© Олег Раин, 2018

© Ландонио Дж., иллюстрации, 2018

© Рыбаков А., оформлении серии, 2011

© Макет. АО «Издательство «Детская литература», 2018

О Конкурсе

Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почётным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.

В августе 2009 года С. В. Михалков ушёл из жизни. В память о нём было решено проводить конкурсы регулярно, что происходит до настоящего времени. Каждые два года жюри рассматривает от 300 до 600 рукописей. В 2009 году, на втором Конкурсе, был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ».

В 2020 году подведены итоги уже седьмого Конкурса.

Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.

Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его подростковом «секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.

С 2014 года издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. К началу 2021 года в серии уже издано более 50 книг. Выходят в свет повести, романы и стихи лауреатов седьмого Конкурса. Планируется издать в лауреатской серии книги-победители всех конкурсов. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.

Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию.

Не ныряйте с незнакомых скал

Часть первая

Глава 1

Нечто огромное.

Светло-голубое, переходящее в синеву.

Не река, не высь, а река-небо, слитые воедино. Солнце пронизывает пространство. Блеск воды. Я лечу. Воздух прекрасно держит меня. Я не боюсь упасть. Я радуюсь!

Но знаю, что мой полёт закончится. От этого знания всё окружающее наполняется грустью. Так и лечу – всё вперемешку.

Ну почему? Почему я не могу лететь вечно?

Я делаю отчаянные усилия…

Короче, я делаю отчаянные усилия, чтобы не проснуться.

Но просыпаюсь.

– Сколько можно дурить народ! Ишь, пенсию подняли! На триста рублей пенсию подняли, а квартплату на тысячу повысили! Вот пожили бы сами на свою пенсию! А этого опять показывают! Вырядился, как петух! Петух и есть!

Это мать. Мама. Она разговаривает с телевизором.

Раньше за ней не водилось такого. Разговаривает с телевизором и ругается она нечасто. Видимо, когда накипает внутри. Копится, копится. Излить некуда. Вот и приходится ругать телевизор. Вслух.

«Про себя» его все ругают. Но вслух… Это совсем другое.

– Привет, сынок! Проснулся? Ты как?

– Нормально.

– Нормально! Всё у нас нормально… Сейчас приду протирать тебя. И не кривись!

Я не кривлюсь. Это спастика. Шею потянуло.

Раньше я не знал, как это называется. Теперь – знаю. Я тот самый «счастливчик», который нырнул с незнакомой скалы. Я шейник, С 6–7. Перелом шестого и седьмого шейного позвонков.

Нечего нырять с незнакомых скал.

Сейчас мать откинет одеяло… И я увижу, вместе с ней, своё безжизненное голое тело. В очередной раз увижу. Нет, лучше с одеялом.

У меня двигаются руки. Но руки дёргаются и периодически болят. Потому что позвоночный канал сдавлен. Произошло кровоизлияние.

Всё, что ниже плеч…

После травмы я почти не чувствовал ничего, что ниже плеч.

Нырял я летом. В июне. Сейчас зима. Скоро Новый год. Шесть месяцев.

– А-а-а!

Это воплю я. На границе между тем, где я чувствую и где не чувствую, есть такая зона… Там сидит боль. Жгучая. Она усиливается, даже если я неосторожно дёрну руками.

Боль в руках – совсем не такая. Её можно терпеть. Иногда, не поверите, она даже приятна: напоминает о том, что тело ещё живёт.

Хоть как-то, но живёт.

– Потише, ма…

Мать молчит. Делает своё дело. А я не чувствую ничего, что ниже пояса. За шесть месяцев граница боли сместилась вниз. Врачи говорят, что это очень хорошо и вселяет надежду.

Может, в них что-то и вселяет. В меня – практически ничего.

– У тебя пролежень на крестце. Небольшой, правда. Начинается. Не больно?

– Нет. Ты уже вчера спрашивала.

– Да хоть и позавчера!

Мать протирает мне кожу чем-то вонючим. Спиртовым и вонючим. Самым полезным, надо понимать. Купать меня матери тяжело. Вот она и моет меня частями и протирает один или два раза в день.

Дальше – мочевой катетер. Мочу спускаем три раза в сутки. Кроме всего прочего, моё состояние чревато возможным заболеванием почек. В связи с этим мне предлагали поставить стому – то есть катетер – прямо в мочевой пузырь. Но мать категорически отказалась. «И так изуродован, не дам его уродовать ещё больше!»

Мать быстро всему научилась и проделывает все манипуляции довольно ловко. Может, и неловко, но я всё равно ничего не чувствую. Стыда тоже. Это просто необходимость, такая, как еда. Кстати, как и клизма. Через день.

Наконец процедура окончена. Мать садится на табуретку рядом с кроватью:

– Может, сядем?

Мне давно разрешили сидеть.

Матери не очень тяжело сажать меня. С помощью пульта мать поднимает головной конец моей функциональной кровати и подкладывает под спину подушки. Я, как могу, пытаюсь помочь ей руками, но руки слабые. Правда, уже стали сильнее, по сравнению с тем, что было раньше.

Мать ставит подушки, и я принимаю сидячее положение. Голова кружится, в глазах плывут блестящие белые мухи. Если посидеть подольше, мухи улетают.

Мать поднимает кровать под моими коленями.

Я сижу. Мне, как спинальнику, грех жаловаться. Не каждый больной может похвастаться такой кроватью. Кровать дорогая. У неё ещё и высота регулируется, чтоб удобнее переползать с кровати на коляску. К кровати крепятся разные штуки для занятий гимнастикой. Мать купила кровать почти сразу, после выписки.

Но я… я пока не оправдываю ожиданий.

– Да… – говорит мать, словно отвечая на мои размышления. – Эх, Олежка! Ну зачем ты полез нырять с этой скалы?

«Эх, мама! Ну зачем же столько раз, да по одному и тому же, по самому больному месту! Конечно, тебе тяжело. Но ведь и мне не легче…»

– Сдай меня в интернат. Сдохну скорее, – говорю я.

О, нет! Ворчать на судьбу вслух позволительно только матери. Как я не чувствую нижней половины своего тела, так мать иногда не слышит того, что она говорит.

Но я уже к этому привык.

– И не вздумай! Не смей даже помышлять об этом! – машет руками она. – Прости его, Господи!

«Да я бы и не думал, если бы ты не напоминала…»

Глава 2

Противно.

Противно быть зависимым от кого-то, даже если это – твоя родная мать.

Мама… Мамочка… Нет, на «мамочку» вслух язык не повернётся. Но что-то стало с моей мамочкой. После того как…

Она стала кричать на телевизор. Она… разговаривает сама с собой и думает, что я ничего не слышу. Но я ведь парализованный, а не глухой и не слепой. И не дурной.

Наверно, если бы я был слепым, глухим и дурным, мне было бы легче. То есть если бы я стал овощем. Или фруктом. Сухофруктом…

Или бы умер сразу под той самой незнакомой скалой. Вероятно, это стало бы лучшим выходом. Для меня и для матери. Я бы взлетел на небо или ещё куда-нибудь, а мать… Ну, поплакала бы. И успокоилась. Жила бы дальше.

А так… мучимся оба.

Такие мысли очень здорово одолевали меня раньше, сразу после выписки из больницы. Сейчас всё как-то изменилось. Нет, совсем не исчезло. Но… Раньше мама в подобной ситуации начинала меня жалеть.

Это происходило примерно так:

– Бедный ты мой… сынок, нет у меня сил смотреть на тебя… нет сил смотреть, как ты мучишься… Да лучше бы я сама сто раз легла на твоё место! И где она взялась на нашу голову, эта скала! Господи, да за что же нам такое горе! Господи, помилуй!..

– Мама, не надо!

– Не надо! Надо, сто раз – надо! Может, Бог, там, наверху, услышит, как я кричу! У-у-у!..

В материнских причитаниях слышался настоящий волчий вой. Так, наверно, воет волчица, у которой на глазах уродуют её волчат.

– У-у-у!.. За что? Почему? Думала, внучат буду нянчить!

«Внучат – волчат. Удар ниже пояса. Умеет. Мама это умеет. Мать плачет о своём. А у меня – своё…» – думал я при этом.

Я, как мог, останавливал мать:

– Ма, не трави душу! Если бы от нытья что-то могло измениться, я бы ныл похлеще тебя.

– Прекрати мать одёргивать! Мне только и осталось, что поныть… в своё удовольствие.

– Ну, тогда ной. Вопи себе на здоровье.

– Тьфу на тебя! – поджимает губы мать. – Всю охоту отбил.

Такой наш диалог повторяется периодически. Раньше повторялся чаще. А сейчас мать всё больше крестится и быстрее успокаивается. Иногда – просто молчит.

Наши с матерью диалоги протекают по-разному. С разными вариациями. Иногда мать срывается на крик. Иногда я срываюсь. У меня тоже нет особых радостей, разве что повопить и поныть.

Рядом – только мать. Вот и вопим друг на друга.

А если бы за мной некому стало ухаживать? Вдруг бы с матерью что-то случилось? Есть, конечно, интернаты, куда меня могут определить.

Ха! Я жалею себя, а не мать! Но кто из нас больше достоин жалости? Или мы оба её недостойны? Потому что я где-то читал, что жалость унижает человека.

Но, извините, как же хочется иногда, чтоб тебя просто кто-то пожалел… Именно тебя, такого, как ты есть, а не себя рядом с тобой.

То есть если первое положение принять на веру, то можно сказать так: «Ох, как хочется, чтоб кто-то тебя унизил! Тебя, именно тебя, такого, как ты есть…»

Ерунда.

Жалость – не унижает. Жалость – это первая ступенька, с которой начинается что-то иное. Помилование. Может, даже милосердие. Вот как загнул.

Короче, что-то произошло со мной. Что-то сотряслось в моей голове – видимо, в тот момент, когда ломался позвоночник. Когда ломались мои шейные позвонки, шестой и седьмой, и при этом сжимался спинно-мозговой канал. Сдавливая мой спинной мозг.

Во-первых, я стал почему-то лучше слышать и лучше видеть. Чисто физически и ещё… между строк.

Во-вторых, хоть я и смотрю в комп и даже могу что-то набрать на клаве, но меня напрочь вышибло из ВКонтакте, Инстаграма и Фейсбука. Я просто не могу смотреть глупые картинки и читать глупые комменты. Я забанил всех своих френдов. Хотя мог бы и не стараться – просто «улетучиться», и всё. Я исчез, и мне не хочется возвращаться.

Я не могу передать, как мне противно. Как будто там – другой мир, а я теперь перешёл в новое измерение. Наверно, так оно и есть. Измерение стало совсем другим.

Кроме того, я не могу теперь играть в игры. Даже в те, в какие играл раньше и гордился, что дошёл до какого-то уровня. Игры кажутся мне сейчас каким-то страшным изобретением для отъёма времени у населения. Более того. Однажды мне показалось, что это – изобретение для отъёма жизни. Как отрезало.

Никому сказать об этом я не могу. Просто – не играю.

Но уровни – это хорошо придумано. Кто-то умный придумал про уровни, но, наверно, и сам не понял, что́ он придумал.

Зато я теперь понял. Теперь, когда я перешёл на другой уровень. Вернее, когда мне пришлось осваивать другой уровень.

Волей-неволей.

Глава 3

– Тебе ноутбук дать? – спокойным голосом спрашивает мама. – Мне надо в собес. Я всё-таки хочу выбить тебе электроколяску. Оказывается, тебе положено две коляски – для улицы и для дома. Шейникам – положено. От этих чиновников разве добьёшься того, что надо! Хожу как нищенка – выпрашиваю, выпытываю, унижаюсь!

– Не ходи.

Мать поднимает бровь и глядит на меня:

– А кто пойдёт? По-хорошему, они должны бы нам домой эти коляски прикатить.

– Ты много хочешь. А вот кто меня будет сажать в эту коляску?

– Я думаю, ты сам научишься. На руках. Надеюсь, Олежка.

– Ма, но ты же знаешь, что у меня даже ложка из руки вываливается.

– Научишься.

– Нет.

– Делай гимнастику. А то ты день занимаешься – два нет.

– Ма, отстань. Я занимаюсь, когда ты не видишь. Два раза в день – точно.

– Не отстану.

– Ладно, – говорю я, чтоб она успокоилась. – Вот ты уйдёшь – я начну.

Мать снова перевела меня в лежачее состояние. В полулежачее.

– Ноутбук дать? А книжку?

– Нет.

– Что, так и будешь смотреть в потолок? Музыку хоть включи.

– Не хочу. Полчаса посижу так. Я же гимнастику буду делать.

– Ну давай. Ты это… Не думай так уж сильно… Не растравляй себя. Что поделаешь… – примирительно вздыхает мама.

– Угу, – отвечаю я.

«Как могу, мама. Как могу, так и думаю».

Я хочу сказать матери, чтоб она быстрее уходила.