плотным кольцом.

– Вперед! Бей еретиков! – закричал Легаст, с которым несколько минут назад Генрих беседовал почти мирно, и солдаты с воплями насели своей массой на отчаянно сопротивляющихся гугенотов. Завязалась драка. Все нападавшие были в кирасах, гугеноты же не имели доспехов.

Генрих принял шпагу на кинжал, с усилием отведя лезвие в сторону. Его клинок лязгнул о броню, чудом не сломавшись. Бить в лицо и шею, мелькнула мысль. Единственный шанс. Краем глаза он заметил, как Фротеннак, его верный капитан, отразил предназначавшийся ему удар. Генрих видел, что его стараются оттеснить внутрь кольца и закрыть собою, но понимал, что сейчас дорога каждая пара рук. Прятаться было негде.

Генрих видел, как упал Кайвень, и на его рубашке быстро расползалось красное пятно; затем Комменж. Этьен де Кавань, Антуан де Гаро, Карназе, Сегюр были ранены и отчаянно нуждались в помощи или хотя бы в отдыхе. Генрих не понимал, что происходит, но думать об этом времени не оставалось.

– Наваррца живым! Приказ короля! – услышал Генрих голос офицера. – Сдавайтесь, ваше величество, и вас не тронут! Государь дает слово! – кричал он, надсаживая горло и пытаясь перекрыть звуки боя.

Генрих уже понял, что им не на что надеяться. За считаные минуты они потеряли несколько человек убитыми и ранеными, им неоткуда было ждать помощи, а силы нападавших лишь прибывали.

– Мы сдаемся, – крикнул он.

– Назад! – скомандовал Легаст своим.

Кольцо солдат немедленно разжалось, оставив в центре маленькую группку гугенотов.

– Оружие на землю! – приказал Легаст.

– Выполнять, – устало произнес Генрих. Сам он вышел вперед и протянул свою шпагу врагу.

– Ну вот, ваше величество, я же говорил, что придется вам пойти с нами, – доброжелательно улыбаясь, заметил тот. Генриха окружили солдаты короля, сложенное гугенотами оружие быстро собрали с земли.

– Прикончить их! – спокойно приказал Легаст, указывая на стоящих поодаль протестантов, которые только что сложили шпаги. Генрих ушам своим не поверил.

– Стоять! Вы не смеете! Мы же сдались! – Генрих отчаянно рванулся вперед, сам не зная зачем. Двинул кого-то локтем. Послышались мерзкий хруст и крик: очевидно, ему случайно удалось сломать кому-то нос.

– Держите его! – крикнул Легаст. Несколько человек тут же насели на него и скрутили, словно колбасу, заведя руки за спину, лишив какой-либо возможности сопротивляться. Последним усилием Генрих удержался, чтобы не рухнуть на колени. Это самое большее, что он мог сделать теперь.

Время как будто остановилось. Медленно-медленно, во всех деталях, он видел, как укрытая в доспехи солдатня шутя расправляется с безоружными людьми. С его людьми, сдавшимися на милость победителя по его приказу! Он вдруг наткнулся взглядом на последний взгляд Фротеннака. Капитан хотел что-то сказать, но в этот момент стальное лезвие пробило ему горло, из полуоткрытого рта хлынула кровь. Тело тяжело осело на брусчатку.

– Приказ короля, – вежливо пояснил Легаст, – идемте.

Когда Генрих покинул внутренний двор, все его люди были уже мертвы.

***

Пока маленький отряд, сопровождавший короля Наваррского, пробирался по коридорам Лувра, Генрих успел увидеть, как группа придворных, устроив настоящую травлю, добивает де Бове. По всему замку слышались крики и топот сапог, падала мебель, звучал пьяный хохот, где-то истошно заверещал младенец. Несколько раз в темных коридорах Генрих спотыкался о мертвые тела. А колокол звонил и звонил, громко, надрывно, как набат.

Отряд двигался довольно быстро: Легаст, очевидно, хотел поскорее избавиться от важного пленника, поэтому Генриха постоянно подталкивали в спину, вынуждая идти живее. Он с трудом соображал, будучи не в силах осмыслить происходящее, и успевал только переставлять ноги.

Наконец они добрались до маленького кабинета короля. Дверь распахнулась, и Генриха мягко подтолкнули внутрь; за спиной повернулся ключ.

Кабинет был пуст.

Царящая здесь тишина оглушила его. Ковры и тяжелые дубовые двери гасили звуки побоища, и эта комната казалась островком безопасности посреди кровавого хаоса. Генрих опустился на стул и закрыл голову руками.

Он не мог сказать, сколько просидел так, ибо потерял счет времени.

Дверь снова приоткрылась. Генрих вскочил. Он был уверен, что сейчас войдет король. Однако из-за портьеры показался принц Конде. Волосы его были всклокочены, а лицо измазано кровью и имело сероватый оттенок.

«Я, наверное, выгляжу не лучше», – подумал Генрих. Он не знал, что незадолго до этого в покоях Анри де Конде, прямо у него на глазах, был зверски убит господин Бовуа, гувернер принца, некоторое время учивший и самого Генриха. А когда Конде попытался его защитить, молодого Бурбона оттащили в сторону и, отобрав оружие, предложили посмотреть, как будет умирать его старый воспитатель.

Конде обвел комнату пустым взглядом; как будто не замечая Генриха, он быстро подошел к окну и распахнул его. Окно выходило во внутренний двор Лувра, и Генрих, зная, что увидит там, не хотел смотреть на улицу. Однако крики, раздававшиеся снаружи, заставили его подняться.

Двор был хорошо освещен факелами, и им со своего места, как в императорской ложе амфитеатра, было отлично видно все, что там происходит. Акустика каменного мешка позволяла различать отдельные фразы.

Генрих видел, как почти в самом центре площадки спиной к спине, ощетинившись шпагами, стоят генерал де Ларошфуко и юный Леруа, которому не исполнилось еще и семнадцати лет. На белом воротнике мальчишки отчетливо виднелась кровь. Их окружало кольцо гвардейцев и придворных короля, возглавлял которых молодой герцог де Шеврез. Гугеноты явно не собирались становиться легкой добычей. Католиков было значительно больше, но они выжидали, понимая, что первым не поздоровится. Возникла пауза.

Де Шеврез сделал несколько шутовских выпадов. Эта сцена явно веселила его.

Ларошфуко что-то резко крикнул, и в этот момент в его сторону полетел кинжал. Он попытался увернуться, но не совсем удачно, лезвие царапнуло ему правое плечо. Началась драка. Ловкий удар Леруа вспорол живот одному из нападавших, но на этом везение оставило гугенотов. Пока Леруа вынимал шпагу из тела поверженного врага, клинок другого почти снес ему голову. Тело юноши безжизненно опустилось на мостовую.

Оставшись один, Ларошфуко еще некоторое время отбивался, но, у одного против шестерых, у него не было шансов. Его сбили с ног и долго с остервенелой яростью забивали сапогами. Через несколько минут палачи, видимо, устали от этой возни, но жертва еще дышала, и горячие сердца их требовали продолжения. Тогда де Шеврез снял со стены факел, очевидно, собираясь поджечь на Ларошфуко одежду. Ему хотелось поглядеть, как знаменитый вражеский генерал будет корчиться на земле и выть от боли.

Однако, к его глубокому разочарованию, затее этой не суждено было осуществиться. На пороге казарм неожиданно возник шевалье д’Англере. Его появление было встречено с энтузиазмом и заставило де Шевреза ненадолго отвлечься от своих занятий. Однако, судя по всему, тот не разделял радости собравшихся. Что-то язвительно бросив герцогу, шевалье отодвинул плечом одного из расшалившихся юнцов и подошел к лежащему на земле Ларошфуко. Затем достал кинжал и быстрым четким движением перерезал ему горло. Кровь полилась на каменные плиты. «Шутники» обиженно взвыли, лишившись полюбившейся игрушки, но Ларошфуко этого уже не слышал. Все было кончено.

***

Король Наваррский и принц Конде наконец нашли в себе силы отвести взгляды от окна и одновременно посмотрели друг на друга. Лица их были одинаково серыми.

Оба помнили предостережения генерала. Дитя религиозных войн, Генрих видел смерть неоднократно, но страшная гибель этого храброго преданного человека на потеху кучке спятивших юнцов его потрясла.

Между тем в коридоре со всех сторон слышались пьяные выкрики и смех. Время от времени во дворе появлялись гугеноты, наивно надеявшиеся найти у регулярных частей короля спасение от царящего во дворце хаоса. Многие из них были ранены. Дежурные гвардейцы методично отлавливали и добивали обезумевших людей, еще не верящих в свой конец.

Генрих поймал себя на том, что сидит на полу, зажав руками уши. Он заставил себя подняться, цепляясь за стену, и огляделся. Конде по-прежнему стоял у окна и не отрываясь смотрел на улицу.

– Лучше не смотри, – посоветовал Генрих, и хриплый звук собственного голоса показался ему незнакомым.

Конде резко развернулся на каблуках. Его лицо было искажено болью и ненавистью.

– Это ты виноват, – произнес он тихо; затем уже громче, срываясь на яростный крик, повторил: – Это ты виноват! Тебя предупреждали, но ты же не послушал! Что тебе чужие советы, ты ведь король! А теперь они мертвы, а ты продолжаешь коптить небо! Чего ты там хотел?! Мира?! Вот он, твой мир! Посмотри на него! Полюбуйся! Что же ты отворачиваешься?!

Генрих весь съежился под шквалом справедливых обвинений. Ему нечего было ответить.

Удар принца был направлен в лицо, и лишь отработанные рефлексы позволили Генриху уклониться. Однако страшные слова достигли цели. «Это ты виноват, ты виноват», – стучало в голове. Еще вчера можно было просто уехать. Почему же они этого не сделали? Он не мог вспомнить.

Очередной вопль, раздавшийся за окном, заставил его очнуться от своих терзаний.

Генрих подскочил к запертой двери и отчаянно задолбил по ней ногами.

– Откройте! Открывайте же, негодяи! – задыхаясь, кричал он. – Я должен говорить с королем!

– Подожди, дай-ка мне, – Конде словно обрадовался возможности применить свою ненависть по назначению. Он деловито подтащил стул и с силой ударил им в дверь. Резная ножка подломилась и отлетела в сторону.

– Черт!

В коридоре раздался новый взрыв пьяного хохота. Он отрезвил их обоих.

«Могут ведь и правда открыть… – подумал Генрих неожиданно спокойно. – Кто знает, чем это закончится…»

На место истерики пришло спокойствие безысходности.

– Ну что ж… – он мрачно улыбнулся. – Может, за нами и не вернутся, тогда нам повезло. А может, и вернутся. Вот и посмотрим. Подождем.

Однако ждать им пришлось недолго. Дверь резко распахнулась. На пороге стоял король.

Карл был пьян, с нижней губы свисала ниточка слюны. На лице его явственно читались признаки помешательства. Он появился в сопровождении Гуфье и Легаста, волоча за собой по полу тяжелую аркебузу, как ребенок – надоевшую игрушку.

Он с трудом сфокусировал мутный взгляд на своих пленниках, и в его заплывших глазках мелькнуло озадаченное выражение, как будто он не ожидал их здесь увидеть.

– А-а… вот вы и попались, мерзкие еретики… враги святой Церкви, – протянул король, впрочем, безо всякой злобы в голосе.

Он уронил аркебузу и вытащил клинок. Затем, вперив его в пространство где-то между Наваррой и Конде, яростно проорал, так, что было слышно на улице:

– Смерть гугенотам! Отрекайтесь, нечестивцы, или умрете!

Те как по команде отступили за кресла. Отбиваться стулом от шпаги и аркебузы было, конечно, несподручно, но другого оружия у них не нашлось. Гуфье и Легаст переглянулись, видимо, не понимая, должны ли они считать приказом пьяный выкрик своего господина, или это было лишь театральным действом, что так любил король. Они были значительно трезвее своего сеньора, поэтому не спешили выполнять его повеления. Рассудив, видимо, что расправиться с высокородными пленниками они всегда успеют, а вот воскресить при необходимости – вряд ли, Гуфье закрыл кабинет изнутри и встал у дверей. Легаст последовал его примеру. Генрих понял, что первая опасность миновала.

Из Карла тем временем будто выпустили воздух. Он рухнул в кресло и апатично уставился впереди себя, забыв о зрителях. Потом на его лице появилось беспокойство, он оглядел кабинет в поисках чего-то и вновь наткнулся взглядом на Генриха. Лицо короля просветлело.

– Эй, Наварра, слышь… ик… Налей-ка мне вина… И сам выпей со мной.

Генрих, молча поклонившись, взял с резного столика бутылку бургундского и наполнил два кубка, стараясь держать руки на виду, чтобы никому не пришло в голову, будто он собирается отравить короля. Оба кубка он поставил на стол перед Карлом, как бы предлагая ему выбрать самому.

Король не глядя схватил один из них и, осушив большими глотками, потеплевшим взглядом вновь посмотрел на зятя. Генрих пригубил из своего кубка. Момент показался ему вполне подходящим, чтобы задать некоторые вопросы.

– Объясните мне, сир, что происходит? – начал он с возмущением. – Почему вотчина французских монархов вдруг стала местом гибели ваших верноподданных протестантского вероисповедания? Я не верю, что в этом состоит воля короля.

Карл перевел на него мутный взгляд.

– Что происходит, что происходит…Избавление от гугенотской скверны, вот что происходит…Десница святой католической Церкви простерлась над нами, и дух наш воспарит через очистительный огонь, – бессвязно проговорил король, затем мечтательно добавил: – Видел бы ты, друг Наварра, что делается в городе. Скоро на улицах не будет ни одного поганого еретика, и святая благодать воссияет над моим несчастным королевством…