Итак, Андрейка стоял у витрины музыкального магазина.
Может быть, он стоял всего пять минут. Или десять. Или двадцать. Дальше перечислять не стоит потому, что это не имеет значения. В голове у Андрейки звучала музыка, и он управлял ею. Он заставлял музыку то шелестеть, как листва, то журчать, как ручеек, то налетать, как ветер, то стелиться, как облака…
И сам Андрейка вместе с музыкой шелестел, журчал, налетал и стелился. Он уже не видел ни улицы, ни витрины. И не только потому, что закрыл глаза.
Музыка звучала, звучала… Потом она стала затихать и почти закончилась… Тоненько вздохнул какой-то инструмент, и все стихло.
Андрейка снова оказался на улице и вспомнил, что ему надо в продуктовый магазин. Кивнув на прощание инструментам, выставленным в витрине, Андрейка быстро побежал вперед, до перекрестка. На следующем перекрестке стоял светофор, и Андрейка спокойно перешел к магазину на зеленый, пристроившись за какой-то женщиной.
В магазине Андрейка встал в очередь и сразу же принялся разглядывать витрину, выбирая, что бы такого вкусненького купить на оставшиеся деньги.
В детском саду их не учили считать до сотни, но Андрейка как-то сам научился вычитать и складывать.
Наверно, потому, что давно уже бегал в магазин за покупками. Мама доверяла ему и сто рублей, и двести. Один раз даже пятьсот дала!
Андрейка считал, считал сдачу… и научился считать до пятисот!
Очередь подошла незаметно.
– Что тебе, мальчик? – спросила продавщица.
– Батон, молоко… пачку маргарина…
– А деньги у тебя есть?
– Есть!
И тут…
Андрейка раскрыл ладонь… Вот листик, исписанный мамой… А где же сто рублей?
Андрейкино сердце застучало часто-часто. Он полез в карман шортов… в другой карман… зачем-то заглянул за ворот футболки…
Деньги исчезли.
– Мальчик, не задерживай очередь, – проворчали сзади.
– Иди поищи, – сочувственно произнесла продавщица. – Может, где-то в магазине обронил. Сколько у тебя было денег?
– Сто рублей, – пробормотал Андрейка.
– Граждане, никто ста рублей не находил? – громко спросила продавщица.
Граждане засуетились и стали смотреть себе под ноги.
Нет. Никто ничего не находил. Опустив голову, Андрейка отошел от прилавка.
Проделывая только что пройденный путь в обратном направлении, он, конечно, еще на что-то надеялся. А вдруг!
Вдруг его сто рублей лежат на полу магазина… или на ступеньках… или на переходе… или возле светофора… или на улице… или возле музыкального магазина…
Так Андрейка снова оказался около музыкального магазина. Обычно на обратном пути он уже не заходил сюда. Потому что тяжело тащить полный пакет, и вообще…
Возле музыкального магазина ста рублей тоже не нашлось.
Всё. Больше у Андрейки не оставалось надежды найти пропажу. Где-то там, в глубине души, он понимал, что потерять деньги мог только здесь, когда дирижировал оркестром…
Может, ветер унес сторублевую бумажку в далекие края, а может быть, кто-то из прохожих подобрал ее и теперь, радуясь находке, покупает себе булочки и конфеты…
Не в силах двинуться дальше, Андрейка присел на ступеньку возле входа в музыкальный магазин.
Очень, очень обидно. Ох, как обидно, как жалко!
Знал Андрейка, что он потерял не просто сто рублей. Он потерял «посчитанные» сто рублей. Значит, хлеб и молоко придется покупать только завтра. А уж о конфетах можно и вовсе забыть…
«Как мама расстроится!» – подумал Андрейка и чуть не заплакал.
Он бы и заплакал, но тут в его голове совершенно неожиданно зазвучала музыка. Тоненько и мягко запела труба…
Может быть, и не труба. Может быть, флейта или гобой. Андрейка ведь не знал названий инструментов.
Вернее, знал, но не все. Тем более он не представлял, как звучит каждый из них. Он называл про себя этот мягкий звук «трубой номер 2». «Труба номер 1» звучала звонко, а эта – словно пела.
Инструменты сочувствовали Андрейке. Они начали выводить для него мелодию потери.
Вот тут Андрейка не выдержал и заплакал. Как маленький, размазывая по щекам слезы.
Люди шли по улице мимо Андрейки, никто не обращал на него внимания. И тут…
Музыка прервалась. От грохота.
Рядом загрохотало, затарахтело, завоняло бензином и еще чем-то, и через мгновение над Андрейкой что-то нависло – большое, черное, все в металлических заклепках. Из кожи и заклепок торчала рыжеватая борода, а между бородой и черной банданой поблескивали два серых, чем-то навеки удивленных глаза.
– И чего это мы тут слезы пускаем? – задвигалась в такт словам борода.
Андрейка не смог ничего произнести. Не успел.
– Эй, шкет, кто тебя обидел? – не отставала рыжеватая борода.
– Я не шкет, – наконец произнес Андрейка.
– А кто же ты? – усмехнулась борода.
– Андрейка.
– Андрейка! – Обладатель бороды выпрямился во весь свой богатырский рост. – Эх, Андрейка, слёз не лей-ка! Чего ревешь-то?
– Сто рублей потерял, – вытер щеку Андрейка.
Казалось, гром небесный зарокотал. Это великан засмеялся.
– Ой, держите меня! Сто! Ха! Рублей! Ха! Он! Ха! Потерял! Ха-ха! И ты из-за этого рыдаешь?
– Не смешно, – ответил великану Андрейка. – Мне надо было купить батон и молоко… и пачку маргарина… и…
Про булочку и конфеты не стоило распространяться перед первым встречным.
– Мама ждет, когда я продукты принесу. Она расстроится…
– А папа?
– Папы у нас нету. А мама болеет. А вам какая разница? Вам вообще-то все равно… Можете смеяться сколько хотите.
– Почему это мне – и «все равно»?! – прекратил хохотать великан. – Мне совсем не все равно! Я – волшебник, между прочим! Ты разве не знаешь: я всегда прихожу на помощь тем, кто потерял сто рублей. Я, конечно, не могу возместить потерю тому, кто потерял, например, миллион. Но те, кто потерял сто рублей или даже двести – это вообще моя специализация. Хоп? Понял?
– Не-а! – честно признался Андрейка. – А разве волшебники бывают?
– Мало того, что ты растеряша, так еще и не догоняешь! – Великан щелкнул Андрейку пальцем по носу. – Во-первых, волшебников кругом хоть пруд пруди. А во-вторых, сейчас я зайду в этот магазин, а потом мы с тобой отправимся на поиски волшебной сторублевки! Согласен? Пойдешь со мной в магазин?
Андрейка уже стоял на лесенке. Он во все глаза рассматривал великана с рыжеватой бородой, в черной кожаной куртке с заклепками, кожаных брюках и огромных высоких ботинках. Ему вдруг очень захотелось спросить этого великана: где он взял такие ботинки? Ведь таких не бывает! Ну просто не бывает!
Но Андрейка не успел задать рыжему великану даже четвертинку вопроса. Огромная ручища уже подталкивала его ко входу в музыкальный магазин.
Продавец аж выскочил из-за прилавка, увидев бородатого покупателя.
– Ах, а-ах! – запрыгал он вокруг. – Ох, о-ох! Чего изволите?
Великан повел могучими плечами.
– Струны для гитары, – пробасил он. – И попрочнее!
Андрейка вдруг представил, что этот великан играет на огромной гитаре, а вместо струн натягивает на нее железные канаты разной толщины.
В это время продавец наклонился над Андрейкой и потрепал его чуб.
– Какой у вас прекрасный сынишка! – глядя на великана снизу вверх, залопотал он. – И как на вас похож!
– Поменьше болтайте! – осадил его великан. – Вот эти струны возьму. Сколько?
Пока великан расплачивался, Андрейка потихоньку его рассматривал.
«Неужели я правда похож на него? – думал он. Я ведь почти не рыжий… ну, только чуть-чуть рыжеватый…»
О том, что он, Андрейка, мог бы быть сыном такого вот огромного и, видимо, доброго человека, у него даже мысли не возникало. Вернее, мелькнула мысль, но сразу же исчезла.
Просто он уже знал кое-что. Знал, что когда сильно мечтаешь о чем-то хорошем, потом бывает очень больно, если это хорошее не сбывается.
– Где ты, мой любимый и прекрасный? – повел плечищами великан, выходя из магазина.
– Вы про кого? – не понял Андрейка.
– Вот. – Великан погладил свой блестящий мотоцикл. – «Харлей».
– Вы байкер!
– Догадался наконец-то! – усмехнулся рыжебородый. – Так что тебе надо было купить на твою сторублевку? Батон?
– Молоко и пачку маргарина…
– Тогда чего стоишь? Садись! Вторым номером будешь! Сейчас потормозим с тобой до продуктового магазина.
– Как это – потормозим? – удивился Андрейка.
– Поедем, только потихоньку. Залезай!
Страшновато стало Андрейке. Но виду он не показал. Полез на заднее сиденье. Вцепился в него что есть силы.
Мотор взревел! Сердце Андрейки упало до самых пяток. Он ничего не чувствовал, ничего не видел, кроме кожаной куртки бородатого великана перед глазами. Короткий путь до продуктового магазина показался Андрейке бесконечным.
– Ну, как ты? – оглянулся байкер. Ох, и смеялись глаза бородача! – Первый раз, что ли?
– Угу, – только и мог произнести Андрейка.
Слов у него не было. Все слова куда-то улетели. Коленки дрожали даже тогда, когда они оба – он, Андрейка, и байкер – оказались в магазине.
Рыжебородый набирал себе продукты. Колбасу, сыр, масло, пиво, еще что-то. Андрейка молча наблюдал за ним и за тем, как смотрят на великана люди в магазине: и продавцы, и покупатели. Правда, редкий человек… Большой… с рыжеватой бородой… в бандане и коже… в здоровенных ботинках с какими-то железными нашлепками… и вообще…
– А теперь еще раз! Батон, литр молока, пачку масла, – перечислял великан. – Чего тебе еще? А-а… полкило колбасы, полкило сыру. Килограмм яблок, пакет пряников. Чего? Да, шоколадку. Не, не эту. Вон ту, большую. Ну, кажется, всё. Да. В два пакета. Сколько? Спасибо!
Из магазина они вышли молча.
Бородач упаковал пакеты с продуктами и скомандовал:
– Залезай! Только лучше садись впереди меня. А то мал ты еще для второго номера.
– Я же сто рублей потерял, – наконец обрел дар речи Андрейка. – А вы мне накупили на двести. Или на триста.
– Волшебники сторублевок не наблюдают, – ответил рыжебородый, садясь на мотоцикл. – Чего стоишь? Вперед!
Эх, как жаль! Жаль, что никто из мальчишек со двора не видел, как приехал Андрейка домой на мотоцикле марки «Харли-Дэвидсон»! Как привез его домой бородатый великан, почти что волшебник… Как…
– Ну, хой![1] – протянул великан для рукопожатия свою большую ладонь. – До свидания, Андрейка. Держи свой волшебный пакет.
Ух и тяжелым оказался пакет!
Мотор взревел.
– Дядя! Дядя! Подождите! – опомнился Андрейка. – Спасибо! Спасибо вам! А вы… А вас… А… А как вас зовут?
– Зовут? Ха! Ангел! Вася-Ангел! Вот как меня зовут!
– Это что, кличка такая?
– Ну, брат, ты меня обижаешь! – Вася-Ангел заглушил мотор. – Что это за слово такое поганое – «кличка»! Это, брат, имя такое!
– А разве есть такое имя – Ангел?
– Есть, конечно. Если стал байкером, нужно обязательно получить новое имя. Хоп?[2]
– Что – «хоп»?
– Понимаешь?
– Да. А почему Ангел?
– Потому. Ну ладно, слушай. Однажды, когда я только-только прикупил себе первый байк… колбасился я… – Вася-Ангел посмотрел на Андрейку и поправился: – Ехал я по шоссе… Глядь, впереди КамАЗ груженый, и несется он прямо на меня. Ну, тут я и кричу: «Поднимите меня, ангелы небесные!»
– И что? – Андрейка и верил, и не верил Васе.
– Что? Ничего. Подняли ангелы мой «харлей» и перенесли его через КамАЗ. И поставили так аккуратненько, прямо на шоссе. И сказали мне…
Тут Вася-Ангел снова завел мотор. Мотор заревел.
– Что, что они сказали? – закричал Андрейка.
– «Не будь дураком, Вася!» – вот что они сказали! Ха!
– Вася! Ангел! Ты приедешь еще?
– А ты хочешь?
– Да! Да! Ангел! Приезжай! Улица Рассветная, дом двенадцать, квартира сто десять!
Вася-Ангел махнул рукой в кожаной перчатке с отрезанными пальцами и резко рванул с места. Через секунду только сизое облачко дыма напоминало о том, что здесь только что стоял мотоцикл. Настоящий «Харли-Дэвидсон», блестящий разными железячками.
Так и не понял Андрейка, расслышал Вася-Ангел его адрес или нет.
Ох, как обрадовалась мама, когда Андрейка дотащил домой пакет с продуктами!
Мама с Андрейкой жили в небольшой двухкомнатной квартирке, на четвертом этаже пятиэтажного дома. В не новом, но и не центральном московском районе.
Мама воспитывала Андрейку одна. Мамина мама и мамин папа рано умерли, и Андрейка их помнил очень смутно. А вот своего папу Андрейка никогда не видел.
Жизнь у Андрейки с мамой протекала спокойно, пока у мамы не подкачало здоровье. Сначала маме сделали операцию, а потом ей приходилось часто и подолгу лежать в больнице. Даже если она в больнице не лежала, она все равно ездила туда на осмотры.
На шее у мамы теперь виднелся шрам после операции. Если мама выходила на улицу, она повязывала на шею маленькую косыночку.
– От нескромных глаз, – так говорила мама.
Уже год, как мама болела. Работать журналисткой, как прежде, не могла. Правда, она старалась не падать духом, при Андрейке не плакала и не жаловалась. Мама даже пыталась подрабатывать, сидя у старенького компьютера и набирая, а так же редактируя разные тексты для разных людей.
Бюджет маленького семейства состоял теперь из маминой пенсии, какого-то пособия и того, что удавалось маме заработать в промежутках между нахождением в больнице и другим лечением.
Мама-то старалась не плакать и не жаловаться, а вот соседка, тетя Вера, та не сдерживалась, когда оставалась присматривать за Андрейкой.
– Уж ты бедный-разнесчастный! – причитала она. – Что же будет с тобой? Куда пойдешь? Ведь твоей маме недолго…
– Никуда я не пойду, теть Вера! Я дома буду жить, – не соглашался с соседкой Андрейка.
– Ох, ох, ох! – вздыхала соседка.
От тети Веры и услышал Андрейка страшное слово «рак». И еще более страшные слова: «метастаз в легкие» и «Свете недолго осталось».
Это Андрейкину маму звали Света. Но Андрейка не верил, что страшные слова тетя Вера говорит о его маме.
Конечно, не мог он понять до конца, что происходит. Он жалел маму. Он думал, что еще немножко – и мама выздоровеет! Мама поправится, и они снова заживут, как раньше, – перестанут считать сторублевки, оставшиеся до маминой пенсии, будут ездить на прогулки в парк, кататься на водном велосипеде, объедаться мороженым.
Но пока…
Пакет с продуктами, купленный незнакомым бородатым байкером, очень пригодился маленькому семейству. Мама долго не могла поверить рассказу Андрейки, но, в конце концов, что ей оставалось делать? Только достать продукты из пакета и положить их в холодильник!
В тот день мама с Андрейкой устроили пусть и небольшой, но «пир на весь мир». Ели бутерброды с сыром и колбасой, пили чай с пряниками, заедали шоколадкой. Мама хотела оставить шоколадку Андрейке, но он воспротивился и сам всё разделил точно поровну.
– Вот вырасту – буду много денег зарабатывать, – говорил Андрейка. – Ты, ма, подожди чуть-чуть. У нас столько будет шоколадок – даже в шкаф не влезут!
О проекте
О подписке