Татьяна Устинова
Ждите неожиданного

Юлии Яниной с благодарностью за талант и волшебство

Итак: жирная девица в цветастом сарафане до полу – чтоб не было видно ног. Скорее всего, когда она встречает в журнале слово «эпиляция», думает, что это название модной гимнастики. Сидит в шезлонге и с упоением читает роман. Так упивается, что ничего не видит и не слышит, а теплоход вот-вот отойдёт. Можно даже на обложку не смотреть, и так понятно, что роман любовный, и там, в романе, загорелый красавец вот-вот положит мускулистую руку на «естество» героини или уже положил.

За ней нелепая старуха с ридикюлем образца девятисотых годов. Кажется, тогда такие носили – из жатой ткани, с длинной полукруглой ручкой. Ридикюль слегка трачен молью и обшит бахромой, неровно. При старухе нелепое существо, по всему видно – прислуга или нянька. Тоже как будто неровно обшитое бахромой, и, кажется, от них нафталином несёт.

Следом лысый мужик в трениках, жуткой футболке с надписями и рожами и в капитанской фуражке, с ним дружбан, точно такой же, но в тесноватой тенниске и расписных семейных труселях – наверное, думает, что так выглядят гавайские шорты. Или супруга так думает, раз нарядила его подобным образом. Эти двинули «культурно отдыхать». Как пить дать у обоих каюты третьего класса, коечки одна над другой, на нижней по супруге, под супругой – но в секрете от неё! – припасён ящик «беленькой». У каждого по ящику.

Затем дама. Даму Ксения изучила боковым зрением – чуть более пристально, чем остальных питекантропов. Дама хоть и в возрасте, но очень хороша, почти Мэрил Стрип, и одета в полном соответствии с моментом – в синие льняные брюки, коротенькую широкую матроску и маленькую шапочку, кажется, даже с вуалькой. Шапочка ей очень идёт, удивительно просто. Дама здесь, на палубе, была существом инородным, из другого мира, как и сама Ксения, и она повспоминала немного, не знакомы ли они, но ничего не вспоминалось.

Потом опереточный мужчина, тип пароходного бонвивана – белые брючата, китель в «морском духе», сандалии, обутые на носки, на шее бинокль на манер театрального. То и дело подносит бинокль к глазам, хотя пристань – вот она, перед носом, пароход не отошёл ещё! Вот спроси его сейчас, что он там хочет высмотреть, и он непременно ответит: «Хорошеньких девушек!»

Ксения прошла у него за спиной и, несмотря на свежий ветер, уловила отчётливый аромат ландыша. Бонвиван, как видно, от души поливался ландышевым одеколоном. А может, и принимал его на грудь!

В шезлонге на носу сидел молодой человек в узких клетчатых брюках, при бороде и роговых очках. Он что-то быстро набирал на планшете – явно постил в блоге свои впечатления об отплытии теплохода.

Ксения вздохнула.

…Так, а где же тот? Ради кого и затевалась её поездка, ради кого она согласилась на десятидневные мучения? Его она так и не увидела. Где он может быть?..

Навстречу попался ещё один персонаж, и тут уж пришлось поздороваться.

Звали его Саша Дуайт, при этом имя Саша произносилось с ударением на последнем слоге. Он был полусветский тусовщик, то ли радиоведущий, то ли дизайнер, то ли шляпник, а скорее всего прилипала из тех, кто пользует богатых старух, а потом потихоньку тратит их денежки. Как правило, таким, как Саша, много не перепадает, на Комо не хватает, вот они и путешествуют на пароходе по Волге в обществе сирых, убогих и нищих.

Ужасно, что они здесь встретились. Он теперь всем раззвонит, что сама – сама! – Ксения Новицкая проводит досуг на теплоходе «Александр Блок»!

Ксения ещё раз вздохнула, намеренно споткнулась о ноги блогера, чтоб он поднял голову, узнал её, пришёл в изумление, попросил автограф – это бы её утешило немного.

Блогер подтянул конечности, почесал лодыжку, пробормотал:

– Прошу прощения!..

А головы так и не поднял, урод!

Она ушла на другой борт – специально, чтобы не смотреть, как пароход будет отчаливать, как станут махать с пристани, и уроды на палубе тоже замашут, как будто уплывают на вечные века; чтобы не видеть, как поднимают трап, как матросы вытаскивают из грязной воды мокрые серые канаты.

Теплоход загудел густым басом, заработали под днищем винты, палуба завибрировала, грянул марш «Прощание славянки», и сразу задуло, как будто ветер налетел, тень отступила, солнце залило палубу. Ксения подставила лицо солнцу и ветру и прикрыла глаза.

Психотерапевт – номер один, лучший из рублёвских, – велел ей «переменить обстановку», «изменить среду обитания», «стать на время другой». Этот идиот уверял, что вернётся она «обновлённой»! Господи, она сойдёт на первой же остановке, или как это называется? На причале?.. Она сойдёт там, где этому самому теплоходу приспичит остановиться, вызовет шофёра и вернётся в Москву.

Правда, у неё здесь работа, и она её выполнит.

В конце концов за работу ей платят, а времена сейчас нелёгкие.

Когда Речной вокзал стал удаляться и провожающих уже было не различить, Наташа отошла от борта и сунула под мышку книжку, которую бросила в шезлонг, чтобы не пропустить момент, когда теплоход станет отчаливать, и, подобрав юбку, стала подниматься на свою – верхнюю – палубу.

Ах, как ей нравится момент, когда пароход отходит от пристани! Как начинает щипать в глазах, когда оркестр гремит «Прощание славянки»! Она всегда грудью наваливается на борт и машет, машет – её никто не провожает, но она всё равно наваливается и машет!.. Каким прекрасным представляется будущее путешествие, хотя она плавала каждый год и знала все шлюзы, все излучины и повороты реки, все остановки, которые почему-то называются «стоянками»! Как прекрасно поздним вечером стоять на носу, ожидая входа в первый шлюз, где уже теснятся лодки и другие теплоходы, не такие огромные и шикарные, как «Александр Блок»! Для первого шлюза у неё даже припасена специальная войлочная курточка – на реке всегда холодно по вечерам, а эта голубая курточка с вытканными белыми узорами символизирует плавание, летний вечер на реке и именно первый шлюз!..

В этот раз у неё каюта-люкс, стоящая бешеных денег, и курточка уже пристроена в шкаф за полированные дверцы. Наташе нравилось представлять себе, как она там висит и провисит ещё целых десять дней – долго, почти целую жизнь!.. Сегодня первый день, он не считается, путешествие ещё даже не началось.

Наташа вздохнула от счастья, скинула розовые сандалии и с наслаждением встала на разогретую палубу. Какая радость эта тёплая палуба, солнце по правому борту, ровный стук винтов, содрогание машины где-то в глубинах судна, белоснежные шторы «салона», которые треплет ветер, официанты в белых перчатках, накрывавшие к обеду, неторопливые пассажиры, фланирующие мимо, разговоры, которые уносит ветер. Завтра она проснётся, выглянет в окно, увидит реку, небо, зелёные берега, жёлтые песчаные кручи, и Москва окажется далёким и призрачным воспоминанием и останется воспоминанием целых десять дней – вечность!..

Наташа засмеялась, зажмурилась и немного походила по палубе туда-сюда. Босым ногам было щекотно и приятно.

Здесь, наверху, всего четыре каюты и народу немного. Пассажиры ещё не освоились, не всякий решится подняться сюда, в зону «люкс». Наташина каюта была номер один, и тётка, выдававшая пассажирам ключи, посмотрела на неё с уважением. Ещё бы! Каюта номер один!

Наташа точно знала, что это её последнее путешествие, но решение было принято. Она поплывёт, и именно в каюте-люкс, именно на самом шикарном теплоходе.

Не думать. Думать и задавать себе вопросы – запрещено. Все эти десять дней, а они ещё, считай, не начались! Она и не станет. Она будет отдыхать и наслаждаться рекой, просторами, покоем и роскошью – в последний раз.

Она положила книжку в шезлонг, запустила руку в волосы – у неё были буйные кудри почти до плеч, и она всё никак не могла привести их в какое-нибудь соответствие с модной причёской, они не приводились, – и как следует, всеми десятью пальцами, несколько раз сильно их дёрнула. Дед говорил, что голову непременно нужно «массировать», тогда к ней приливает кровь и уходят все ненужные мысли!

– Что вы делаете?..

Наташа оглянулась.

Сказочно красивая женщина в морском костюме смотрела на неё с доброжелательным любопытством. На кого-то она была похожа, но Наташа не могла сообразить, на кого именно.

Наташа помотала головой, чтобы кудри немного улеглись, и осведомилась:

– А что?..

Женщина склонила голову набок и протянула руку:

– Я ваша соседка. Я видела, как вы выходили из своей каюты перед отплытием. Вы живёте в первой, да? А я во второй.

– Вот здорово! – восхитилась Наташа. Ей хотелось всем восхищаться.

– Меня зовут Наталья Павловна. И мне любопытно, зачем вы выдираете себе волосы. А биться головой о стены не собираетесь?..

– Да нет, – стала объяснять Наташа, – я не выдираю! Это такой массаж! Меня дед научил! Когда приходят дурные мысли, нужно несколько раз с силой дёрнуть себя за волосы, и мысли уйдут!

Наталья Павловна улыбнулась.

– Какие же у вас могут быть дурные мысли?..

Но Наташа не собиралась ни с кем ими делиться.

Она не станет думать – все десять дней, они ещё даже не начались, а значит, не скоро закончатся!

– Я люблю ходить босиком, – сказала она ни к селу ни к городу. – И именно по палубе!.. Это так приятно! Вы не пробовали?

– Как вас зовут?

– Тоже Наталья! Наташа.

Наталья Павловна подумала немного, стянула белые босоножки, подошла и оперлась локтями о высокий борт.

– Я буду называть вас Ташей, – заявила она. – Если вы не возражаете.

Новоиспечённая Таша не возражала. Её никто никогда так не называл.

– Я первый раз на теплоходе, – продолжала красавица. – И мне пока всё нравится. А вам?..

– Ну что вы, я каждый год! Мой дед так любил теплоходы! Для него это был лучший отпуск. Как только пароход отчаливал, он сразу же запирался в каюте и писал до возвращения. Выходил только посмотреть на шлюзы. Он очень любил шлюзы.

Наталья Павловна не задала ни одного вопроса, после которого пришлось бы снова драть себя за волосы, – где сейчас дед, с кем Наташа путешествует на этот раз. Наталья Павловна сказала только, что стоять босиком на палубе одно удовольствие.

– А сейчас будет обед! – сообщила Таша, которую просто распирало от восторга. – Первый обед на теплоходе – это пир горой, потом таких обедов они уже не закатывают! Видите, в салоне накрывают? Почему-то это называется салон! По вечерам там играет рояль и поют разные певцы, и разговаривать трудно, а в обед никто не поёт, и очень вкусно! Вы пойдёте?

– Ну конечно. Я же новичок, мне всё хочется попробовать. Это вы опытный речной волк!

Мимо них быстро прошла высоченная, очень худая и очень стильная девушка. Она была на таких каблуках, что её покачивало в разные стороны, и она то и дело хваталась за поручни.

Девушка дошла до каюты номер три, оглянулась на них, помедлила и вошла.

Наталья Павловна, закрыв глаза и запрокинув голову, подставила лицо солнцу.

– Я её откуда-то знаю, – сказала Таша про девушку. – Совершенно точно знаю!

– Конечно, знаете, – не открывая глаз, пробормотала Наталья Павловна. – И я знаю. Её все знают. Это Ксения Новицкая.

– Ведущая?!

– Она специалист широкого профиля, – пояснила Наталья Павловна серьёзно. – Она и ведущая, и писательница, и блогер, и, кажется, ещё и кулинар!.. Печенье без глютена, неужели не слышали?

Таша пожала плечами.

– Так она его рекламирует. Помните?.. Ну, она встаёт на весы, потом открывает коробочку, берёт печенье, съедает его, облизывается. В это время за ней подглядывает молодой юноша, он облизывается тоже. Потом она опять встаёт на весы, и стрелка показывает, что она похудела. – Наталья Павловна повернулась, оперлась локтями о борт и стала рассматривать Ташу. – Съела печенье и похудела. Кажется, в рекламе есть ещё кошка, она тоже облизывается. И тоже худеет!

– Понятно, – пробормотала Таша. Такое рассматривание ей отчего-то не понравилось. – Я пойду. Встретимся за обедом, да?

Наталья Павловна кивнула и проводила её глазами.

Девочка явно не тянула на каюту-люкс, да ещё номер один, но чем-то ей понравилась. То ли буйными кудрями, то ли историей про деда. Наталья Павловна не собиралась заводить никаких пароходных знакомств – после сезона ей требовалось прийти в себя и именно в таком месте, где никто не станет её искать. Да и сама идея путешествия по реке показалась ей заманчивой – что-то в этом было как будто из Викторианской эпохи, а Наталья Павловна как раз раздумывала над этой самой эпохой.

Она ещё постояла немного, потом подобрала босоножки и отправилась в свою каюту.

Она путешествовала не одна, спутник её, вероятно, уже заждался.

Как только она скрылась и дверь каюты тихонько, приятно клацнула, на палубе вновь появилась Ксения.

Она вышла, недолго посмотрела на воду – ничего хорошего, обыкновенная буро-зелёная вода, – скривилась и пожала плечами.

Её разбирало любопытство. Книжка толстой дуры так и осталась лежать в шезлонге, Ксении хотелось посмотреть название – проверить наблюдение. Она была очень наблюдательна, это известно всем подписчикам её блога.

Она ещё немного постояла, потом опустилась в соседнее кресло, скрестила точёные ноги и немного полюбовалась собственными щиколотками. В правильно подобранной обуви щиколотки тоже казались точёными. Она переставила ноги, ещё полюбовалась и подцепила книжку.

… Ну? Загорелый герой уже ощупал хорошенько трепещущее «естество» героини?..

«Евгений Шварц» – было написано на зелёной затасканной обложке, «Пьесы». Лениздат, 1959 год.

Ксения швырнула книжку обратно, поднялась, пошла, стараясь балансировать, то и дело хватаясь руками за стены, дверь каюты захлопнулась за ней.

К обеду Наташа, ставшая на предстоящие десять дней Ташей, переоделась. У неё не было «круизной коллекции», как у её палубной знакомицы, зато были совершенно новые и очень правильно рваные джинсы и длинная тоненькая маечка, полосатенькая, похожая на матроску. Таша немного постояла перед зеркалом и накинула на плечи белый хлопчатобумажный свитер – чтобы завершить образ.

В этом последнем путешествии она будет выглядеть прекрасно! Она так долго к нему готовилась, собиралась, пересчитывала деньги, прикидывала, хватит ли на все радости.

А если на какие-нибудь не хватит, то и наплевать!..

В салоне, где было много красного дерева и позолоты, с бронзовыми фигурками и роялем, с лилиями в высоких вазах, на паркете толстый ковёр, на окнах с жарко начищенными медными рамами белоснежные шторы, оказалось накрыто несколько столов. Каждый стол украшали небольшие круглые букетики и крахмальные салфетки – остроконечными горками.

Ближе всего сидели двое – пожилая женщина в восточном бурнусе и тюрбане, очень яркая, а с ней рядом молодая, в цветастой кофточке, очень блёклая. За ними ещё один стол был занят бородатым и очкастым молодым человеком – он не поднимал головы от планшета и вообще по сторонам не смотрел. Таша быстро оглядела его, и он ей вдруг понравился. У него было славное лицо – ей так показалось, – и чему-то в планшете он иронично улыбался. Улыбка Таше понравилась тоже. У самого окна сидел человек неопределённого возраста в белых брюках и синем пиджаке, когда Таша вошла, он поднялся, сделал движение, словно щёлкнул каблуками, подошёл к ней и поклонился.

– Владислав! – представился он и поцеловал Таше ручку. От него сильно пахло ландышем и, кажется, ещё спиртным.

– Наташа. – Она тихонько высвободила руку из его пальцев, он отпускать её как будто не собирался и всё время пристально и доброжелательно смотрел ей в глаза. – Можно Таша.

– Какая прелесть, – восхитился Владислав. – Мне нравится всё старинное: вещи, имена. Тата, Ляля, Таша. Они очень уютно звучат. Не правда ли?

Он говорил, как будто из роли, и Таше стало смешно. Она огляделась по сторонам в поисках своего столика.

– Вы из какой каюты? – озаботился Владислав.

– Из первой.

– О! Тогда разрешите проводить вас к вашему месту. Оно самое лучшее!..

И он сделал локоть кренделем.

Таша взяла его под локоть, и по неслышному ковру они прошли к столику. Отсюда на самом деле открывался самый лучший вид на реку.

Таша уселась, сняла со сверкающей тарелки горку из накрахмаленной салфетки, вздохнула от счастья и стала смотреть на реку.

– Принеси мне воду, Лена, – негромко говорила старуха, – только не из холодильника, а ту, которую Коля поставил в шкаф. А боржоми возьми холодный.

– У них, наверное, здесь есть боржоми, – шелестела в ответ Лена.

– Я понятия не имею, что они налили в бутылки! Может быть, воду из реки! А у нас самый настоящий боржоми, ты прекрасно это знаешь.

– Хорошо, Розалия Карловна.

Владислав всё топтался возле Ташиного столика. Видимо, отдавал дань номеру один!..

– Вы путешествуете со спутником? Или мне разрешается присесть?

Тут уж Таша слегка засмеялась и сделала приглашающий жест, но ничего из этого не вышло.

– Прошу прощения, – сказали рядом насмешливо, – но это наше место, и мы его никому не отдадим!

Напротив Таши усаживалась Наталья Павловна. На этот раз на ней был белый льняной сарафан, на плечи накинута павловопосадская шаль с кистями, завязанная спереди громадным узлом. А на руках у неё трепыхался… невиданный зверь.

Таша поначалу не поняла кто: то ли хорёк, то ли крупная белка, то ли странной породы кошка.

Владислав вновь сделал попытку щёлкнуть каблуками сандалий – он и щёлкнул бы, если бы на сандалиях были каблуки! – и поддержал стул Натальи Павловны, хотя та уже села.

Представился и поклонился.

Наталья Павловна кивнула и, словно отпустив Владислава, который тем не менее никуда не ушёл, повернулась к Таше.

– Мы сидим вместе, – сказала она. – За одним столиком! Вы же не против, Таша? Познакомьтесь, это Веллингтон Герцог Первый.

Таша смотрела во все глаза.

Невиданный зверь оказался не крысой и не белкой, а собакой. Таша видела таких в журнале.

Про герцога первого она, честно сказать, ничего не поняла.

– Его так зовут – Веллингтон Герцог Первый, – пояснила Наталья Павловна. – Вы знаете, кто такой Веллингтон? О, это великий человек, полководец! В Индии воевал, разбил Жозефа Бонапарта, брата Наполеона, Мадрид взял. Но главное – Ватерлоо. Он победил Наполеона в битве при Ватерлоо! За что получил титул не просто герцога, а Герцога Первого! Так что мы никаких сокращений от имени не признаём. Иногда только самым близким позволено обращаться «милорд». Ну, или «ваша светлость». Между прочим, порода называется пражский крысарик!..

…Понятно было, что всё это игра – и в герцога, и в светлость, и в собаку-крысарика. Такие собаки существуют только для того, чтобы в них играть, – но ни игра, ни собака не понравились Таше. Она посмотрела Наталье Павловне в лицо и отвела глаза.

Веллингтон Герцог Первый перебирал лапками по белоснежному льняному сарафану хозяйки, косил влажным оленьим глазом, прижимал уши и время от времени скалил мелкие белые зубы.

– Какая прелесть, – сказал Владислав фальшиво, – какое очаровательное существо!

Он был несколько уязвлён тем, что сказочной красоты дама с собачкой так и не представилась, но сдаваться не собирался.

Он потянулся к собачке с намерением сделать ей «козу» или пощекотать шейку, но дрожащее существо вдруг зарычало, выкатило глаза, поджало крысиный хвост, несколько раз тявкнуло отвратительно писклявым голосом и попыталось схватить Владислава за палец.

– Нет-нет, не нужно трогать, его светлость этого не любит! – развлекаясь, сказала Наталья Павловна, а старуха в тюрбане вытянула шею и посмотрела. – Он у нас голубых кровей. К нему нельзя прикасаться, как и к английской королеве.

– Милая, – громко сказала старуха, и все разом на неё оглянулись. Даже бородач поднял голову от своего планшета.

– Милая, вы предполагаете, что животное будет с нами кушать?

– Вы ко мне обращаетесь? – после небольшой паузы осведомилась Наталья Павловна.

– К вам, милая, к вам.